| Автор: | Рид Т. М., год: 1858 |
| Категории: | Приключения, Роман |
ГЛАВА XXXVI
Было очевидно, что несмотря на прием, оказанный им, пловцы не имеют ни малейшего намерения отступать назад. "Пандора" превратилась теперь в громадный костер, к которому нельзя было приблизиться; нигде не видно было ни единой доски, и хотя плот представлял лишь призрачную мечту на спасение, он тем не менее был единственным убежищем на поверхности моря, а потому весьма естественно, что несчастные решили преследовать нас до последнего издыхания.
Они находились от нас на некотором расстоянии, поджидая своих товарищей, чтобы общими силами атаковать плот. Большинство матросов потеряло всякое мужество и предавалось самому крайнему отчаянию; но среди этих грубых людей было несколько человек, которые в этот ужасный час сохранили полное присутствие духа и придумывали способ, как избежать угрожавшей им опасности.
Что касается меня, я был в полном оцепенении. Я все следил за движениями негров, пока у меня не закружилась голова. Я не сознавал, что делалось вокруг. Я слышал крики матросов, слышал, как они ободряли друг друга, но я предполагал, что они сговариваются оттолкнуть пловцов, окружавших нас. Я ждал, что меня сейчас поглотят волны, был убежден, что скоро умру, и все-таки мне казалось, что я вижу все это во сне.
Вдруг я услышал крики "ура", выведшие меня из оцепенения. Я быстро обернулся и к удивлению своему увидел распускающийся кусок паруса, который поддерживался тремя матросами в вертикальном положении. Мне незачем было спрашивать, для чего они это делали; я чувствовал ветерок, обвевавший мне лицо и голову и надувавший уже парус; море волновалось кругом нас и пенилось в том месте, где доски прорезали волны, и плот наш двигался быстрее. Я смотрел на пловцов; они все еще следовали за нами, но теперь отставали от нас; каждая минута увеличивала расстояние, разделявшее их с нами. Боже милостивый! Мы были спасены от этой опасности, по крайней мере.
Скоро я ничего не различал, кроме черных точек на поверхности моря; мне показалось одну минуту, что негры, поняв невозможность догнать нас, повернули к "Пандоре". На что они надеялись? Громадный очаг, служивший им маяком, не дождался их прибытия; пламя, пожирая внутренность судна, нашло наконец бочку с порохом, которая должна была закончить эту ужасную драму.
Раздался страшный гром, равносильный залпу из ста пушек; горящие массы понеслись во все стороны и, падая с шипением в воду, угасали там. Несколько секунд держался в воздухе сверкающий сноп, который затем угас, дрожа, на поверхности моря. "Пандора" исчезла среди последних искр, рассыпавшихся во все стороны.
Глубокое молчание последовало за оглушительным треском этого взрыва; матросы не осмеливались произнести ни единого слова. В течение часа слышался еще в более или менее короткие промежутки времени предсмертный крик какого-нибудь несчастного, силы которого истощились или который становился добычей акулы.
Ветер надувал по-прежнему парус, и до захода солнца экипаж "Пандоры" был уже далеко от того места, где разыгралась эта ужасная трагедия.
Но на рассвете ветер снова стих, и наступило прежнее затишье; плот стоял на море в полной неподвижности.
Матросы не пытались больше двигать его вперед; к чему напрасные труды? Каково бы ни было направление, принятое им, нам нужно было проплыть сотни миль, прежде чем удастся добраться до берега, а пройти такое расстояние на плоту было бы немыслимо даже и при благоприятном ветре.
Будь у нас достаточное количество припасов, чтобы мы могли просуществовать с ними в течение нескольких недель, экипаж мог бы попытаться плыть куда-нибудь, но припасов у нас могло хватить только на несколько дней. Мы надеялись встретить судно, которое взяло бы нас на борт, но надежда эта была так слаба, что никто не смел думать о ней. Мы находились в одной из наиболее редко посещаемых частей Атлантического океана, бывшей вне навигационной линии, соединяющей две великие коммерческие страны. Вся надежда наша покоилась главным образом на португальских судах, идущих в Бразилию. Мы надеялись также встретить какое-нибудь невольничье судно, возвращающееся из Африки или отправляющееся туда за новым грузом; мы могли быть также замечены крейсером или военными судами, которые должны были идти к Огненной Земле, а оттуда в Тихий океан.
Матросы ничего не делали, и все спорили о том, какие у нас есть шансы на спасение. Большинство этих бандитов были опытными моряками и в совершенстве знали все пути на океане. Некоторые из них думали, что положение наше вовсе не такое отчаянное; мы можем распустить парус, устроив мачту из шестов и весел; нас заметят тогда издали на каком-нибудь судне, которое возьмет нас и доставить на берег. Так говорили те из матросов, которые одарены были счастливой натурой, способной надеяться на лучшее. Другие, напротив, печально качали головой и представляли своим товарищам такие серьезные доводы, что мы совсем падали духом. Они говорили, что в этой части океана встречается мало судов; предположив даже, что их ходят здесь целые сотни, они не в состоянии будут приблизиться к плоту по причине штиля, потому что и сами будут стоять на одном месте, пока ветер не надует их паруса. Штиль может продлиться несколько недель, а как же жить до тех пор?
Доводы такого рода заставили матросов произвести осмотр съестных припасов; странная вещь, но воды у нас оказалось больше всего. Бочку, стоявшую на палубе в тот момент, когда начался пожар, взяли потом и поместили между шестами, так что она все время плыла рядом с плотом. Открытие это вызвало большую радость среди матросов, потому что вода в таких случаях самое важное, а между тем о ней всегда забывают в последнюю минуту.
эта принята была с выражением глубочайшего горя; одни предавались отчаянию, другие бешенству. Осыпали упреками тех, которым поручено было позаботиться о съестных припасах; обвиненные оправдывались, утверждая, что они спустили бочку со свининой; но куда она делась? Скоро действительно нашли бочку и поспешили открыть ее... В ней оказалась смола.
едва не утопили и тех, которые поставили ее на плот. Какая надежда оставалась нам? Сколько времени проживем мы с двумя сухарями на человека? Не пройдет и трех дней, как мы начнем испытывать муки голода, и самая ужасная смерть постигнет нас по прошествии недели.
Ужасное будущее усилило гнев одних и уныние других; проклятия и угрозы раздавались всю ночь, и одну минуту я боялся даже, что выбросят в море тех, кого обвиняли в измене экипажу.
Вместо бочки со свининой, у нас оказалась другая бочка, которую лучше было бы оставить в добычу пламени, а между тем ее не забыли; содержимое ее было слишком драгоценно, чтобы не опустить ее раньше всего другого. Это была бочка с ромом; хмель мешает чувствовать ужас смерти, и матросы, потерявшие всякую надежду на спасение, бросились к ней, как в объятия друга.
Не была ли это та бочка, которая при спуске в шлюпку упала и пробила бок последней? Не знаю... весьма возможно. На борту во всяком случае могли найти и другую, потому что среди съестных припасов этот напиток всегда находился в большом количестве. Это любимый напиток матросов, главный источник грубых наслаждений этих распущенных людей. Ром этот не отличался высокими качествами, а потому его никогда не прятали под замок; матросы могли свободно пить его, и не проходило часу, чтобы тот или другой из них не утолял своей жажды у этого отвратительного источника. Если бочка со свининой осталась на судне, зато ром был здесь и мог заменить ее, и некоторые из этих несчастных с дикой радостью кричали, что если ром не сохранит им жизнь, зато он сделает им смерть более легкой и приятной.