Без пощады!
Глава XVI. В городе и замке

Без пощады!

Глава XVI. В ГОРОДЕ И ЗАМКЕ

Через реку Авон, разделяющую город Бристоль на две половины, был перекинут мост, посередине шоссированный, унизанный по обеим сторонам зданиями и укрепленный с концов башневидными сооружениями: таков всегда был вид мостов в старые годы. Среди жилых домов и торговых помещений красовалась даже церковь очень оригинальной постройки и удивительно непропорциональных размеров: семидесяти футов в длину и только двадцати одного в ширину.

Мост этот сыграл значительную роль в политических судьбах Бристоля, так как его обитатели - «мостовики», как их называли в отличие от других, - были все поголовно приверженцами парламента, и он, в особенности по вечерам, являлся местом сборища единомышленных граждан всего города.

Так и в этот темный и холодный мартовский вечер, который мы описываем, на одном из концов моста собралась довольно многочисленная толпа с целью потолковать о событиях дня и высказать свои предположения насчет будущего. Ревностный патриотизм заставлял собравшихся пренебречь личными удобствами. Тысячеголовая толпа, сжатая со всех сторон не лучше сельдей в бочонке, терпеливо стоит целыми часами, лишь бы только услышать слово правды и безобманного обещания.

Я не знаю зрелища более великого и приятного, чем то, которое представляет вид собрания свободомыслящих людей, этого моря народных лиц, на которых так ярко выражается природная склонность человека ко всему, что носит в себе истину и добро и отвращение ко всему лживому и злому. Наоборот, не нахожу зрелища более жалкого и позорного, чем то сборище, среди которого проповедуется насилие. На этих сборищах скапливаются все мракобесы, все враги свободы, все угнетатели человечества.

В числе собравшихся на Авонском мосту было немало обмундированных и вооруженных людей, хотя и не принадлежавших ни к одному из полков регулярной армии. Все это были добровольцы, тогда еще впервые явившиеся в Англии на смену насильственно набираемым «тренированным бандам». Эти добровольцы держали караул на мосту под начальством молодого офицера, имя которого впоследствии озарило славою страницы летописи, а меч навсегда дал себя чувствовать врагам свободы. Это был капитан Джон Бэрч из торгового сословия.

Писатели Реставрации забросали липкой грязью память этого честного человека, с презрением называя его низкородным, погонщиком вьючных лошадей, выскочкою и тому подобными якобы позорными кличками, как они со злобою упрекают и Оливера Кромвеля в том, что он был пивоваром. Между тем Джон Бэрч вовсе не был «низкородным»: он происходил из семьи состоятельных торговцев и сам занимался торговлей, которую вел на широкую ногу. В то время вовсе не считалось стыдом производить торговлю; ею занимались и многие дворяне, несмотря на их показное презрение к «торгашам». К тому же Джон Бэрч, судя по его дошедшей до нас обширной корреспонденции, обладал и некоторым образованием, а грамотностью превосходил многих своих высокопоставленных современников, не исключая и самого короля. Превосходил он многих и природным умом, и стойкой храбростью. В качестве партизанского вождя он стоит на первом месте, и описания его подвигов в этой народной войне читаются, как самый интересный роман с приключениями.

Будучи одним из первых по времени и усерднейшим сторонником парламента, Джон Бэрч набрал в Бристоле многочисленный отряд добровольцов, преимущественно из «мостовиков». С частью этого отряда он и держал на мосту караул, назначенный не столько против внешних врагов, сколько против внутренних, ютившихся в стенах самого города, так как в Бристоле находилось множество пленных роялистов. Хотя они и находились под присмотром, но им разрешалось на честное слово разгуливать по улицам, и при первом же удобном случае они могли нарушить это слово, что многие из них, к своему вечному стыду и позору, и сделали.

В глазах короля их это нисколько не роняло; напротив, это только способствовало его благосклонности к ним и побуждало его давать им повышения, вплоть до самых ответственных должностей, как он сделал, например, с Вавасором.

Измена, не только терпимая, но и поощряемая бывшим бристольским губернатором Эссексом, находившимся теперь в берклейском замке, не была еще уничтожена; она только притаилась, готовая при первой возможности поднять свою змеиную голову, и новому губернатору Натаниэлю Финсу стоило немалого труда держать ее в страхе. К счастью, у него в этом деле был хороший помощник в лице Джона Бэрча. Энергичный капитан-доброволец казался точно нарочно рожденным для этой обязанности. Благодаря двуличности бывшего губернатора ему раз самому пришлось пострадать: он был ни за что ни про что посажен Эссексом под арест. С тех пор Бэрч сделался особенно бдительным и осторожным.

И вот, обозревая свой участок, он увидел приближавшуюся группу, которая не могла не поразить его: шел маленький мужчина с деревянной ногой, шла женщина, чуть ли не вдвое выше его ростом, а между ними шагал осел, навьюченный двумя корзинами. Это были Джек Прыгун, Уинифреда и Джинкем.

Хотя сам Бэрч и не был погонщиком вьючных животных, как его обзывали враги, а был крупным торговцем, производившим скупку разных товаров по всей провинции, он все же отлично знал все местные дороги и способы доставки товаров. Поэтому он с первого же взгляда догадался, что это идут разносчики, простые сельчане. Мост был достаточно освещен фонарями и огнями из домов, и когда путники приблизились, капитан мог ясно рассмотреть их лица. По этим лицам наблюдательный Бэрч понял, что это люди бывалые. Если они шли из Глостера или хотя из Берклея, то могли подхватить дорогой кое-какие важные новости, которые не мешало бы узнать от них. Рассуждая таким образом, Бэрч вышел на середину шоссе и остановил разносчиков вопросом:

- Откуда идете, почтенные люди?

- Из Глостера, ваша честь, - ответил Джек.

- А по какому делу вы пришли в Бристоль?

- По своему обычному. Как вы видите, мы разносчики.

- Да, но корзины ваши, кажется, пусты, - сказал капитан, взглянув в корзины и двинув их толчком. - Почему это так?

Вопрос этот смутил было Джека, но сестра поспешила спасти положение, ответив своим громким и ясным голосом:

- Мы пришли купить здесь кое-что для Глостера и других мест подальше. Мы, собственно, из Динского леса. В Глостере всего не достанешь, что бывает нужно в нашей стороне.

- С неделю тому назад, ваша честь, - снова подал голос Джек.

- Да, оттуда не близко, - заметил Бэрч, покосившись на деревяшку разносчика. - Наверное, вам попадалось немало народа по пути, особенно между Глостером и нашим городом. Не можете ли вы, добрые люди, сказать мне…

Капитан круто оборвал свою речь, заметив, что кругом начинают собираться любопытные. Он хотел продолжать свои расспросы, отведя путников в сторону, но вдруг увидел, как к женщине подошел мужчина исполинского роста в форме кавалерийского сержанта и по-дружески заговорил с этой женщиной.

- А, сержант Уайльд! - воскликнул офицер добровольцев. - По-видимому, вы знаете этих людей?

- Как мне не знать их, капитан, когда мы вместе родились и росли в Дин-Форесте! - воскликнул бравый сержант.

- Ну и отлично, - заметил вполне успокоенный капитан и дал своим людям знак пропустить путников через мост.

Обменявшись еще несколькими словами с капитаном, Роб обернулся к Уинифреде и схватил ее за руку.

- Милая Уини, - шепнул он девушке, - я отпросился на часок. Капитан Тревор вернулся, едва вы успели отойти от ворот. Когда я ему сказал о вас, он велел мне позаботиться о хорошем ночлеге для вас. Славный он человек, не правда ли, Уини?

- Хороший, Роб. Мало таких хороших, - ответила Уинифреда, про себя отмечая, чем именно вызывалась доброта мистера Юстеса Тревора к ней и ее брату: конечно, любовью к их прекрасной землячке.

Джек хмурился и неодобрительно качал головой. Новая задержка на мосту была для него настоящей пыткой: из-за этой задержки могли разлететься в пух и прах все его надежды на хорошее вознаграждение. Что же касается его сестры, то последняя мало об этом заботилась: она чувствовала себя совершенно вознагражденною за все трудности долгого пути, видя шагающего возле себя любимого человека.

Между тем к Джону Бэрчу, смотревшему вслед тем, с которыми он только что разговаривал, подошла торопливыми шагами женщина, закутанная в длинный темный плащ со спущенным на лицо капюшоном. Оглянувшись кругом и не видя ничего подозрительного для нее, эта женщина откинула капюшон, и свет фонарей озарил прелестное женское личико с тонкими породистыми чертами.

- Марианна! - вполголоса вскричал капитан. - Зачем вы пришли сюда? В чем дело?

- Ваша жизнь в опасности, Джон, - в страшном возбуждении ответила та, которую звали Марианной. - Я только что узнала это и поспешила, чтобы сообщить вам.

- Откуда же угрожает мне опасность, Марианна?

- От изменников. Они готовятся… вооружаются… хотят поднять народ в пользу короля! - отрывисто говорила молодая женщина, дрожа с головы до ног и задыхаясь.

- Но кто они? Где? И откуда вы узнали об этом?

- Они собрались кто в доме у Иоменса, кто у Ваучера. Ждут подкрепления с улицы… Среди них… мой отец и брат… О, господи! Но ваша жизнь мне дороже всего на свете. Берегите ее, дорогой Джон! Не пренебрегайте моим предостережением!

- Не беспокойтесь, милая Марианна, не пренебрегу. Не медля ни минуты, я приму меры против заговорщиков. Не бойтесь за меня.

Торопливое объятие, торопливый, но жгучий взаимный поцелуй - и молодая женщина или, вернее, девушка, снова закрывшись капюшоном и завернувшись в плащ, поспешно удалилась с моста. Полным любви взглядом провожал ее изящную фигуру молодой капитан, и когда она наконец совсем скрылась в ночной темноте, он со вздохом отвернулся и прошел в караульню.

Эта девушка считалась одною из замечательнейших бристольских красавиц. Отец ее был очень богатый и гордый купец. Если бы этот отец слышал, что говорила его дочь Джону Бэрчу, он собственноручно сбросил бы ее с моста в воду.

«Замку». Весь отряд, сидя на превосходных конях, был с головы до ног вооружен, как на войну.

В это самое время в Замке происходил военный совет под председательством самого губернатора Натаниэля Финса. Кстати нужно сказать, что этот человек хотя и был неизменно предан парламенту, но другими достоинствами, необходимыми для его ответственной должности, не обладал. По профессии он был стряпчим, и лучше разбирался в юридических тонкостях, чем в административных и тем более военных делах. Человек безусловно честный, прямолинейный и наружно спокойный, в действительности же он был горяч и несдержан, так что часто отталкивал от себя своих лучших друзей и портил самые лучшие свои намерения, не умея обуздывать свой резкий язык. К счастью, он был окружен людьми с большим дипломатическим тактом и военной опытностью; они контролировали его действия и удерживали его от многих пагубных ошибок и увлечений. К числу этих людей принадлежал сэр Ричард Уольвейн.

Этот рыцарь, как и

местах лорд Герберт и Гарри Линджен. Особенно трудно было бороться с прекрасно дисциплинированными и хорошо вооруженными наемными и партизанскими отрядами лорда Герберта, и сторонники парламента отовсюду были вытеснены из Фореста. Не теряя, однако, бодрости духа, сэр Ричард соединил свой отряд с главными парламентскими силами, двинувшимися против регулярных королевских войск. В описываемое время обе армии действовали в Вурстершире, Варвике и Салопе. Они уже вступали в битву при Эджхилле - битву, оставшуюся нерешенною, но в которой с обеих сторон проявлялось столько же стойкой храбрости, сколько и жалкой трусливости.

Не были повинны в трусости лишь отряды сэра Ричарда; напротив, все они проявили чудеса стойкости, и не при одном Эджхилле, но и на других полях сражения. Особенно отличился отряд, находившийся под командой сержанта Роба Уайльда, одно имя которого внушало панический ужас королевским солдатам. Даже блестящая конница принца Руперта старалась по возможности избегать стычки с этим отрядом, хотя превосходила его вдвое одной численностью. Силою обстоятельств Роб со своим отрядом был вынужден войти в состав бристольского гарнизона; это было крайне неприятно свободолюбивым форестерцам, всегда стремившимся к простору, но горькая необходимость заставила их покориться.

Вместе с сэром Ричардом и «большим сержантом», как называли в народе Роба Уайльда, очутился и Юстес Тревор, весь душою и телом предавшийся парламенту с того дня, когда он в Холлимиде собственными глазами убедился в неправоте той партии, к которой принадлежал раньше.

Вернемся, однако, к новому бристольскому губернатору.

В описываемый нами вечер 7 марта, то есть всего несколько дней спустя после ареста Эссекса, он собрал в одной из своих приемных в Замке всех старших офицеров, командовавших отдельными частями местного гарнизона. Его предшественник непременно провел бы этот вечер, как и все предыдущие, в веселой компании легкомысленных кавалеров и дам, но Натаниэль Финс был человек серьезный, положительный и всему на свете предпочитал исполнение своих обязанностей, хотя иногда и не совсем верно понимал их.

и Дивайзеса, оставление седлейской и берклейской крепостей - все эти тяжелые удары, сыпавшиеся беспрерывным рядом, могли всполошить хоть кого.

По всей видимости, победоносные пока роялисты намеревались попытать теперь свои силы на Бристоле. Роялисты особенно зарились на Глостер и Бристоль, как на складочные пункты, обещавшие наибольшую добычу. Кроме того, Бристоль являлся ключом к богатой севернской равнине с ее цветущими городами и селами, вплоть до Шрьюсбери, господствовавшим над оживленной торговлей с южным Уэльсом.

Вся ближайшая территория находилась во власти принца Руперта, который во главе своего сильного корпуса беспрепятственно совершал набеги и грабил без всякого стеснения. В последнее время шел слух, что он готовится овладеть и Бристолем путем штурма или осады. Слух этот и понудил губернатора созвать военный совет для решения насущных вопросов обороны города.

Но для Бристоля были страшны не одни внешние враги, - страшнее их были внутренние. Яйцо измены, высиженное при Эссексе, не было болтуном. В нем скрывалась живая сила, которая ждала лишь луча тепла и надежды, лишь руки помощи, чтобы пробить скорлупу и вылететь из своей темницы на свет, готовой на бой, во всеоружии своих острых когтей и смертоносного клюва.

В этот вечер Натаниэль Финс был необыкновенно возбужден, смущенный той неприятной задачей, которую оставил ему в наследство его предшественник. Уныния, однако, в нем не было заметно. Напротив, трудная минута заставила его только собрать всю силу своего духа, и когда совещание уже подходило к концу, он со свойственной ему горячностью воскликнул:

- И через мой! И через мой! - единодушно вторили ему заседающие с ним патриоты.

Голоса их звучали страстной убежденностью, но не все были искренни. Так, например, громче всех кричал о своей преданности отечеству и парламенту полковник Ленгриш, в тиши готовивший измену, которую впоследствии и совершил.

Самым спокойным и сдержанным оказался сэр Ричард Уоль-вейн. Как человек более дела, нежели слов, он не любил пышных и витиеватых прокламаций. Слова же хотя бы того же Финса вскоре действительно оказались именно только такой прокламацией, потому что впоследствии враг, вступив в город, не перешагнул через тело губернатора, а вошел самым удобным путем - путем открытых перед ним настежь городских ворот. Сдача Бристоля произошла так легко, что не могла не показаться преступною, причем сам бывший стряпчий угодил в тюрьму, куда его посадили не враги, а собственные прежние друзья. Он ходатайствовал о помиловании, и оно было ему оказано, но он должен был навсегда оставить всякую общественную деятельность.

Совещание в Замке уже окончилось, и все собирались разойтись, как вдруг в дверях появился дежурный адъютант и доложил, что пришли какие-то люди, добивающиеся быть немедленно принятыми губернатором по важному делу. Никому другому об этом деле они не желают сказать.

- Не могу знать, ваше превосходительство, - ответил адъютант. - Они ожидают за воротами. Известие о них принес мне капрал стражи, который находится здесь у дверей.

- Позовите его сюда.

- Что за люди, желающие меня видеть в такой поздний час? - повторил ему свой вопрос Фине.

мужчины одна нога деревянная.

- Позвольте мне сказать, полковник, - начал сэр Ричард, привстав со своего места, - мне знакома вся эта компания, судя по описанию капрала. Сержант Уайльд мой подчиненный. Могу ручаться за него, как за самого себя, а также и за тех, с кем он пришел сюда. Эти лица могли прийти сюда только с добрым намерением.

- Ну, в таком случае пусть войдут сюда все трое, - приказал губернатор.

Адъютант и капрал исчезли. Когда двери за ними затворились, Финс стал расспрашивать сэра Ричарда о тех, за которых тот так ручался. Едва успел капитан Уольвейн сообщить губернатору нужные сведения, как адъютант уже привел Роба Уайльда с его спутниками.