На море.
Глава XIV

ГЛАВА XIV

Нам, таким образом, ничего не оставалось делать, как сидеть на верхушке драконового дерева. Лев устроился так, чтобы одним прыжком схватить нас в ту минуту, когда мы ступим на землю, и спуститься вниз значило прямо броситься ему в пасть. Он лежал, свернувшись клубком, как кошка; время от времени он вставал, вытягивался, как бы собираясь ползти, бил себя по бедрам хвостом, скалил зубы и злобно рычал; затем он снова ложился и лизал порезанную лапу, глухо ворча и как бы мысленно собираясь отомстить за свою рану.

Мы надеялись, что ему надоест сидеть и он уйдет, но надежда эта мало-помалу покинула нас, когда мы увидели упорное намерение его стеречь нас. При малейшем нашем движении на ветках, он вскакивал и, предполагая, что мы хотим спуститься, становился таким образом, чтобы преградить нам путь. Это доказывало, что он не имеет намерения покидать свой пост, и мы приходили к тому убеждению, что он не снимет осады по собственному своему желанию.

Беспокойство наше достигло высшей границы; до сих пор, испуганные нападениями и видом нашего ужасного противника, мы не думали о безвыходности нашего положения. Когда прошел первый ужас, у нас явилась необходимость защищаться, и удача, которой мы добились вначале, помешала отчаянию овладеть нами. Скажу даже больше: уверенность, что мы находимся в безопасности от зубов и когтей врага, успокоила нас совершенно.

Теперь только начали мы понимать, что подвергаемся опасности совсем иного рода. Как ни надежно было наше убежище, мы не могли долго оставаться там; сидеть верхом на ветке - весьма неудобно, но нас беспокоило не это. Причина нашей тревоги была значительно более серьезной - перспектива голода и жажды. Я не должен был бы говорить "перспектива", ибо, если мы не были голодны, то жажда уже страшно мучила нас. Мы не проглотили ни единого глотка воды с тех пор, как сошли на берег, а кто ходил по Африке под палящими лучами солнца, тот знает, как мучает жажда через каждые четыреста-пятьсот шагов; мы чувствовали ее с момента нашего отъезда, ия искал воду с самого начала нашей прогулки, но нигде не находил ее.

Как упрекали мы теперь себя, что не захватили с собой воды! Нам даже и в голову не пришло, что нужна будет какая-нибудь провизия. Мы так обрадовались данному нам отпуску, что совсем забыли о том, что находимся в дикой стране, и отправились, не захватив с собой решительно ничего.

Не успели мы войти в лес элаисов, как уже стали чувствовать жажду, но теперь, сидя на обнаженных ветках, где не было никакой тени, чтобы защитить нас от палящих лучей солнца, в полдень, мы испытывали настоящую пытку; я страдал невыносимо, и мне казалось, что я не вынесу и умру, если муки эти продолжатся дольше. Перспектива, как видите, далеко не утешительная: оставить драконовое дерево, значило быть растерзанным львом, сидеть на нем - значило умереть после страшной агонии от голода, а главное от жажды.

Как вырваться из такого ужасного положения? Надоест ли льву ждать нас, уйдет ли он в другое место искать себе добычу? Но нет, он и не думал уходить; все движения его показывали малоутешительное намерение оставаться здесь долго, и я припоминал, что в книгах, прочитанных мною, говорилось о неумолимом характере царя зверей, который далеко не отличается тем великодушием, какое ему приписывают. Это пресловутое великодушие есть не что иное, как равнодушие к людям, которые не трогают его, и то при условии, что он сыт.

Наш лев не был голоден, но ему послали вызов, затем ранили во время борьбы, последовавшей за вызовом, и чувство мести дошло у него до последнего предела; нечего было и думать, чтобы бешенство его скоро улеглось. Не успокоит ли ночь его ярость? Но что еще может случиться до вечера, предположив, что темнота смягчит его гнев или даст нам возможность ускользнуть от него?

Мы ни одной минуты не рассчитывали на наших товарищей с "Пандоры"; у Бена, правда, были друзья среди матросов, но нрав их был не такого рода, чтобы заботиться о том, что с нами случилось; да если бы они и вздумали искать нас,то как найти кого-нибудь среди этих безграничных лесов, где нет даже тропинок, по которым можно было бы проследить, куда мы пошли?

Здесь с этой стороны у нас была только одна надежда, основанная на весьма странном предположении. Весьма возможно, что, не увидев нас вечером, капитан "Пандоры" вообразит, что мы дезертировали и пошлет осматривать окрестности, чтобы найти нас. Как ни странно было такое предположение, но мы страстно желали его осуществления, как единственного средства к спасению.

Тут Бену пришла вдруг в голову одна мысль: он вытащил нож и сделал надрез на ветке, где он сидел. Вопрос, о котором мы спорили, был теперь решен; из раны, сделанной Беном, показался красный сок, из жил растения текла драконова кровь.

Надеясь утолить жажду из предлагаемого нам природой источника, мы приложились губами к надрезу, сделанному на ветке, и начали высасывать кровавую жидкость; мы не сделали бы этого, будь более сведущими, потому что драконова кровь принадлежит к числу самых едких жидкостей на свете. Увы! Мы скоро узнали это на собственном опыте; пять минут спустя после того, как мы проглотили эту странную жидкость, нам показалось, что рот наш наполнен огнем, и жажда наша до того усилилась, что мы не в силах были переносить ее. Как раскаивались мы, что проглотили этот ужасный сок, как проклинали свою неосторожность! Не сделай мы этого, то могли бы протерпеть до следующего утра; но теперь это было невозможно, мы страдали так, как будто бы не пили несколько дней подряд.