Рыжик.
Буря в листве

Буря в листве

Давно уже Рыжик задумчиво следит за самым верхним листком высокого тополя.

Рыжик ни о чем не думает и ждет, чтобы он пошевельнулся. Листок кажется оторванным от дерева и живет точно сам по себе, своей, не зависимой от ветки, свободной жизнью.

Каждый день с первым и последним солнечным лучом он покрывается легкой позолотой.

С полудня - скорее пятно, чем лист, - он сохраняет мертвенную неподвижность;Рыжику становится не по себе, и он начинает уже выходить из терпенья, когда наконец листок, там, наверху, подает какой-то знак.

Находящийся под ним соседний листок тотчас делает тот же знак. Вслед за ним этот знак повторяют и другие листья, сообщая его своим соседям, которые в свою очередь быстро передают его дальше.

И знаю этот - тревожный сигнал, так как на горизонте показывается край огромной темной камилавки.

Вот уже по тополю пробегает дрожь. Он силится пошевельнуться, сбросить тяжелые, тяготящие его пласты воздуха.

Его тревога передается буку, дубу, каштанам, и все деревья в саду знаками предупреждают друг друга, что там, в небе, камилавка с каждым мигом разрастается, продвигая вперед свой четко очерченный темный край.

Сначала деревья шевелят тоненькими своими ветвями и заставляют умолкнуть сидящих на них птиц - черного дрозда, из горла которого вылетала круглая, как горошинка, нота, и горлицу с расписной грудкой, нежное воркование которой только что волнами разносилось по саду, и несносную сороку с длинным хвостом.

Потом для устрашения врага деревья приводят в движение свои большие щупальцы.

А багровая камилавка продолжает медленное свое наступление.

Мало-помалу она заволакивает все небо. Она оттесняет лазурь, затыкает все отверстия, откуда мог бы проникнуть воздух: хочет, чтобы Рыжик задохся. Минутами чудится, что она изнемогает от собственной тяжести и вот-вот свалится на деревню, но она останавливается у шпиля колокольни - верно, боится разодраться об ее острие.

Вот уже она совсем близко, и всюду, без всякого другого повода, начинается настоящая паника, подымается со всех сторон ропот.

Деревья склоняются друг к другу, смешиваются темные взвихренные громады листвы, в глубине которой Рыжику мерещатся гнезда, наполненные птенцами, - широко раскрыты их круглые глаза и разинуты белые клювы. Верхушки деревьев ныряют куда-то и снова подымаются, как голова внезапно разбуженного человека. Листья улетают целыми стаями и тотчас же, напуганные, укрощенные, возвращаются обратно и пытаются вновь прицепиться к ветке.

Вздыхают тоненькие листья акации, стонут листья ободранной березы, свистят листья каштана и плещутся вьющиеся кирказоны, преследуя друг друга на стене.

Немного ниже красная смородина истекает кровавыми, а черная смородина - чернильными каплями.

А совсем внизу хлопает своими ослиными ушами капуста, словно она охмелела, и бьются друг о друга набухшие семенами головки переросшего лука. Почему это? Что же с ними случилось? Что все это означает? Нет ни грома, ни града, ни молнии, ни капли дождя. Грозовая тьма там, наверху, эта безмолвная ночь среди бела дня - вот что сводит их всех с ума, вот что ужасает Рыжика.

Теперь камилавка уже вся развернулась под лучами скрытого солнца.

чувствует, как она тисками сжимает ему голову. Он закрывает глаза, и она тесной повязкой мучительно сдавливает ему веки. Он затыкает уши пальцами. Но грянувшая наконец грозa врывается в него со всеми своими воплями и вихрями.

Она подхватывает его сердце, как обрывок бумаги на мостовой.

Она треплет, мнет, вертит, стискивает его.

И вскоре в груди Рыжика вместо сердца остается только маленький комочек.