Гаспар Гаучо.
Глава XV. Найденный след

Гаспар Гаучо

Глава XV. НАЙДЕННЫЙ СЛЕД

В продолжение нескольких секунд господствовало глубокое молчание; каждый из путешественников, наклонившись к земле, разглядывал следы; наконец голос молодого парагвайца первый нарушил тишину.

- Я так и знал! - произнес он, как будто нашел объяснение тайны или доказательство своего сомнения.

- В чем дело, Циприано? - спросил Людвиг, который был недалеко от него.

- Вот следы лошади Франчески!

- Ты в этом уверен?

- О да! Я узнал бы их из тысячи других!

- Ваша правда, - сказал гаучо, взглянув на указанное место, - нет сомнения, это отпечаток копыт пони сеньориты Франчески.

- А вот еще кое-что! - воскликнул вновь Циприано, глаза которого загорелись огнем. - Посмотрите-ка!

И он поднял конец ленты, запачканной грязью и лошадиными копытами. Циприано сразу узнал эту ленту, которую Франческа носила на голове; это был обрывок банта, которым она завязывала концы своих длинных кос.

- А? Что вы на это скажете? - снова заговорил он задыхающимся от ярости голосом. - О, Матерь Божья! Я этого и ожидал. Все, что я тебе говорил, Людвиг, оказывается, правда!

Этот внезапный взрыв гнева вызван был в Циприано обрывком красного пера, поднятым им в луже. В пере еще виднелось отверстие - след иголки, которой пришивалось это украшение к одежде индейца. По всей вероятности, обрывок принадлежал плащу из перьев индейского предводителя и оторвался во время бури.

Циприано знал еще больше. Ему был известен владелец плаща, и он отлично помнил, что видел такой плащ на плечах Аг-вары, поэтому в нем ни на минуту не оставалось сомнения, что перо принадлежало не кому иному, как вождю товасов. Итак, его предчувствие оправдалось. Его спутникам оставалось только поверить подозрению, высказанному им еще в начале путешествия.

Теперь не только Циприано, но и Людвиг убедился, что они открыли виновника ужасного преступления.

Людвиг, веривший до этой минуты в преданность Нарагуаны его отцу, был положительно уничтожен этим доказательством измены старого вождя или его сына, что, в сущности, было одинаково.

- Да, - сказал Циприано, - двойное преступление, совершенное ими, ужасно; просто не верится этому, а между тем это именно так. Бог не оставит этого преступления без наказания. А теперь на коней! Мы не должны отдыхать ни минуты, пока не настигнем их и не воздадим им должного по закону справедливости.

- Да, едем, - воскликнул Людвиг в свою очередь, - нечего терять время!

Напрасно Гаспар говорил им, что если верно предположение Циприано и молодой вождь действительно намерен сделать Франческу своей женой, то ей не грозит ни малейшей опасности до тех пор, пока не будут выполнены все необходимые в таких случаях обряды, которые требуют довольно продолжительного времени. Но слова верного гаучо не могли успокоить молодых людей.

вызвавшие убийство Хальбергера.

Поступок молодого вождя товасов совершенно ясен: он похитил бледнолицую девушку, желая сделать ее царицей своего племени. Без сомнения, он был свидетелем убийства отца той, которая должна была сделаться его женой, но прямого участия в выполнении этого злодеяния он не принимал. Виновником был ехавший рядом с Агварой бледнолицый, вооруженный копьем, острие которого еще хранило на себе следы недавнего преступления.

Индейцы звали его «проводником», настоящее же его имя было Рубино Вальдец. Он тоже был парагваец по рождению. Для объяснения его отношений к индейцам и мотивов, почему он совершил это преступление, нам нужно вернуться к тому времени, когда натуралист под покровом ночи бежал от козней парагвайского диктатора. Свидание, происходившее тогда между Франсиа и его приверженцем Рубино Вальдецем, объяснит всю эту историю.

Дело происходило приблизительно неделю спустя после бегства Хальбергера из Асунсьона.

- Ваше превосходительство приказали мне явиться к вам, - сказал Вальдец, - я жду ваших приказаний.

- Нужно немедленно отправиться на поиски беглеца. Я говорю о Людвиге Хальбергере. Могу ли я рассчитывать на вас, что вы найдете способ захватить непокорного?

- С разрешения вашего превосходительства, я постараюсь исполнить это поручение, но свет велик, и я думаю, что настичь его будет нелегко.

- Это уж дело ваше, Вальдец!

- Если только я буду в силах довести это дело до конца.

- Пять тысяч пиастров сделают все возможным для такого умного человека, как вы, Вальдец.

- Я готов ехать, ваше превосходительство, и, если уж говорить правду, не одна награда, обещанная вами, заставляет меня согласиться. У меня есть еще другая причина с особенным удовольствием повиноваться вашим приказаниям, но, когда я настигну беглеца…

- Вы хотите знать мои намерения относительно этого человека?

- Совершенно так, ваше превосходительство, я не сделаю ни больше, ни меньше того, что вы прикажете.

С минуту Франсиа хранил молчание, точно ему необходимо было обдумать свой ответ.

- Когда вы настигнете беглеца, - проговорил он наконец, - вы известите меня и тотчас же получите часть обещанной вам награды. Если же вы приведете его живым, получите всю сумму сполна. Если вам не удастся привести его живым, привезите мне его голову, уши, руку, - одним словом, что-нибудь, чтобы доказать мне, что его нет уже больше в живых; и когда в моих руках будут эти неоспоримые доказательства того, что мои приказания были в точности исполнены вами, вы немедленно получите всю сумму. Но слушайте, Рубино Вальдец, Хальбергер убежал не один. Я удвою сумму, если с немецким ученым вы привезете и женщину, увезенную им, которую он похитил вопреки законам нашей страны; закон требует, чтобы она вернулась опять на свою территорию, и надо во что бы то ни стало исполнить требование закона.

За время своего тиранического правления Гаспар Франсиа никогда еще не жаждал так мести, как в этот раз, когда жертва так неожиданно ускользнула из его рук. Привыкший встречать повсюду только одну рабскую покорность, он не мог допустить мысли, чтобы кто-нибудь осмелился уехать из Парагвая без его позволения.

Несмотря на заступничество влиятельных иностранцев, он осмелился держать Амедея Бонплана пленником в течение нескольких лет, а теперь его оставил в дураках какой-то иностранец без имени и связей! Одна мысль об этом приводила его в ярость. Он походил на тигра, от которого неожиданно целой и невредимой ускользнула его добыча. Это было больше, чем простой обман, - это было унижение его власти, вызывавшее в душе его все самые низкие инстинкты и возмущавшее его дикую гордость.

С самого первого дня исчезновения Хальбергера полицейские были на ногах, рыская по стране во всех направлениях, поднимаясь и спускаясь по реке вплоть до границ Уругвая. В Чако они не искали, потому что не осмеливались. Да и кому же пришло бы в голову, что Хальбергер найдет себе приют у индейцев и, избежав одной опасности, ринется в еще большую?

Франсиа, как и все его приближенные, совершенно ничего не знал о дружественных отношениях, существовавших между натуралистом и вождем товасов. Решиться белому проникнуть в эту дикую и неизвестную страну - значило идти на верную смерть.

Так, по крайней мере, думал деспот Парагвая, вследствие чего он и не посылал в Чако экспедиции в погоню за беглецом.

Вальдец дал клятву диктатору исполнить его поручение и, не откладывая дела в долгий ящик, принялся за розыски с прозорливостью и неутомимостью охотничьей собаки.

Но, несмотря на это, несмотря на всю его ненависть к благородному характеру Хальбергера, вполне естественную при испорченной натуре Вальдеца, несмотря на высокую награду, назначенную Франсиа за смерть или взятие в плен беглеца, тайна Хальбергера, вверенная вождю товасов, не была известна никому, и Вальдец употребил целых пять лет на бесплодные поиски.

Без всякой пользы спускался он вниз по реке до Корриен-теса, Сан-Розарио, Санта-Фе и даже до городов Буэнос-Айреса и Монтевидео. Производя свои поиски в противоположном направлении до крепости Коимбры и Уругвая, он нигде не мог открыть ни малейшего следа пребывания натуралиста.

Хальбергер увел с собой всех своих преданных и отважных слуг, а кроме них, никто не знал его тайны. Кроме того, из Асунсьона он уехал на лодке и, следовательно, не оставил за собой следов, по которым можно было бы судить о принятом им направлении. Это сбило с толку даже самого Франсиа, и его самые искусные разведчики напрасно употребляли свои усилия отыскать следы беглеца.

Мы уже сказали, что никто из них не мог себе даже представить, чтобы белый стал искать приюта в Чако. Для них такой поступок беглеца казался одинаково рискованным: это было все равно что, спасаясь от ягуара, попасть в когти льва. Только после пяти лет бесплодных розысков, истощив все средства, Рубино Вальдец решился, наконец, искать несчастного в Чако.

Собственная ненависть бандита к Хальбергеру еще больше, чем обещанная награда, возбуждала в нем такую невероятную настойчивость; совершенно отчаявшись в успехе, он решил направить свои поиски в пустыню Гран-Чако - в страну, небезызвестную ему: он проезжал уже по ней, принимая участие в одной экспедиции, снаряженной диктатором Парагвая.

Снабженный деньгами и всеми необходимыми припасами, он кончил тем, что поехал к племени товасов, находившемуся в то время в дружественных отношениях с диктатором.

Хотя это племя было враждебно белым, но он ничего не боялся, потому что за время своего пребывания у товасов оказал им некоторые услуги, доставившие ему их дружбу. К тому же он не принадлежал к числу людей, действующих на авось.

Во время его пребывания в крепости Коимбре, на бразильской границе, до него дошел слух из Чако о том, что там поселился какой-то бледнолицый, находившийся под защитой начальника племени товасов; узнал он при этом еще и другие подробности о колонисте. Ему рассказали, что белый человек имел жену и детей, что он изучал растения, птиц и даже самых ничтожных букашек.

Этих сведений было совершенно достаточно, чтобы узнать в этом бледнолицем Хальбергера, и Вальдец нисколько не сомневался, что напал наконец на след человека, погубить которого он дал клятву Гаспару Франсиа.

Вальдец уехал из Коимбры и после месячного переезда через большую пустынную равнину прибыл к реке Пилькомайо, находившейся недалеко от прежней деревни товасов. Здесь, зная местность, ему не трудно было разыскать индейцев.

От краснокожих он в первый раз получил верные сведения о беглецах. Наконец-то его пятилетние розыски увенчались успехом, теперь оставалось только вернуться в Асунсьон, взять с собой отряд и с его помощью захватить в плен натуралиста вместе с семьей.

Вальдец знал, что хотя прошло и много времени со дня бегства Хальбергера, но ненависть к нему Франсиа не улеглась: за время своих пятилетних поисков, когда ему приходилось ненадолго возвращаться в Асунсьон, он имел возможность убедиться, что деспот Парагвая не забывает и не прощает обид никогда. Поэтому их тайный договор сохранял прежнюю силу.

«Проводник» не нуждался в помощнике для отыскания жилища натуралиста. Для него было довольно сведений, сообщенных индейцами, да к тому же у него был сообщник - сын вождя товасов Агвара, который в это время как раз собирался в поход вниз по реке в сопровождении своих молодых воинов, и Вальдец решил отправиться вместе с индейцами.

Вальдеца.

Заветные мечты молодого предводителя нам уже известны. Вальдец и он были созданы друг для друга. Но справедливость требует сказать, что Агвара отправлялся в экспедицию, вовсе и не думая совершить жестокое преступление, и даже не принимал непосредственного участия в убийстве Хальбергера. Он не осмелился бы сделать этого уже из одного опасения навлечь на себя гнев старейшин своего племени. Даже сам Вальдец, несмотря на всю свою низость, не дошел бы, может быть, до убийства, не сложись так обстоятельства. Смерть Хальбергера и похищение девушки без матери лишали его большей части награды, обещанной настоящим виновником этого злодейского преступления.

Убийство произошло благодаря чисто случайным обстоятельствам.

Вальдец с индейцами неожиданно для самих себя встретили Хальбергера во время одной из его экскурсий. Вид врага вызвал в ренегате давнишнюю ненависть, и, прежде чем кто-либо успел вымолвить слово, удар копья изменнически пронзил спину Хальбергера, и тот бездыханным упал на землю.

Все произошло в одну минуту.

Не считая себя нравственно ответственным за кровавое дело, отдавшее девушку в его руки, Агвара счел возможным воспользоваться его результатами и, не колеблясь, решил увезти Франческу в свое селение.

Читателю покажется, может быть, странным, что Вальдец, вместо того чтобы направиться прямо к эстансии, где он мог бы завладеть женой Хальбергера, решился вернуться в Чако вместе с предводителем товасов, тогда как его путь шел в совершенно противоположном направлении. Поручение его еще не было исполнено во всех пунктах. Он это знал. Знал он также, что на эстансии были и защитники, которым, без сомнения, скоро станет известно об убийстве и которые примут меры на случай нечаянного нападения на них. Таким образом, он даже и рассчитывать не мог захватить живой жену натуралиста. Кроме того, он еще не был свободен в своих действиях. В данное время сам он был наполовину пленником и почти поневоле должен был сопровождать индейцев; в противном случае он, конечно, отправился бы к жилищу натуралиста, чтобы хорошенько изучить местность.

Индейские воины и главным образом их предводитель, боясь ответственности за случившееся перед старейшинами племени, настояли, чтобы vagueano принял ответственность за убийство на себя; это-то и принудило его сопровождать краснокожих.

Он придумал в оправдание своего поступка сказать товасам, что между ним и Хальбергером существовала вражда в течение многих лет, и этого было совершенно достаточно: он отлично знал, что обычаи индейцев в этом случае оправдывали его.

быть, он отправится на эстансию даже не один, а прихватит с собой двух или трех таких злодеев, которых нетрудно будет найти. Рано или поздно, а сеньора Хальбергер должна быть в его руках. Молодой начальник, со своей стороны, придумал, как объяснить похищение молодой девушки: он просто оказал ей покровительство. Мог ли он бросить ее в пустыне, где ей грозила неминуемая гибель? Но, несмотря на это, в глубине души он был далеко не спокоен. Он боялся обвинения со стороны старейшин племени, друзей его покойного отца и, следовательно, друзей натуралиста, так изменнически убитого Вальдецем в нескольких шагах от молодого вождя, который ничем не выразил своего протеста против такого страшного преступления.