Переселенцы Трансвааля.
Глава XXII. Остров Мейстьи

Переселенцы Трансвааля

Глава XXII. ОСТРОВ МЕЙСТЬИ

Совет буров решил остановиться на острове для охоты на гиппопотамов и не уходить до тех пор, пока не останется ни одного из этих животных, составлявших настоящий клад для таких практичных людей, как переселенцы.

Охота продолжалась целый месяц. Остров, получивший название острова Мейстьи, в честь второй дочери Клааса Ринвальда, понемногу лишился всех своих прежних обитателей.

Большой навес, сплетенный из ветвей тростника, был снизу доверху набит клыками гиппопотамов. Масса шкур обращалась темнокожими в разные изделия. Между прочим, из них изготовлялись и пресловутые жамбоки, о которых мы уже имели случай говорить ранее.

Сало солилось и клалось в бочки. Буры очень любят сало гиппопотамов, приготовленное каким-то особенным способом, и приправляют им большинство своих блюд. Студень, выделываемый из ног «морской коровы», тоже составляет у них не последнее блюдо.

Провизии опять набралось на долгое время, чуть не на целый год, а за клыки можно было выручить целое состояние, которого хватило бы на полное устройство всей колонии.

Понятно, что переселенцы не знали, как благодарить Бога за такое благодеяние.

Наконец, когда последний гиппопотам был убит (некоторые, очень немногие, спаслись бегством), баас напомнил, что, того и гляди, наступит дождливое время, которое может испортить все дело.

- Пора, пора отправляться в путь, - говорил он в начале пятой недели пребывания на острове. Мейстьи. - Мы и то слишком долго засиделись здесь.

- Мы еще с солением мяса не совсем кончили, - сказала его жена. - Необходимо обождать дня два. Авось успеем добраться заблаговременно до Порт-Наталя. Туда недалеко отсюда. Некоторые из наших слуг бывали в этих местах и говорят, что теперь до конца этой реки близехонько.

- Ну, хорошо, хорошо, - соглашался ван Дорн. - Подождем. Долго ждали, а два дня уж куда ни шло.

Через два дня принялись нагружать все на плот. Но так как груза прибавилось очень много, то погрузка продолжалась целый день, и покончили с ней только к ночи. Пришлось ждать утра, чтобы вывести плот на середину реки и продолжать путешествие.

- Эх, плохо мы сделали, что так замешкались! - проговорил Карл де Моор, глядя на мрачное ночное небо. - Мне почему-то думается, что хорошей погоде конец.

И действительно, утром все небо было обложено темными свинцовыми тучами, и вдали слышались раскаты грома.

А когда хотели сняться с якоря, началась страшная буря, сопровождавшаяся сильной грозой. Молнии сверкали, и оглушительные раскаты грома безостановочно следовали один за другим. Казалось, что все небо в огне и что тысячи несущихся по нему огненных колесниц производят этот страшный беспрерывный грохот… Буря свистела, стонала, выла, угрожая снести и плот, и людей, и сам остров, на котором ютились переселенцы.

К счастью, она продолжалась недолго, но за нею последовал страшный ливень, низвергавший на землю целые потоки воды.

Европейцы, никогда не видавшие тропических дождей, не могут иметь о них никакого понятия. Достаточно сказать, что тропический ливень дает воды в час больше, нежели европейский дождь в целую неделю.

Этот ливень шел в течение пяти с половиною дней. Он прекращался только по ночам, но эти ночи были так темны, что не было возможности ничего видеть даже на расстоянии двух шагов.

Конечно, во все это время путешественники не выходили из своих шалашей на острове.

Ян ван Дорн сильно досадовал на себя за то, что, поддавшись страсти к добыче, упустил хорошую погоду. Положим, дождь не мог продолжаться вечно, но переселенцы могли заболеть лихорадкой, а это было бы худшее из всего ими испытанного.

но чувствовали себя вполне здоровыми и бодрыми.

Утро седьмого дня было пояснее предыдущих. Свинцовые тучи заменились однообразной тонкой сероватой пеленой, сквозь которую по временам порывались даже пробиться лучи солнца.

Баас, Карл де Моор и Смуц на общем совете решили, что необходимо немедленно сняться с якоря. Может быть, погода разгуляется на несколько дней, а этим следует воспользоваться.

Пол-острова было залито водою. Пришлось пробираться к плоту чуть не вплавь. Женщин и детей снесли на руках.

Хорошо, что догадались крепко привязать плот канатами, иначе бы его, несмотря на два якоря, сорвало и снесло. Тогда переселенцам пришлось бы проститься не только со всеми их радужными мечтами и надеждами, но, пожалуй, и с самою жизнью!

- Лимпопо сильно вздулась, - сказал баас. - Еще день такого ливня - и нас затопило бы.

На плоту все, что не было прикрыто просмоленной парусиной, размокло, но это не особенно пугало путешественников. Они хорошо знали, что стоит показаться солнцу - ив несколько часов все снова будет сухо.

Как только готтентоты и кафры перенесли на плот последнюю вещь из шалашей, баас приказал поднять якоря.

- Прощай, Мейстья! - крикнули Пит и Людвиг, махая шляпами.

- Ну, этот островишко не заслуживает такого прекрасного имени, - заметил Андрэ. - Мы ему доверились от всей души и чуть было не погибли на нем… Я убежден, что барышня Мейстья никогда не будет такой предательницей.

- Да разве остров виноват, что Лимпопо вышла из берегов? - возразил Пит. - Этот остров дал нам целое богатство - вот о чем следует помнить и не поминать его лихом. Я нахожу, что он вполне заслуживает данного ему имени. Вместо того чтобы подвергать этот остров напрасным порицаниям, я нахожу, что следует проститься с ним как можно задушевнее, и предлагаю крикнуть ему на прощание «ура»… Да здравствует остров Мейстьи! Уррааа!..

Все единодушно подхватили этот крик, далеко разнесшийся потом по реке…

С этой минуты плавание продолжалось без всяких препятствий и приключений. Плыли теперь уже безостановочно, чтобы достичь Порт-Наталя до возобновления дождей. Во избежание всяких случайностей ночью раскладывался на очаге громадный костер, и на обеих сторонах плота ставились надежные часовые.

Через пять дней, в течение которых небо хотя и хмурилось, но не разражалось ни дождем, ни грозою, путешественники достигли устья Лимпопо. Здесь уже труднее было пробираться между множеством подводных камней, но благодаря такому искусному лоцману, каким оказался Карл де Моор, плот прошел везде благополучно.

Переселенцы теперь глядели весело. Опасностей более не предвиделось, особенных затруднений и лишений тоже не предстояло, Все это осталось позади и предано было полному забвению.

Надежда на Бога не изменила честным, мужественным бурам, поддержав их в трудные минуты многообразных испытаний.

Вот, наконец, переселенцы прибыли в залив Гоа.

Лауренс не ошибся: здесь действительно был небольшой порт, и в нем, к изумлению путешественников, стоял на якоре какой-то трехмачтовый корабль.

- Вот удача-то нам! - воскликнула Катринка, весело хлопая в ладоши, когда заметила белые паруса.

- Погоди еще радоваться, - сказал Ян ван Дорн. - Может быть, это судно идет на север. Тогда мы им не можем воспользоваться.

Но корабль, как оказалось по справкам, шел именно в Порт-Наталь. Капитан корабля охотно принял к себе на борт переселенцев, сразу поняв, что это не какие-нибудь искатели приключений, а состоятельные люди, имеющие возможность хорошо заплатить.

Когда же он увидел громадную массу ценных гиппопотамовых клыков, тот стал относиться к бурам прямо уже с уважением.

Но едва корабль вступил в гавань Порт-Наталя, они сейчас же узнали там такую важную и приятную новость, что сразу изменили свой план. Оказалось, что во время их странствования по пустыне трансваальцы восстали против своих поработителей-англичан, и совершилось то, что в английской истории известно под названием восстания в Трансваале, а в летописях голландской колонии носит название борьбы за освобождение.

Эти честные и храбрые патриоты приобрели себе свободу слишком дорогой ценой - ценой собственной крови и жизни многих из своих близких. Тяжелы были для них дни при Ленеке и Шпиц-Копе, но зато они возвратили себе драгоценнейший из даров человека - свободу, и это вознаградило их за все понесенные ими потери.

Ввиду этой благоприятной вести наши эмигранты единодушно решили возвратиться назад на родину, покинутую ими лишь из нежелания подчиняться ненавистному игу англичан.

Добровольное изгнание их из родной земли не имело теперь смысла.

Одно только смущало честных буров: это то, что они усомнились в стойкости своих соотечественников и покинули их как раз в ту минуту, когда те подняли священное знамя борьбы за свободу. Следовало бы присоединиться к ним, а не бежать так малодушно, подобно трусам…

Но ошибка была уже сделана, и исправить ее не представлялось возможности. Буры, как мы уже говорили, не любили предаваться бесплодным терзаниям. Что сделано, того не воротишь.

Окончив продажу добычи, давшую довольно значительную сумму, баас собрал вокруг себя всю свою колонию и сказал:

- Дорогие друзья мои! Мы вместе с вашими слугами подвергались опасностям, вместе с ними переносили всевозможные лишения и боролись с различного рода препятствиями. Теперь настала пора расстаться с ними. Я хочу на прощание поблагодарить их за добрую службу и за доверие, которое они оказывали нам во всех случаях. Я не слыхал от них ни ропота, ни упреков, а видел только их усердие и добросовестное исполнение их обязанностей. Вполне ценю это и решил вознаградить их по заслугам.

С этими словами он подозвал к себе темнокожих, почти ничего не понявших из его речи, и раздал им каждому по горсти блестящих золотых монет. Нужно было видеть, какой радостью засияли лица темнокожих, от роду не имевших у себя в руках такой суммы. С глубокой благодарностью они приняли эту действительно щедрую плату из рук любимого начальника.

Прощание белых со своими темнокожими спутниками было самое трогательное.

- Теперь позвольте мне замолвить словечко за наших молодых охотников, - продолжал Ян ван Дорн. - Они доказали, несмотря на свою молодость, что на них можно положиться. Оконченное нами странствование и борьба со всевозможными препятствиями и страшными опасностями вполне, мне кажется, убедили нас, что они достойны славного имени буров. Из общей нашей добычи на их долю причитается такая сумма, которая навсегда обеспечивает им полную независимость, если они будут работать так, как работали мы, старики… Я уверен, что они и в этом отношении пойдут по нашим стопам и научат тому же и своих детей. Я убежден в этом, потому что не заметил в них ни малейшей черты, которая давала бы повод бояться за будущее… Вам известно, что для того, чтобы быть полноправным гражданином, по нашим понятиям, необходимо обзавестись семьей. Во время пути сюда я заметил, что наши дети уже выбрали себе спутников жизни. Пусть будет так. Только при свободном выборе и может быть истинное счастье. Я разрешаю Питу жениться на Катринке, Андрэ взять себе в жены Мейстью, а Людвигу назначаю руку моей старшей дочери Рихии, если, конечно, родители молодых людей не будут иметь ничего против этого.

В порыве благодарности и искренней, неподдельной радости молодые люди бросились на шею доброго и проницательного бааса, одним разом сумевшего осчастливить всех.

Один Лауренс де Моор стоял, грустно опустив голову.

Но вот баас заговорил снова:

- Если моя младшая дочь Анни не слишком неприятна Лауренсу и его отец, мой уважаемый друг Карл де Моор, не будет иметь ничего против, то я желал бы видеть и их мужем и женою. У нас, значит, будет сразу четыре свадьбы. Вот попируем-то! - с улыбкою добавил он, потирая руки.

Лауренс поднял голову и со слезами бросился в объятия отца.

Карл де Моор влажными глазами несколько секунд глядел на Яна ван Дорна.

… но…

… Успокойтесь. Не нужно так волноваться. Значит, вы согласны?.. Лауренс, обними меня!

И благородный человек крепко прижал к сердцу сына своего бывшего врага.

- О, ван Дорн, ван Дорн! - воскликнул Карл де Моор. - Позвольте мне хоть теперь рассказать…

- Нет, не позволю, дорогой друг! - шутливо-строгим тоном перебил ван Дорн.

Далеко-далеко разнесся по окрестностям Порт-Наталя этот единодушный и искренний крик переселенцев.