Ифигения.
Предисловие

Ифигения

(пер И.Я.Шафаренко и В.Е.Шора)

Предисловие^[148]

Едва ли есть сюжет, более любезный поэтам, чем принесение в жертву Ифигении. Но по поводу отдельных весьма существенных обстоятельств этого жертвоприношения поэты расходятся во взглядах. Одни, как например Эсхил в «Агамемноне»^[149], Софокл в «Электре»^[150], а вслед за ними Лукреций^[151], Гораций и многие другие, настаивают^[152], что кровь дочери Агамемнона Ифигении пролилась на самом деле и что она умерла в Авлиде. В этом легко убедиться - достаточно прочесть в начале первой книги Лукреция:

И у Эсхила Клитемнестра говорит^[154], что ее муж Агамемнон, недавно умерший, встретит в преисподней дочь свою Ифигению, которую некогда принес в жертву.

Другие поэты, напротив, уверяют, что Диана, пожалев юную царевну, похитила ее в ту самую минуту, когда жертвоприношение должно было совершиться, и перенесла в Тавриду, а на месте Ифигении оставила лань или какое-то другое животное. Такой версии придерживались и Еврипид, и Овидий, включивший этот сюжет в свои «Метаморфозы»^[155].

Существует и третья версия предания об Ифигении, не менее древняя, чем обе предыдущие. Многие авторы и среди них Стесихор^[156], один из древнейших и наиболее известных лирических поэтов, вполне допускали, что некая царевна, носившая имя Ифигении, действительно была принесена в жертву, но считали, что это была другая Ифигения, дочь Елены и Тесея. Елена - утверждают они - не осмеливалась признать ее своей дочерью, так как боялась сознаться Менелаю в том, что до него состояла в тайном браке с Тесеем^[157]. Павсаний^[158] («Коринф», с. 125) приводит слова поэтов, придерживавшихся такого мнения, и называет их имена, а сверх того добавляет, что в Аргосе так думали все.

И, наконец, отец поэтов Гомер был настолько далек от мысли, что Ифигения, дочь Агамемнона, была принесена в жертву в Авлиде или перенесена в Скифию, что в девятой книге «Илиады»^[159], где описываются события, происходившие через десять лет после появления греков у стен Трои, повествует, как Агамемнон выражает Ахиллу желание выдать за него дочь свою Ифигению и сообщает ему, что она осталась дома, в Микенах.

Я привел здесь все эти столь разноречивые мнения и, в частности, эпизод, рассказанный Павсанием, потому, что именно ему я обязан удачной находкой - образом Эрифилы^[160]: без него я никогда бы не взялся за мою трагедию. Можно ли даже помыслить, чтобы я осквернил сцену чудовищным убийством столь добродетельной и прелестной юной особы, какой следовало изобразить Ифигению. И можно ли предположить, чтобы я довел пиесу до развязки лишь с помощью «богини из машины»^[161], посредством чудесного превращения, которому, пожалуй, поверили бы во времена Еврипида, но которое в наше время показалось бы совершенно бессмысленным и неправдоподобным^[162].

толкнуть соперницу, она безусловно заслуживает наказания, но при этом все же вызывает известное сочувствие. Таким образом, развитие действия пиесы заложено уже в самой ее завязке, и достаточно было первого представления, чтобы понять, какое удовольствие я доставил зрителям, спасая в конце пиесы добродетельную царевну, судьба которой волновала их на всем ее протяжении, - и спасая ее не с помощью чуда, в которое они никогда бы не поверили, а совсем иным путем.

Имеет свое основание и мотив похода Ахилла на остров Лесбос, который он завоевал и с которого привозит Эрифилу перед тем, как появиться в Авлиде. Эвфорион Халкидский^[163], поэт, хорошо известный древним и с почтением упоминаемый Вергилием (Эклога X.) и Квинтилианом, («Об образовании оратора», кн. X.) рассказывает об этом походе Ахилла. В одной из своих поэм, как указывает Парфений^[164], он говорит, что Ахилл осуществил завоевание острова Лесбос^[165] до того, как присоединился к греческому войску, и что там он даже встретил некую царевну, которая воспылала к нему любовью.

Вот те главные отклонения от скупого рассказа Еврипида, которые я себе позволил. Что же касается страстей, то здесь я старался следовать ему самым строгим образом. Я признаю, что обязан Еврипиду многими местами в моей трагедии, заслужившими одобрение публики, и признаю это тем охотнее, что ее похвалы лишь укрепили меня в почтительном восхищении древними авторами. По тому, какое впечатление производило на нашем театре все, что я позаимствовал у Гомера или у Еврипида, я с удовольствием убедился, что здравый смысл и разум одни и те же во все времена. Вкус Парижа оказался схож со вкусом Афин: моих зрителей волновало то же самое, что некогда вызывало слезы у самых ученых греков и заставляло их говорить, что среди всех поэтов Еврипид - самый трагический, "τραγικώτατος", то есть что он удивительно умеет вызывать страх и сострадание - главные эффекты, на которых зиждится трагедия.

«Алкесты»^[166]. Здесь идет речь отнюдь не об «Алкесте», но я в самом деле слишком многим обязан Еврипиду, чтобы не проявить хоть некоторую заботу о его памяти и чтобы упустить случай примирить его с этими господами^[167]. Я убежден, что поэт представляется им таким безнравственным лишь потому, что они плохо прочли произведение, за которое строго его осуждают. Чтобы доказать, что у меня есть основание так говорить, я выбрал самое важное из их возражений. Я говорю «самое важное», ибо они повторяют его на каждой странице, даже не подозревая, что и оно может быть оспорено в свою очередь.

В «Алкесте» Еврипида есть одна чудесная сцена, где умирающая Алкеста, чувствуя, что жизнь из нее уходит, обращает к мужу прощальные слова. Адмет, в слезах, умоляет ее собрать все силы и не сдаваться. Алкеста, перед глазами которой уже стоит смерть, говорит так:

Мне бы хотелось лучше выразить в этих стихах прелесть, которою они полны в оригинале, но смысл их все же передан точно. И вот как наши господа поняли это место. К несчастью, им в руки попало одно злополучное издание Еврипида, где издатель в латинском тексте забыл проставить сбоку "Al.", означающее, что здесь начинается речь Алкесты. Рядом со следующей строчкой стоит "Ad.", показывающее, что далее ей отвечает Адмет. Именно из-за этого недоразумения нашим критикам и пришла в голову более чем странная идея - они вложили в уста Адмета и те слова, которые Алкеста обращает к мужу, и те, которые она слышит из уст Харона, и на этом основании предположили, что Адмет, хотя он находится в полном здравии, «уже видит Харона, явившегося за ним»; таким образом, в то время, как на самом деле в этом пассаже Еврипида Харон нетерпеливо торопит Алкесту и требует, чтобы она не медлила и шла к нему, эти господа поняли текст так, будто там испуганный Адмет уговаривает Алкесту умереть поскорее, боясь, что в противном случае Харон вместо жены схватит его самого. По их словам, "... он увещевает ее быть мужественной, не проявлять трусости и умереть добровольно и прерывает прощальную речь жены, чтобы поторопить ее умереть". Их послушать, так Адмет недалек от того, чтобы самому ей в этом помочь! А такие чувства им кажутся чрезвычайно грубыми и низменными; это и естественно - нет человека, который в подобном случае не возмутился бы! Непонятно только, как они могли приписать такое Еврипиду! В действительности, даже если бы другие издания, где это злополучное "Al." стоит на своем месте, не обличали злосчастного издателя, введшего публику в заблуждение, уже следующих стихов и речей, которые произносит Адмет в этой сцене, более чем достаточно, чтобы не дать читателям впасть в столь нелепую ошибку, ибо там Адмет, и в мыслях не держа ускорить смерть Алкесты, восклицает, что «все смерти вместе были бы для него менее мучительны, чем видеть жену в таком состоянии». Он умоляет Алкесту взять его с собой, ибо не сможет жить, если она умрет: вся жизнь его в ней, и он существует лишь для нее.

Не более удачливы наши критики и в других своих возражениях. Так, например, они говорят, что Еврипид изобразил двух престарелых супругов, что Адмет - старый муж, а Алкеста - царица уже в возрасте. Но Еврипид позаботился о том, чтобы опровергнуть их предположения, - для этого довольно одного стиха, где хор говорит, что Алкеста совсем молодой, в расцвете сил, умирает за своего молодого супруга.

пассаже, где автор описывает умирающую Алкесту и рядом с ней двоих маленьких детей, «с плачем цепляющихся за ее платье», - детей, которых она поочередно берет на руки и целует?

Все остальные замечания критиков столь же основательны. Но я думаю, что и приведенных мною достаточно для того, чтобы защитить Еврипида от их нападок. Я советую господам критикам с меньшей легкостью осуждать произведения древних авторов: такой человек, как Еврипид, право, заслуживает, чтобы его хотя бы изучили, прежде чем предавать проклятью. Не мешало бы им вспомнить мудрые слова Квинтилиана: "Следует быть чрезвычайно осмотрительным и сдержанным в оценке произведений великих людей из боязни, как бы нам не случилось, что нередко бывает, осудить то, чего мы просто не поняли; а если уж доведется впасть в какую-то крайность, то меньший грех - восхищаться в их писаниях всем подряд, чем хулить в них многое"^[168], - "Modeste tamen et circumspecto judicio de tantis viris pronuntiandum est, ne, quod plerisque accidit, damnent quae non intellagunt. Ac si necesse est in alteram errare partem, omnia eorum legentibus placere quam multa displicere maiuerim".

Примечания

148

Трагедия была впервые представлена 18 августа 1674 г. в Версале на придворном празднестве по случаю завоевания Франш-Конте. Парижская публика увидела ее на сцене Бургундского отеля в конце декабря того же года. Пьеса имела огромный успех, свидетельствовавший, в частности, об укрепившейся репутации Расина как первого драматурга Франции. Однако и на этот раз не было недостатка в критических выпадах. Первое издание вышло в начале 1675 г. Несколько месяцев спустя, в мае того же года, труппа Мольера поставила другую «Ифигению» - Леклерка и Кора. Расин, всегда ревниво относившийся ко всякого рода конкуренции, сумел добиться если не запрещения, то во всяком случае отсрочки этой постановки, которая, судя по свидетельствам современников, должна была состояться раньше: к маю его «Ифигения», многократно сыгранная труппой Бургундского отеля, уже не могла рассчитывать на постоянный приток публики. Не довольствуясь этим, Расин откликнулся на пьесу своих соперников язвительной эпиграммой:

В России «Ифигения» была впервые представлена 6 мая 1815 г. в переводе М. Лобанова с Екатериной Семеновой в роли Клитемнестры.

«Ифигенией Авлидской» Еврипида, которая послужила ее основным источником (отдельные отступления в трактовке сюжета Расин оговаривает в предисловии). Наряду с этим встречаются отдельные реминисценции из «Илиады» и некоторых других античных произведений. Важнейшие из них отмечены в примечаниях. Из французских авторов наиболее значительным предшественником Расина в обработке этого сюжета был Жан Ротру («Ифигения в Авлиде», 1640).

149

...Эсхил в «Агамемноне»... - «Агамемнон» - первая часть трилогии Эсхила (525-465 гг. до н. э.) «Орестея». Имеются в виду ст. 194-235, в которых хор вспоминает о жертвоприношении Ифигении.

150

...Софокл в «Электре»... - В этой трагедии Софокла (496-406 гг. до н. э.) рассказывается о мести детей Агамемнона Электры и Ореста их матери Клитемнестре за убийство отца. В ст. 531-550 Клитемнестра пытается оправдать свое преступление тем, что Агамемнон принес в жертву их старшую дочь Ифигению.

151

Лукреций - Тит Лукреций Кар (ок. 98-55 гг. до н. э.), римский поэт и философ-материалист, автор философской поэмы «О природе вещей». Расин цитирует ниже ст. 85-87.

152

...Гораций... настаивают... - В III Сатире второй книги, ст. 199-200.

153

"Было в Авлиде ведь так, что жертвенник Тривии девы Ифианассниой был осквернен неповинною кровью, Пролитой греков вождями..."(лат.; пер. Ф. Петровского) - Форму Ифианасса (вместо Ифигения) Лукреций употребляет вслед за Гомером.

154

...у Эсхила Клитемнестра говорит... - «Агамемнон», ст. 1527-1530.

155

...и Овидий... в свои «Метаморфозы». - Овидий Назон (43 г. до н. э. - 18 г. н. э.), римский поэт. В поэме «Метаморфозы» дает свод мифологических сюжетов, объединенных темой «превращений». Упоминаемое место содержится в кн. XII, ст. 29-34.

156

Стесихор - греческий поэт (VI в. до н. э.), уроженец Сицилии, автор полуэпических-полулирических произведений на мифологические темы. Расин опирается здесь не на первоисточник, а на свидетельство Павсания (см. примеч. 10),

157

...в тайном браке с Тесеем. - Эту же версию приводит и Плутарх Расин вновь упоминает об этом мотиве в «Федре» (I, 1).

158

"Описания Эллады в 10 книгах", содержащего множество сведений по географии, истории, археологии искусству и мифологии. Упоминаемое место находится во II кн., гл. XXII. Расин в своем примечании указывает страницу по кн.: Πανσανίου ιης ‛Ελλαθος περιήγησις hoc est Pausaniae accurate Graeciae Hanoviae, Apud haeredes C. Marnii, 1613.

159

...в девятой книге «Илиады»... - См. ст. 141-147.

160

...образом Эрифилы... - У Павсания Расин нашел упоминание о дочери Елены и Тесея, имя он выбрал произвольно из репертуара древнегреческих имен.

161

...с помощью «богини из машины»... - Термин deus ex machina («бог из машины») обозначает в античной поэтике драмы неожиданную, не мотивированную сюжетным развитием развязку по воле внезапно спускающегося с неба божества. Во времена Расина подобные развязки, не соответствующие рационалистическому пониманию правдоподобия, считались принадлежностью «развлекательных» жанров - оперы и трагикомедии.

162

...в наше время показалось бы совершенно бессмысленным и неправдоподобным. - Намек на предостережение Горация в «Науке поэзии», ст. 188, и характерная для поэтики французского классицизма попытка рационалистически переосмыслить античные сюжеты с точки зрения современных понятий о правдоподобии.

163

164

Парфений - имеется в виду Парфений Никейский (I в. до н. в.), греческий поэт эллинистической эпохи, подражавший Эвфориону.

165

«Илиаде», кн. IX, ст. 271.

166

...столь великому поэту по поводу его «Алкесты». - На сюжет трагедии Еврипида «Алкеста» была написана пользовавшаяся большим успехом опера Ж.-В. Люлли (1674, текст Филиппа Кино). Весь этот отрывок направлен не только непосредственно против «конкурентов» - Люлли и Кино, но и против растущего в 60-70-е годы увлечения оперой, которую Расин считал «низшим», поверхностным и чисто развлекательным жанром. Знаменательно, что в отличие от прежних предисловий, в основном направленных на защиту своих пьес от критики, Расин здесь уделяет значительное место защите Еврипида и постановке более общего вопроса о приоритете древних.

167

...с этими господами. - Имеется в виду Пьер Перро, старший брат знаменитого сказочника Шарля Перро, выпустивший в 1675 г. "Критику оперы, или Анализ трагедии, озаглавленной «Алкеста»".

168

"Следует быть... в них многое". - Расин цитирует трактат древнеримского теоретика ораторского искусства Марка Фабия Квинтилиана (35-96) «Об образовании оратора», кн. X, гл. 1, 26.