| Автор: | Рид Т. М. |
| Категории: | Роман, Приключения |
Охотники за черепами
Глава XXII. ВТОРЖЕНИЕ В ГОРОД
Авангард перешел равнину и подошел к навагойскому ущелью с восточной стороны, часа за два до восхода солнца. Тут был сторожевой пост, состоявший из пяти навагоев. Они доверчиво подпустили к себе переодетый отряд и, оторопелые, были взяты в плен без сопротивления и без выстрела. Дело было сделано. Вскоре прибыл и главный отряд и, предшествуемый авангардом, прошел ущелье. Остановились в лесу у реки для отдыха.
В долине царила полная тишина, луна освещала спящий город. Две-три черные тени стояли у реки, Генрих узнал в них сторожей, приставленных к пленникам. Стало быть, они, бедняги, еще живы и не подозревают, конечно, что помощь и освобождение так близки.
Атаку отложили до утра. Дело было потруднее, чем в первый раз: теперь для защиты города было шестьсот воинов, и битва грозила быть кровопролитною. Сэгин, со своей стороны, был почти уверен в победе, он трепетал только при мысли, что навагой из мести умертвят во время нападения всех своих белых пленных. Они поймут, что главная щель нападения - освобождение пленных, и из жестокости назло перебьют их. Предположение очень вероятное. Утешительно только то, что все пленные находятся в одном месте, в храме, и с ними Царица тайн.
Решено было, что с первым проблеском утренней зари отряд переодетых охотников с пойманным Генрихом подскачет прямо к храму и овладеет им. Этим будет отрезан доступ к пленным. По сигналу Сэгина или, в случае сопротивления, по первому выстрелу вся армия ворвется в город.
Заря, так нетерпеливо ожидаемая Генрихом и Сэгином, наконец занялась…
Едва молочно-кварцевые горы покрылись румянцем, как передовой отряд поскакал к городу. Генрих, будто бы связанный, ехал между двух делаваров.
Подъезжая к жилищам, они увидели нескольких навагоев на террасах, те, приняв их за своих, вернувшихся с удачной погони, стали перебегать от одного дома в другой и сзывали народ, по улицам раздавались радостные восклицания. Отряд, избегая улиц, стороной пробирался к храму.
Добравшись до него, все двадцать человек соскочили с лошадей и бросились к лестницам. На террасах храма уже стояли женщины и с любопытством смотрели на это шествие. Сэгин узнал между ними Адель; он схватил ее и запер в одну из внутренних комнат. Минуту спустя госпожа Сэгин и Зоя были в объятиях капитана; Генриху достался поцелуй от невестиной матери, а сама она счастливо улыбалась ему сквозь обильные слезы. Другие пленницы были тут же. Не теряя времени на рассуждения, Сэгин всех их запер и к дверям приставил людей с револьверами в руках. Все это совершилось очень быстро. Вдруг дикий крик, раздавшийся снизу, дал знать, что хитрость их открыта. Вопли ярости и отчаяния раздавались повсюду. Воины со всех сторон стекались к храму, засвистели стрелы, но вот среди шума и гама раздался призывный сигнал рожка.
Армия выступила из леса и галопом понеслась к городу, тут она разделилась на три отряда, чтобы произвести нападение с двух сторон. Несмотря на град стрел, поразивший немало народу, охотники ворвались в улицы, и тут началась ожесточенная борьба. Сражались во всех концах города. Отряд, предводительствуемый Эль-Солем и Севрэном, направился к храму. Убедившись, что пленницы в безопасности, охотники спешились и бросились в дома, выбивая оттуда защищавших их воинов; терраса каждого дома делалась местом ожесточенной схватки. Женщины с распущенными волосами и дикими воплями бегали по улицам или укрывались в лесу. Испуганные лошади кидались из одной улицы в другую и, волоча ремни и повода, скакали в поле. Те, которые были заперты, ржали, бились и вырывались на волю, проломив плетни и загородки. Всюду было невообразимое смятение.
Генрих был только немым зрителем этой кровавой драмы. Он охранял дверь, за которой находились пленницы. С его возвышенного поста ему видны были все подробности битвы. Много людей падало с той и другой стороны, так как навагой защищались отчаянно. Генрих, однако, не сомневался в исходе борьбы: у белых слишком много накопилось обид, воспоминания о которых удваивали их храбрость. На их стороне был и перевес в оружии, так как длинные индейские пики, столь опасные в открытом поле, при данной обстановке, в тесноте, теряли свои преимущества.
В то время, как взоры Генриха скользили с одного дома на другой, он увидел на террасе соседнего дома страшную сцену, поглотившую все его внимание.
Двое сцепились на крыше в ожесточенной борьбе не на живот, а на смерть. Это были Дакома и Эль-Соль. Генрих узнал их по одежде. У навагоя была пика, у марикопы - ружье, прикладом которого он действовал, как дубиной. В ту минуту, когда Генрих взглянул на них, Дакома отступил на шаг, направил пику и, прежде чем Эль-Соль успел отпарировать удар, вонзил ее ему в плечо. Генрих вскрикнул, он ждал, что друг его тотчас падет мертвым. Но каково же было его изумление, когда он увидел, что Эль-Соль, невзирая на торчащую в плече пику, с поднятым томагавком бросился на Дакому, раздробил ему голову и поверг к своим ногам, но тут же и сам с пикой в плече упал на труп врага. Через несколько мгновений он с большим усилием приподнялся, высвободил пику и, наклонясь через перила, закричал ослабевшим, но все-таки торжествующим голосом:
- Сюда, Луна! Смотри, я отомстил за смерть нашей матери!
Генрих видел, как девушка поднялась на крышу, вслед за нею Гарей, как тот взял на руки раненого марикопу, потерявшего сознание от последнего сделанного усилия. Рубе, Севрэн и еще некоторые подоспели на помощь и осмотрели раненого. Генрих не смел покинуть пост, ему вверенный; он следил с тревогой за осмотром раненого, за выражением лиц своих друзей. Благодаря Бога, марикопа ранен хотя и тяжело, но не смертельно. Это утешительное известие принес Севрэн своему брату…
Сражение кончилось. Оставшиеся в живых навагой бежали в лес.
Цель похода достигнута: большое число пленных, которых родные считали давно погибшими, освобождены. Ясно, что после такого урока навагой надолго потеряют охоту к набегам. На другой день, на восходе солнца, армия прошла ущелье и направилась к снежным горам.
Этот переход по степи вознаградил Генриха за все перенесенные труды. Он выполнил задачу, на него возложенную, исполнил данный обет и заслужил руку Зои. Он неустанно оберегал свою невесту, несмотря на подшучивания Севрэна, который говорил, что Генриху обошлось довольно дорого излечение от мизантропии, и спрашивал, не чувствует ли он опять приступов этой болезни.
Воспоминание о недавних опасностях и лишениях возвышало ценность наступившего благополучия, которым так заслуженно наслаждался теперь молодой человек. Он отходил от Зои разве только для того, чтобы взглянуть на Эль-Соля, которого несли на носилках, несмотря на упорно выражаемое им желание ехать на лошади. И каждый раз Генрих видел по обеим сторонам носилок Луну и Гарея. Эль-Соль быстро поправлялся. Страдания от раны не уменьшили его обычной прозорливости, и он отлично подметил однажды улыбку Генриха, когда тот смотрел на Луну и Гарея в то время, как они усердно хлопотали около носилок марикопы.
- Отчего бы и нет? - сказал Эль-Соль, как бы в ответ на невысказанную мысль Генриха. - Не лучше ли нам слиться с белыми, чем враждовать с ними? Любовь не выше ли ненависти? Людские племена разве не сестры по природе и не созданы для того, чтобы восполнять друг друга? Или вы скажете мне, что это рассуждение краснокожего?..
Генрих взял Эль-Соля за руки и, крепко пожимая их, выразил ему при этом удобном случае всю любовь и уважение, которые он питал к нему.
Луна и Гарей отошли между тем в сторону. Марикопа, сконфуженный похвалами Генриха, продолжал:
- Сестра моя во многих отношениях совершенная дикарка, но у нее благородная душа, и я очень рад, что она наконец оценила преданность и любовь этого славного юноши, который любит ее уже два года. Что касается меня, то я только наполовину индеец и не могу уже предводительствовать своим племенем, не могу жить с ним. И вот сестра, с помощью моих советов, возьмет в руки власть, и я уверен, что муж ее, такой храбрый и великодушный, как Гарей, скоро будет принят марикопами в свою среду и сделается их вождем.
- А вы, Эль-Соль, - в Генрихе заговорил счастливый жених, готовый всякого женить, - вы сами отчего не последуете примеру Луны? Вы также можете применить на практике вашу теорию слияния племен. Не одна бледнолицая охотно сделается вашею женою.
Марикопа вздохнул и при этом невольно взглянул в ту сторону, где была палатка Сэгина…
На пятый день подошли к злосчастному оврагу Дель-Оро, прошли мимо старых копей, где в кровопролитной схватке был взят в плен Генрих и были убиты многие товарищи. Тут остановились для погребения останков доктора Рихтера, Годэ и других охотников, убитых в хижине, в которой происходили мирные переговоры. Госпожа Сэгин и Зоя пролили немало слез над могилой своего старого друга.
Несколько дней спустя армия торжественно вступала в город Эль-Пазо. Все население города высыпало навстречу победителям с радостными приветствиями. Немногие шли только из одного любопытства, большая часть была лично заинтересована. Женщины встречали отцов, братьев и мужей, благополучно вернувшихся из опасного и трудного похода.
На следующий день Сэгин собрался уже ехать к себе домой, в Дель-Норте. Он узнал, что усадьба его уцелела, так как навагой, испугавшись ополчения, не успели ни ограбить, ни поджечь построек и ограничились тем, что увели двух пленниц. Сэгин увозил к себе Севрэна и Генриха; Эль-Соль, само собой, ехал туда же до полного своего выздоровления, с ним сестра его Луна. Сэгин понимал, что для полного удовлетворения всех надо пригласить и молодого Гарея, что он и сделал очень охотно.
Сначала Эль-Соль из скромности отказывался от приглашения, но в конце концов должен был уступить настояниям и просьбам капитана. Старшая дочь Сэгина по-прежнему пребывала в суровом молчании. Все время пути она упорно отталкивала ласки матери и сестры и только к одной Луне выказывала некоторое расположение. С ней она могла говорить на том языке, который все еще считала своим родным. Уверенность ее в индейском своем происхождении была, вероятно, также причиной дружелюбного ее отношения к Эль-Солю. Она часто помогала Луне в уходе за раненым братом и все убеждала их вернуться на родину, увезти ее от этих бледнолицых, которые обманом хотят выманить у нее любовь. Напрасно Луна тратила свое красноречие, уверяя Адель, что Сэгин действительно ее отец. Только через Луну знали родные о печальном настроении бедной девушки. Поэтому Сэгин просил, чтобы марикопы побыли у него в доме некоторое время ради старшей его дочери.
Спустя неделю по возвращении наших друзей в Дель-Норте все собрались на террасе дома. Генрих и Зоя, счастливые, довольные, приходили и уходили, казалось, все им улыбалось, и прежде всего счастливое их будущее. Сэгин, сложив руки на груди, с низко опущенной головой ходил по террасе взад и вперед, невеселые думы омрачали его чело.
Госпожа Сэгин, с лицом, отуманенным грустью, глядела на свою старшую дочь, которая продолжала дичиться ее, как и всех. Адель не носила уже индейского костюма, но, видимо, тяготилась надетым на нее городским платьем, в припадке детской дикой злобы она мяла юбки, рвала кружева и вообще выказывала полное отвращение к новому костюму. Прижавшись в углу террасы на полу, она глядела вдаль - на снежные вершины Мимбрских гор, заграждавших выход из долины. Там, за этими горами, была ее родина… она была в этом уверена.
Изредка, когда Луна подходила к ней и дружески клала ей руку на плечо, Адель поднимала на нее глаза, полные слез. Если с нею подходил и Эль-Соль, поддерживаемый сестрой, Адель краснела. Марикопа, верный обычаям своего племени, редко заговаривал с девушкой, и если обращался к ней, то почти всегда со словами:
- Какое горе вы причиняете любящим вас! Зачем вы избегаете их?
Девушка, не убежденная, но как бы покоренная этими словами, вставала, подходила к госпоже Сэгин, садилась у ее ног и, обращая свой грустный взор к Эль-Солю, спрашивала его:
- Довольно вы мной?
Севрэн видел эту необыкновенную покорность Адели, видел, какое влияние имеет на нее Эль-Соль. Он подошел к Сэгину, продолжавшему свою монотонную прогулку, и сообщил ему о своих наблюдениях.
- Ну что ж, дай Бог, - отвечал тот. - Я буду счастлив, если, благодаря Эль-Солю, возвращу себе любовь моей дочери. Да и могу ли я желать для Адели, выросшей в чуждой нам среде, лучшего мужа, чем Эль-Соль? Если они полюбят друг друга, то можно будет сказать, что он, индеец по рождению, а она - по воспитанию, как бы предназначены друг для друга. Ведь никто другой не отнесется так снисходительно к странностям бедной девушки, никто с большим рвением не займется ее образованием, никто не пожелает так искренно, как он, возвратить нам потерянную дочь… Но в ту минуту, как вы заговорили со мной, я обдумывал еще одну попытку. Меня ужасно тяготит настоящее положение. Останьтесь тут и наблюдайте за Аделью. Я боюсь увлечься надеждой на успех, а вы это дело лучше и беспристрастнее рассудите.
Генрих, Эль-Соль, Зоя и Луна окружили музыкантшу и смотрели на Адель, сидевшую у ее ног. Что касается Сэгина, то его волнение было так сильно и мучительно, что он закрыл лицо руками, чтобы скрыть его от окружавших.
При первых звуках музыки Адель вздрогнула, удивленные глаза ее переходили с инструмента на госпожу Сэгин, она слушала, как очарованная, и, не двигаясь, смотрела каким-то блуждающим взором.
- Адель, - сказал Сэгин жене, - спой ту песню, которою ты усыпляла ее в детстве. Ты, конечно, помнишь: ведь она так часто просила тебя спеть ей эту песню.
С искусством настоящей артистки госпожа Сэгин несколькими аккордами перешла с веселого темпа танца к томной мелодии колыбельной песни, и Генрих услышал испанскую кантилену «Мать и дочь»:
Вдруг пение это прервал пронзительный крик. Адель поднялась на ноги и, вся дрожа, напряженно вглядывалась в госпожу Сэгин. Минуту спустя она бросилась к ней на шею со словами:
- Мама! Мама!
Трудно описать происшедшую затем сцену: то были рыдания и слезы, слезы счастья, конечно, и объятия… Адель перестала быть Царицей тайн, воспоминания детства, как струны давно заброшенного инструмента, до которого давно не дотрагивались, проснулись и заиграли в ее душе. Она обнимала отца, для него это была высшая награда за жизнь, посвященную поискам пропавшей дочери. Она любила теперь и сестру и ее жениха.
- Я выздоровел и полагаю, что завтра же могу пуститься в путь. Луна здесь тоже более не нужна.
- Разве она соскучилась у нас?
- Нет, - ответила Луна, - это не я, а он хочет уйти, а между тем…
- Да, останьтесь, - сказала госпожа Сэгин, - и у нас поучитесь надеяться. Может быть, вам, Эль-Соль, не придется искать жену себе так долго, как мы искали дочь.
Эль-Соль с благодарностью поцеловал руку госпожи Сэгин. А вскоре затем осуществились и мечты Эль-Соля о слиянии краснокожего племени с бледнолицым - мечты, которыми он делился когда-то с Генрихом.