| Автор: | Рид Т. М. |
| Категории: | Роман, Приключения |
Всадник без головы
Глава XXXIII. Мучительное открытие
Как случилось, что кузен Луизы Пойндекстер бодрствовал в такой поздний час ночи или, вернее, в такой ранний час утра? Был ли он предупрежден об этом свидании или же у него просто возникли подозрения, которые заставили его выйти из спальни и пойти проверить, все ли благополучно в саду?
Другими словами, случайно ли он заметил влюбленных или действовал по заранее обдуманному плану?
Справедливо первое - чистая случайность или, вернее, случайность вместе с лунной ночью помогли отставному капитану открыть тайну, которая жгла теперь его душу адским огнем.
Стоя в полночь на асотее, куда он поднялся, сам не зная зачем, и отравляя благоухающий ароматом цереуса ночной воздух дымом своей сигары, Кассий Колхаун, по-видимому, ничем особенно не был встревожен. Раны, нанесенные ему мустангером, уже зажили; правда, мысль о поражении все еще мучила его, но горечь воспоминаний до некоторой степени смягчалась надеждой на месть.
Колхаун, как и отец Луизы, был очень доволен, что она отказалась от своих далеких прогулок верхом, - именно по его совету Пойндекстер запретил дочери ездить одной. Так же как и отец Луизы, он не подозревал, чем было вызвано ее увлечение стрельбой из лука, и смотрел на это, как на невинную забаву. Он даже стал льстить себя надеждой, что равнодушие Луизы могло быть в конце концов притворством с ее стороны или просто плодом ее фантазии. За последнее время она была менее резка с ним, и он уже готов был усомниться в своих ревнивых предположениях.
До сих пор у него не было никаких доказательств, что она увлечена молодым ирландцем; а так как за последнее время ничего, что вызвало бы новые подозрения, не произошло, то он решил, что это была лишь ложная тревога.
Успокоенный этими мыслями, Колхаун поднялся на асотею; он небрежно зажег сигару и курил ее с беззаботным видом, не оставлявшим сомнений, что он пришел сюда в этот поздний час без всякого дела. Возможно, что ему захотелось уйти из своей душной комнаты и подышать свежим воздухом или, быть может, полюбоваться чудесной луной, хотя такие романтические желания были не в его характере.
Как бы там ни было, он зажег сигару, оперся о парапет асотеи и стоял, повернувшись лицом к реке.
Он не встревожился, увидев всадника на противоположном берегу реки, только что выехавшего из зарослей и продолжавшего свой путь по открытой равнине. Эта дорога была ему хорошо известна. Он решил, что какой-то путник хочет воспользоваться прохладой ночи, а такая ночь могла позвать в дорогу даже самого усталого человека. Это мог быть сосед- плантатор, возвращающийся домой из поселка, где он задержался на лишний час, зайдя в бар гостиницы.
Днем, быть может, он узнал бы всадника, но при лунном свете это не удалось.
Отставной капитан машинально следил за ним взглядом, как порой, задумавшись о чем-то, следя за щепкой, уносимой волной вниз по течению.
Только когда всадник, приблизившись к роще, свернул в нее, Колхаун заинтересовался его поведением.
- Что бы это могло означать? - пробормотал он, быстро бросив окурок сигары. - Черт возьми! Он спешился! - продолжал он, когда незнакомец уже без лошади появился на опушке ближней рощи. - Направляется сюда, прямо к излучине… Спустился с обрыва, и так быстро, что, по-видимому, он хорошо знает дорогу. Неужели он думает забраться в сад?
Но как?.. Вплавь? Боюсь, что такая игра не стоит свеч. Не вор ли это?
Это была первая догадка Колхауна, но он отказался от нее почти тотчас же, как она пришла ему в голову. Правда, в испано-американских странах даже нищие ездят верхом, тем более мог себе это позволить вор.
И все же казалось маловероятным, что человек в полночь прискачет на лошади воровать фрукты или овощи.
«Но что же ему здесь нужно?»
То, что он оставил лошадь в роще, а сам пробирался к реке пешком - и очень осторожно, насколько можно было разглядеть при неверном свете луны, - заставляло сомневаться в честности его намерений и говорило скорее о каком-то злом умысле.
Что это за умысел?
Человек исчез под обрывом, и Колхаун уже не мог больше его видеть с асотеи. Заросли, окаймлявшие противоположный берег, скрыли неизвестного.
«С какой целью он там бродит?»
Отставной капитан уже в десятый раз задавал себе этот вопрос, все больше и больше тревожась, когда вдруг он услышал плеск, словно кто-то нырнул в воду. Звук был негромкий, но очень четкий.
- Всплеск весла… - пробормотал он. - Клянусь всеми святыми, он перетянул челнок и переправляется прямо в сад! Что же, наконец, ему здесь понадобилось?
Не желая больше оставаться на крыше и ломать себе голову в догадках, Колхаун решил потихоньку спуститься вниз, разбудить мужчин и пойти всем вместе на облаву.
Он уже поднял руку с парапета и собрался идти, когда до него долетел новый звук, заставивший его снова наклониться и посмотреть в сад. Этот звук совсем не был похож на удар весла и доносился не с реки. Послышался скрип не то дверных петель, не то открываемого окна. Скрип раздался внизу, почти под тем местом, где стоял Колхаун.
Когда он перегнулся через парапет, чтобы узнать, в чем дело, лицо его стало бледным, как луна, которая осветила его; сердце болезненно сжалось.
Окно было открыто в спальне его кузины Луизы. Он знал это окно. Девушка уже стояла на ступеньках лестницы, ведущей в сад, и, видимо, собиралась спуститься…
В белом, падающем свободными складками платье, с прозрачным платком на голове, она напоминала прелестную нимфу ночи, которую луна одела серебристым сиянием.
Колхаун сразу понял, что ее появление как-то связано с человеком, который переправлялся через реку.
А кем мог быть этот человек? Кем, как не Морисом-мустангером! Тайное свидание! В этом не могло быть никаких сомнений - белое платье бесшумно мелькнуло в саду и исчезло в тени деревьев на берегу.
Словно пораженный громом, Колхаун стоял на асотее в каком-то оцепенении. Только после того, как белое платье исчезло в саду и послышался тихий разговор, долетевший из-за деревьев, он пришел в себя и решил, что надо действовать.
Он уже не собирался никого будить - во всяком случае, не сейчас. Он первый должен стать свидетелем позора кузины - и тогда… и тогда…
В эту минуту он не был в состоянии строить какие-то определенные планы; и, слепо следуя своему гнусному порыву, он второпях спустился с асотеи, прошел через весь дом и вышел в сад.
Его охватила неожиданная слабость - у него даже подкашивались ноги, когда он спускался по каменной лестнице. Они продолжали дрожать и когда он спешил по дорожкам сада, и когда он, прокравшись за ствол дерева, никем не замеченный, наблюдал сцену, которая ранила его в самое сердце.
мустангера не уезжать и как, наконец, Морис убедил ее в необходимости этого отъезда.
Он был свидетелем их последнего нежного объятия, которое заставило его с раздражением топнуть ногой по гравию, отчего и замолкли в испуге цикады.
Почему в эту минуту он не бросился вперед и не положил конец мучительному для него свиданию, почему не вонзил нож в своего соперника, повергнув его безжизненным к своим ногам и к ногам его возлюбленной? Почему он не сделал этого с самого начала? Разве ему нужны были еще какие-нибудь доказательства? Не потому ли, что при свете луны он заметил, как блестел за поясом мустангера шестизарядный револьвер Кольта?
оставив влюбленных в неведении, что за ними следили.