Голубой Дик.
Глава X. Индейцы и их пленники

Голубой Дик

Глава X. ИНДЕЙЦЫ И ИХ ПЛЕННИКИ

Мы снова находимся в той лощине, откуда Желтый вождь хейенов двинулся на лагерь переселенцев.

Отряд охотников еще не появлялся, и краснокожие наслаждаются отдыхом после своего подвига и сознанием полной безопасности в этом убежище.

День в полном разгаре; солнце медленно плывет по безоблачному небу, приближаясь к зениту.

Рамка картины осталась та же, какая была ночью, но содержание изменилось. Прежде всего прибавилось много новых людей, да и прежние ведут себя иначе, чем в то время, когда мы в первый раз увидали их ночью при свете луны и костра. Тогда индейцы держались тихо и с полным достоинством, как и следует воинам, отправляющимся в экспедицию, теперь же, опьяненные победою, а отчасти и вином, они предаются самому необузданному веселью, выражающемуся в диких движениях, прыганье, беготне, громких криках и хохоте.

Одни бесцельно шныряют взад и вперед по лощине, другие лежат в высокой траве и, размахивая руками, что-то бормочут и кричат заплетающимися языками; третьи исполняют дикую отвратительную пляску, сопровождая ее наводящим ужас гиканьем, и только немногие, сдерживаемые уважением к вождю, настолько сохранили самообладание, что могут наблюдать за лагерем и за пленными.

Пленные были разделены на три группы, расположенные отдельно, недалеко одна от другой; к каждой из них был приставлен караульный.

Негры - мужчины, женщины и дети - сидят тесной группой в углу, образуемом двумя утесами. Хотя они и не связаны, но бежать им нет никакой возможности, потому что при первом подозрительном движении с их стороны они были бы беспощадно убиты стоящим возле них караульным.

Впрочем, они и не думают бежать. Ведь их положение в сущности очень мало изменилось: они только перешли из рабства в плен, а это почти одно и то же. И если бы не боязнь быть убитыми, они были бы совершенно спокойны.

Вторая группа состоит из пяти белых женщин и пятнадцати детей, самому старшему из которых лет тринадцать, а младшему пять.

Среди женщин особенно выделяется одна, возле которой нет детей. Хотя она уже в таких летах, что тоже могла бы быть матерью, но по ее лицу и фигуре видно, что она еще девушка.

Это мисс Клара Блэкаддер. Сидя отдельно от своих товарок по несчастью, она погружена в грустные размышления.

Если у нее нет детей, за которых трепетало бы ее сердце, зато она терзается скорбью при воспоминании о тех взрослых, которые пали жертвами индейцев, а главное - за своего старого отца: он на ее глазах был убит и оскальпирован. Никогда Клара Блэкаддер не забудет ужасного зрелища, при виде которого она лишилась чувств!

И теперь, как только бедная девушка поднимает глаза, она видит этот скальп, надетый на копье, воткнутое неподалеку от нее в землю. С этого скальпа капля по капле стекает на траву кровь, та самая кровь, часть которой течет в жилах самой Клары!

Третья группа состоит из шести крепко связанных белых. В караване находилось всего девять белых мужчин; трое из них были убиты.

И действительно, рядом с тем копьем, на конце которого прикреплен седой скальп эсквайра Блэкаддера, находятся еще два таких же копья со скальпами, снятыми с убитых. Разумеется, подобная же участь постигла бы и пленников, если бы Желтый вождь не распорядился взять их в плен живыми. Только это приказание и спасло их.

Из оставшихся в живых мы знаем только двоих: Блонта Блэкаддера и бывшего надсмотрщика плантации мистера Снивели. У последнего на правой стороне лица зияет глубокая рана, очевидно нанесенная копьем. Наружность этого человека и раньше не отличалась привлекательностью, а теперь была прямо ужасна.

Индейцы сожгли все имущество переселенцев, за исключением денег, драгоценностей и кое-какой одежды, в которую могли бы нарядиться их жены. Только с одной повозки они сняли кузов и устроили из него в лощине шатер для своего вождя, где в эту минуту он отдыхает. Вождь не спал всю прошедшую ночь, а потому прилег днем после совершенного набега.

Вход в шатер сторожат Вабога и тот воин, который приставлен к вождю для его личных услуг. Оба индейца охраняют покой своего вождя не потому, что остерегались какой-нибудь опасности или чтобы не потревожили его пьяные воины, а просто потому, что так было принято.

Кроме того, они знают по опыту, что вождь проспит недолго, и прежде всего будет нуждаться в их услугах, как он им заявил.

Полуденный зной клонит и их ко сну, но они стойко противятся искушению прилечь тут же на траве и закрыть глаза; минутная слабость могла бы им дорого стоить, потому что вождь шутить не любит и не простил бы им подобного баловства.

Белые пленные шепотом передают друг другу свои впечатления, чувства и опасения за будущее. Они страдают не только от всего уже испытанного ими и от ран, но и при мысли о том, что того и гляди их предадут самой мучительной смерти.

Более всего они опасаются пыток, которым, как они слышали, индейцы любят перед смертью подвергать пленников.

том месте, где напали на нас… Впрочем, кто их знает, быть может, они и совсем не тронут нас, а только будут держать в плену и заставят работать на них. Бывает иногда и так. Дай Бог! Тогда у нас все-таки останется надежда когда-нибудь спастись бегством. На что им, в сущности, наша смерть?

- Им не смерть наша нужна, - произнес лежавший рядом с Снивели бывший плантатор и приятель Блэкаддера, - а наши скальпы. Разве вы не знаете, что индейцы больше всего дорожат скальпами, в особенности молодые, которым хочется отличиться. Ведь с каждым лишним скальпом растет слава доблестного воина. Нет, они никогда не откажутся воспользоваться этими трофеями ради каких-нибудь других интересов.

- Увы, это верно! - со вздохом подтвердил третий.

- Однако я слышал, - снова заговорил Снивели, - что скальпы считаются у них почетными трофеями только тогда, когда сняты во время битвы с живых или мертвых врагов, но раз они берут кого-нибудь в плен, то никогда не снимают с него скальпа. Мы же взяты в плен, поэтому едва ли они намерены лишить нас наших головных украшений.

- Ну, я не думаю, чтобы эти негодяи были способны на такие тонкие различия, - заметил плантатор. - Да вы только посмотрите на них: две трети из них мертвецки пьяны и им каждую минуту может прийти в голову позабавиться снятием с нас скальпов. Я дрожу каждый раз, когда кто-нибудь из этих зверей смотрит в нашу сторону.

- Успокойтесь, - сказал Снивели, - вождь запретил им приближаться к нам. Я слышал это собственными ушами и уверен, что никто, как бы он ни был пьян, не осмелится ослушаться вождя. Наконец, и караульный не допустит никого из них к нам. Нет, пока еще мы в полной безопасности, а вот проснется вождь, тогда неизвестно, что будет.

Один Снивели не терял бодрости и надеялся на благоприятный исход, но все его товарищи предавались самым мрачным опасениям, и готовы были умереть от одного страха.

Что же касается пленниц, то они до такой степени были удручены постигшим их несчастьем и боязнью за будущее, сулившее им нечто хуже смерти - бесчестье, что даже и говорить не могли. У одной из них был убит муж, скальп которого она могла видеть на одном из копий, другая потеряла брата - его скальп был третьим из тех, о которых мы говорили. Остальные пленницы хотя еще и не потеряли никого, но дрожали за участь своих детей и за свою собственную.

Поэтому все они, говорим мы, сидели, молча вздрагивая при каждом взгляде, бросаемом в их сторону индейцами.

Вабога и его товарищ, сидя около палатки вождя, тоже, подобно пленникам, вели довольно оживленную беседу, стараясь говорить как можно тише.

- Как ты думаешь, - говорит Вабога, - кому достанется та красивая девушка, которая сидит в стороне от своих подруг?.. Я прозвал ее про себя Белой Лилией… Лакомый кусочек, честное слово! Всю дорогу я ею любовался.

- Кому же, как не вождю, - отвечает его собеседник.

- Да, это верно. Мне кажется, вождь ради нее, собственно, и начал все дело. Я это заметил по некоторым его словам.

- Что ж, и не мудрено: он мог раньше видеть эту бледнолицую красавицу и прельститься ею. Вот он и выследил ее, налетел по своему обыкновению орлом и забрал в плен. Теперь она уж от него не отвертится.

- Да, уж он своего не упустит… А если бы ты видел, как он весь затрясся, когда увидел ее, хоть он и умеет скрывать, что в нем кипит, но все-таки…

… Видно, что ты, Вабога, много вертелся среди бледнолицых и выучился у них всех судить… А, по-нашему, кто выше нас, того нам не следует судить.

- Да я только так говорю, чтобы провести время, - оправдывался хоктав. - Я ведь тоже всю ночь не спал и готов задремать, поэтому и пустил в ход язык: это самое лучшее средство, чтобы отогнать сон.

- Я тоже не спал, но все-таки умею держать язык за зубами, - сказал хейев.

- Ну, а я этого не могу. Я должен болтать всякий вздор, чтобы не заснуть, потому что привык спать, хоть немного, но каждую ночь.

- И этому ты научился у бледнолицых: они тоже спят каждую ночь. Да, ты совсем перестал походить на индейца, Вабога. Тебе только теперь и осталось вымазать рожу белой краской, чтобы окончательно перестать быть краснокожим. Одежду и язык ты давно уже переменил.

- Это верно. Но, по-моему, лучше действовать напрямик, чем так…

Неизвестно, что еще хотел сказать хейев, но в это время вдруг произошло нечто совершенно неожиданное, заставившее его замолчать. Один из пьяных с громкими криками подбежал к шатру и выразил желание видеть вождя, чтобы потребовать у него бледнолицую красавицу, которая сидит в стороне одна.

Телохранители вождя бросились урезонивать пьяницу, но это удалось им не скоро, и то только при помощи крутых мер: буян до тех пор не унялся, пока ему не скрутили руки и ноги и не завязали рот.

- Вот вы говорили, что они боятся вождя? - прошептал на ухо Снивели плантатор. - Трезвые, может быть, действительно боятся, а пьяным, известно, море по колено. Видите, один хотел даже ворваться к вождю, насилу его усмирили… Ах нет, я так и жду, что они сейчас набросятся на нас и начнут сдирать волосы!

добычей… Бедная девушка! Я хотя и не из жалостливых, а за нее и мое сердце болит.

- А каково мне видеть жену и детей во власти этих дьяволов? - произнес один из пленных, раненный в плечо. - Если бы только можно, я лучше убил бы их собственными руками, чем отдавать на поругание.

- Да и я сделал бы то же самое, - отозвался другой. - И нужно же нам было послушаться этого старого дурака Блэкаддера, соблазнившего нас следовать за ним! Он всему виною.

На это замечание Блонт Блэкаддер, наверное, энергично возразил бы, если бы не был погружен в глубокий сон.

Но вот вдруг из шатра послышался голос вождя, звавшего к себе часовых. В лагере все встрепенулись. Пленники разом умолкли и со страхом стали ожидать появления человека, который должен был решить их участь.