Без пощады!
Глава V. Королевский посланец

Без пощады!

Глава V. КОРОЛЕВСКИЙ ПОСЛАНЕЦ

Между Юстесом Тревором и его кузеном Реджинальдом было мало общего: только родство да имя. Будучи совершенно различных характеров, они и жизнь вели различную, да и положение их было разное.

На долю Юстеса выпали все блага, между тем как Реджинальда судьба осыпала одними неудачами. Отец, промотавшийся дворянин, ничего не оставил ему, кроме довольно запачканного имени. Положим, Реджинальд не хуже других подходил под рубрику так называемых «галантных» кавалеров своего времени. Он даже отличался беззаветной храбростью, что не раз и доказал, состоя офицером в армии Ленсфорда, действовавшей в Шотландии. Но подобно своему отцу, он был игроком, мотом, кутилой, - словом, в глазах республиканцев, в особенности пуритан, являлся человеком, достойным глубокого презрения; среди же своих, роялистов, он пользовался репутацией милого малого. Если терпимость в вопросах нравственности может быть причислена к христианскому милосердию, то роялисты этим милосердием отличались в полной мере. Впрочем, к чести Реджинальда Тревора нужно сказать, что он был не злой человек. Если он кому-нибудь и делал прямое зло, то лишь самому себе, поэтому можно смело добавить, что у него не было врага опаснее самого себя. Начав свою жизненную карьеру без гроша в кармане, он оставался таким же бедняком и после нескольких лет службы в армии. Кроме сабли, лошади, вооружения и надетой на нем одежды, он ровно ничего не имел, но зато все это было всегда, так сказать, первосортное. Он был настоящим военным франтом, и все, что получал, тратил на свою внешность. Мало того: ради поддержания этой блестящей внешности он влезал в неоплатные долги. Он занимал в армии довольно видный пост, поэтому ему был открыт широкий кредит, которым он и пользовался, не задумываясь о будущем. И когда его удалили из той выгодной комиссии, в которой он участвовал, причем он разделил одну участь с самим Ленсфордом и другими после их возвращения с севера, он несколько месяцев околачивался в Лондоне, перебиваясь кое-какими нечаянно зацепившимися у него деньжонками. В то время храбрые рубаки были везде в спросе. И в качестве такового он был приглашен Джоном Уинтором в его родовой замок, который Уинтор пожелал превратить в крепость для защиты интересов короля. И вот уже с месяц Реджинальд Тревор находился в числе других наемных офицеров, на новом месте, где исполнял сразу несколько обязанностей: администратора, специалиста по вопросам обороны и дипломата, ведшего переговоры с лицами другого лагеря.

В качестве дипломата ему приходилось бывать во многих домах местной форестерской знати. Особенно привлекательным показалось ему поместье Холлимид, владельцем которого состоял отец Сабрины и Веги, мистер Эмброз Поуэль; таким привлекательным, что ему хотелось бы остаться в нем навсегда. Это было странно и как бы совсем не вязалось с легкомысленным характером Реджинальда, не любившего захолустий, а Холлимид находился вдали от больших дорог, даже от других поместий.

Но в Холлимиде, как мы уже знаем, было два сильных магнита: Сабрина и Вега. Бесшабашного офицера притягивал именно последний. Почти при первом же взгляде на прелестную блондинку Реджинальд Тревор влюбился в нее, как говорится, по уши, и, что всего страннее, его страсть к девушке была совершенно чистая, потому что оказалась первою серьезною любовью. И намерения его по отношению к Веге были чистые и честные. Он ухаживал за нею не с той грубою, бесцеремонною настойчивостью, с какою обыкновенно преследовали понравившуюся им женщину дворянчики того времени, а сдержанно, почтительно, отчасти даже робко.

Однако Реджинальду и в этом случае не повезло. Ему не только заметили, но прямо и решительно высказали, хотя и в вежливой форме, что его участившиеся посещения Холлимида совсем нежелательны. Разумеется, это было высказано не самою Вегою, а ее отцом. И Реджинальд с тяжелым сердцем перестал бывать в Холлимиде.

Но вот прошло не более двух недель, и он снова направился в дом, посещать который ему было запрещено. Впрочем, он теперь ехал туда с иной целью и иными чувствами, чем раньше, но не по отношению к Веге. Его страсть к очаровательной блондинке еще не угасла в его сердце, напротив, только сильнее разгорелась, хотя и была совершенно безнадежна. Отказ отца от дома сам по себе не много бы значил, если бы со стороны самой красавицы, пленившей молодого человека, был хотя малейший признак взаимности и поощрение ухаживаньям блестящего кавалера. Но все же ему трудно было уверить себя, что она осталась к нему равнодушною. Он привык к легким победам и ни разу еще не встречал серьезного отпора своим ухаживаньям, поэтому считал себя неотразимым для женщин. Тем более в данном случае, когда его чувство было глубокое и чистое. И эта уверенность утешала и поддерживала его.

Все-таки не по собственному побуждению, даже против своей воли ехал он в описываемый вечер в Холлимид. Ехать вынудили его обстоятельства, и притом такие, которые должны были еще более ухудшить отношения к нему Эмброза Поуэля.

Темнее тучи было его лицо, когда он спускался к Дрейбруку, в его глазах вспыхивали молнии гнева, когда он вспоминал, какое оскорбление было нанесено его самолюбию в Холлимиде. Но в то же время он несколько утешал себя сознанием, что везет мистеру Поуэлю нечто такое, что может послужить как бы отместкой за него, - некоторый документик, который многим был не по сердцу и даже возбуждал в них злобу. Этим документиком была грамота за подписью и печатью короля, заключавшая в себе требование ссуды в королевскую казну.

Но вернемся к сестрам.

- Да, кажется, это Реджинальд Тревор, - сказала Сабрина с таким видом, точно всадник был именно тот, кого она желала видеть.

- Наверное он, - подчеркнула Вега. - Узнаю его по гнедой лошади, на которой он постоянно ездит; узнаю и его одежду по цвету. Должно быть, у него только одна и есть, иначе бы мы при его явной склонности к щегольству видели бы на нем и другие наряды. Впрочем, может быть, сейчас он и в новом, только похожем на прежнюю, - с особенной гримаской добавила шалунья.

- Да, теперь и я больше не сомневаюсь, что это Реджинальд Тревор, - с кажущейся заинтересованностью произнесла Сабрина, не спуская глаз с всадника, все более и более приближавшегося, так что почти уже можно было рассмотреть черты его лица. - Да, это его лошадь и одежда, а также и красное перо на шляпе. Но куда же он едет? Не в Холлимид же? Не знаешь ли ты, Вега?

- Ах, Саб, какой странный вопрос!.. Ну откуда мне знать намерения мистера Тревора? - почти с негодованием возразила Вега.

- Ха-ха-ха! - судорожно рассмеялась Сабрина. - Какая ты хитрушка, Вега, и как мастерски умеешь притворяться! Я до сих пор и не подозревала у тебя такой способности.

- Саб, ты хочешь меня рассердить и отчасти уже добилась этого! - воскликнула Вега. - Право, я начинаю на тебя сердиться.

- Напрасно. Не вижу никакого повода.

- Как не видишь?

- Конечно. Какой же это повод?

- Ты, кажется, подозреваешь, что у меня есть тайна и что я способна скрыть ее от тебя, Саб. Это ужасно! - воскликнула Вега, и на ее глазах блеснули слезы.

- Вот так последовательность! - вскричала в свою очередь Сабрина. - Ты только что обвиняла меня в том, что я будто бы что-то скрываю от тебя. А теперь ты сердишься за то, что я говорю действительную правду… Да, да, не гляди на меня такими изумленными глазами, Вегочка! Ясно, что ты хотя и на три года моложе меня, но в некоторых делах гораздо опытнее, и, между прочим, в таких делах.

- В каких, Саб? Я не понимаю.

- Разве не понимаешь? Ну, я, может быть, не так выразилась. Я хотела только сказать, что тебе, вероятно, не безразлично, куда именно направляется этот всадник.

- Ах, Саб, ты меня не только обижаешь, но даже оскорбляешь! - с упреком вырвалось у Веги. - Я нисколько, ни капельки не интересуюсь Реджинальдом Тревором. Твои намеки не имеют никакого основания.

- Правду ты говоришь, Вега? - со сдержанною тревогою спросила брюнетка, и во всем ее прекрасном строгом лице выражалось глубокое чувство к сестре.

- Ты обвиняла меня в несносном любопытстве, а сама еще хуже меня любопытствуешь. Хорошо ли это, Саб? - с оттенком злорадства возразила блондинка, радуясь тому, что ей так скоро удалось «отплатить» сестре за ее любопытство.

Впрочем, злорадство Веги было не серьезное, а такое же легкое, ребяческое, как вся она.

спросила:

- Разве тебе очень хотелось бы знать, Саб, как я отношусь к Реджинальду Тревору?

- Да, конечно, - созналась Сабрина. - И когда ты скажешь мне это, я объясню тебе причину моего… любопытства.

- О, в таком случае я все охотно скажу тебе, милая Саб. Слушай! Реджинальд Тревор для меня так же безразличен, как всякий другой мужчина. Все они для меня лично ничего не значат.

- Неужели ты ни в кого не влюблена, Вегочка?

- Ни в кого. Сколько же раз мне повторять тебе это?

- И никогда не была влюблена?

- Ах, Саб, какие странные у тебя вопросы! А этот последний всех страннее. Ведь ты всегда говорила мне, что не понимаешь и не признаешь другой любви, кроме неизменной, постоянной до гроба. И мне думается, что если бы я была в кого-нибудь влюблена, то оставалась бы влюбленною в одну и ту же особу до сих пор. Но я даже и понятия не имею об этом чувстве, потому что никогда не испытывала его. Да по правде сказать и не желаю испытывать, если он так терзает всех людей, как тебя.

- Это что еще за глупости! - едва не вспылила сдержанная Сабрина. - Я - влюблена и терзаюсь этим! Еще что выдумаешь? Уверяю тебя, что ничего подобного со мною нет.

- Нет, Саб, есть, и даже очень много «подобного», - невозмутимо продолжала Вега, чувствуя за собою превосходство положения и намереваясь использовать его до конца. - Может быть, ты думаешь, что никто ничего не замечает? Ну, ты сильно ошибаешься. По крайней мере я не была слепа за все время его отсутствия на войне…

- Кого это его? - с притворным хладнокровием осведомилась старшая сестра.

… Скажу только, что с тех пор, как его нет, ты стала совсем другою, чем была раньше, Саб. Право, ты очень изменилась. Я еще помню время, когда ты была точь-в-точь такая же шалунья, как мы с Гектором. Но последние два года ты ходишь с меланхоличным видом… влюбленной киски. Только в самые последние дни - после получения известного письмеца - ты снова немножко повеселела, ха-ха-ха!

Засмеялась принужденно и Сабрина, хотя ей было вовсе не до смеха. Она чувствовала, что попала в тупик, устроенный ей сестрою. Письмо, на которое не раз уже намекала Вега, действительно рассеяло опасения, которым предавалась Сабрина. У нее никогда не возникало сомнения в верности того, кто был ей дорог и кому была дорога она, но она боялась за его жизнь, и его последнее письмо, извещавшее о… возвращении с войны, успокоило ее и заставило «повеселеть», как выразилась Вега.

- Слава богу, что Реджинальд Тревор не имеет для тебя никакого значения, дорогая сестренка, - поспешила она свести разговор с себя на тему о Треворе. - Если бы мы с отцом знали это раньше, то мы были бы избавлены от больших забот.

- Забот? О чем? - наивничала Вега.

- Ну, конечно, о тебе.

- Да по поводу вот этого кавалера, - пояснила Сабрина, кивнув на всадника.

- Напрасно вы так заботились обо мне, Саб, - возразила серьезным тоном Вега. - Я теперь уже достаточно велика, так что сама могу позаботиться о себе в подобных случаях.

Это звучало гордо со стороны молоденькой девушки, едва достигшей семнадцатилетнего возраста, но мнившей себя такою же взрослою, как двадцатилетняя Сабрина. Эта наивная на вид девушка обладала, однако, очень независимым характером, и не только не намерена была терпеть над собою контроль старшей сестры, но даже считала себя вправе контролировать сестру, потому что была любимицей отца, хотя, казалось, к нему скорее подходила бы старшая дочь.

- Уж не вашим ли с отцом заботам следует приписать то обстоятельство, что Реджинальд вот уже около двух недель не показывался у нас? - допытывалась, придравшись к случаю, Вега.

- Так, значит, один отец? Да? Это-то ты уж наверное знаешь, и я прошу тебя сказать мне. По твоему лицу вижу, что ты знаешь, Саб.

- Да, наша горничная Гуензсиана как-то проговорилась мне, что между этим франтом и нашим отцом произошло объяснение, после которого «красное перо» и перестало появляться в нашем доме. Отец прямо сказал ему, что находит излишними его посещения.

- Да? Ну и что же возразил на это обладатель красного пера? Наверное, длинноухая Гуензсиана слышала это и сообщила тебе, - продолжала Вега, отмахиваясь от роя комаров, приставшего к ней.

Сабрина взглянула на сестру и, убедившись, что та действительно серьезно не заинтересована, ответила:

«красное перо». Она только сообщила мне, что «перо» что-то глухо пробормотало сквозь зубы и тотчас же удалилось с видом полного разочарования.

- Странно, что Гуензсиана ничего не сказала мне, - заметила Вега. Девушке в самом деле казалось странным, что Гуензсиана, всегда выказывавшая именно ей, своей молодой госпоже, особенную симпатию, ничего не сообщила ей об этом.

- Нисколько не странно, - возразила Сабрина. - Гуензсиана боялась, как бы это не расстроило тебя.

- Радуюсь, Вегочка, твоему благоразумию. Но отец, очевидно, не предполагал в тебе такой рассудительности, иначе он был бы избавлен от лишней неприятности. При его характере ему, конечно, было очень неприятно устраивать Реджинальду такие проводы, как их описала Гуензсиана. Она говорила, что отец был очень взволнован и что…

«красным пером» и его спутником на противоположном склоне стали выступать фигуры еще двух всадников, по-видимому кавалеров, а за ними двух верховых, похожих на слуг.

«Боже мой! - подумала она. - Да сюда движется целая кавалькада. Но он едва ли среди нее. Писал, что приедет с одним своим Губертом. Может быть, это из банды тех разнузданных забияк, которые называют себя роялистами. Лучше поспешить назад». Страхи Веги, пожалуй, все-таки были основательны.

Теперь Сабрина сама уже стала торопить домой сестру, которая по этому поводу насказала ей несколько добродушных колкостей, а потом вместе с Гектором стрелою помчалась вниз по откосу.