Автор: | Ренар Ж., год: 1894 |
Категории: | Повесть, Детская литература |
Собственные взгляды
У камина, в котором горит пень с корявыми корнями, засиделись мосье Лепик, старший брат Феликс, сестра Эрнестина и Рыжик.
Четыре стула покачиваются на передних ножках.
Идет спор, и Рыжик в отсутствие мадам Лепик развивает собственные взгляды.
- Для меня, - говорит он, - семейные узы ровно ничего не значат! Например, ты знаешь, как я тебя люблю, папа. А люблю я тебя не потому, что ты мне отец: я тебя.ноблю потому, что ты мне друг. В самом деле, в том, что п.! мне отец, нет никакой заслуги, но твою дружбу я рассматриваю как большую милость, которую ты великодушно мне даруешь, хотя совсем не обязан.
- А! - отвечает мосье Лепик.
- Ну, а меня, меня как ты любишь? - спрашивают старший брат Феликс и сестра Эрнестина.
- Тут то же самое, - отвечает Рыжик. - Случай сделал вас моими братом и сестрой. Почему бы мне быть благодарным вам за это? Кто виноват в том, что мы все трое - Лепики? Вы не могли бы этому помешать. Бессмысленно было бы мне чувствовать к вам признательность за невольное родство. Я могу только поблагодарить тебя, брат, за покровительство, а тебя, сестра, за все твои заботы обо мне.
- Сделай одолжение!--говорит старший брат Феликс.
- И откуда только у тебя берутся все эти дикие мысли? - говорит сестра Эрнестина.
- И то, что я говорю, - добавляет Рыжик, - я обобщаю самым широким образом. Я избегаю касаться личностей, но если бы мама была тут, я то же повторил бы при ней.
- Ты не повторил бы этого два раза! - говорит старшин брат Феликс.
- Что же дурного ты находишь в моих словах? - говорит Рыжик. - Не искажайте только мою мысль! Я совсем не бессердечен и люблю вас куда больше, чем вам кажется. Но любовь эта, вместо того чтобы быть пошлой, порожденной инстинктом и старой привычкой, вполне сознательна и логична. Да, да, логична!.. Вот то определение, которое я искал!
- Когда ты наконец излечишься от мании употреблять слова, смысла которых ты не понимаешь, - поднимаясь с места, говорит мосье Лепик, - и от страсти поучать других. В твоем возрасте это не годится. Если б я при покойном вашем дедушке посмел произнести хоть четверть того вздора, который несешь ты, он пинком или затрещиной скорехонько доказал бы мне, что я всего-навсего его сын.
- Надо же разговаривать, чтобы как-нибудь провести время, - уже с некоторым беспокойством говорит Рыжик.
- А еще лучше--молчать! - отвечает мосье Лепик, со свечой в руке направляясь в спальню.
Он удаляется. Вслед за ним уходит старший брат Феликс.
- До приятного свидания, старый приятель! - говорит он Рыжику.
Затем поднимается Эрнестина.
Рыжик, совершенно сбитый с толку, остается один.
Вчера еще мосье Лепик советовал ему поучиться думать...
- "Говорят", "говорят"!.. Кто это говорит? - разглагольствовал вчера мосье Лепик. - "Говорят" - это нечто безличное. Ты слишком уж усердно повторяешь то, что слышишь от других. Постарайся хоть немножко думать самостоятельно. Высказывай собственные свои взгляды. Даже если бы для начала у тебя был собственный взгляд хотя бы только на один предмет!
После дурного приема, оказанного первому же его самостоятельному суждению,Рыжик засыпает золой горячие угли, придвигает стулья к стене, отвешивает стенным часам поклон и отправляется к себе в каморку, куда выходит лестница подвала и которую называют поэтому подвальной комнатой. Летом в ней прохладно и приятно. Дичь может храниться здесь в течение целой недели. Там лежит убитый на последней охоте заяц; кровь из его ноздрей каплет на тарелку. Стоят там корзины, наполненные зерном для кур, и Рыжику никогда не надоедает разгребать его, запустив в корзину до самого локтя голую pуку.
ботинки.
Но в этот вечер Рыжику совсем не страшно. Он не заглядывает украдкой под кровать, не страшат его ни луна, ни тени, ни колодец, вырытый в саду, как раз под его окном, словно нарочно для того, чтобы ему захотелось броситься в него.
Ему, может быть, стало бы страшно, если бы только он подумал о страхе, но он не думает о нем. Разувшись, он даже забывает ступать на одних только пятках, чтобы не так было холодно ногам на каменных плитах.
И, лежа в постели, уставившись глазами в стену, где отсыревшая штукатурка пошла пузырями, он продолжает развивать свои собственные взгляды, именуемые так потому, что их полагается держать при себе.