Затерянная гора.
Глава VI. Индейцы

ГЛАВА VI
Индейцы

Мы покинули наших охотников в тот момент, когда они поспешно уходили от убитого вонючего барана.

Генри не разделял мнения своего товарища. Он находил, что рога карнеро стоило взять с собой, но присвоить их казалось ему неблагородным, потому что добыча была по охотничьим правилам не его, поэтому он попросил позволения у гамбузино взять себе рога. Что за эффект произвели бы эти гиганты в гостиной старой Англии!

Но, взглянув на проводника, Генри сразу очнулся от приятных мечтаний и сам обеспокоился, потому что мексиканец был необыкновенно мрачен. Ни тот, ни другой не проронили ни слова. Правда, сам путь их далеко не благоприятствовал беседам: ветки деревьев, цепкие лианы то и дело запутывались в ногах, даже не было видно следов хищных зверей. Дорога была так трудна, что Педро вынужден был все время работать ножом, причем падение каждой ветки сопровождалось энергичными ругательствами с его стороны.

Останавливаясь на каждом шагу, они не могли сделать больше мили в час. Наконец, они добрались до вершины. Там открылся им горизонт на три стороны света, - северную, восточную и западную; везде на двадцать миль вокруг тянулись льяносы.

Им недолго пришлось искать то, что они хотели увидеть. В десяти милях столбом крутилась пыль желтоватого цвета.

-- Это не дым, - сказал гамбузино, - а пыль, поднятая сотней лошадей!

-- А это не синие мустанги? - спросил Генри.

-- Нет, сеньор; на них есть всадники; в противном случае пыль поднималась бы другим образом; это индейцы!

Педро живо оглянулся в сторону лагеря.

-- Carrai! - воскликнул он. - Как неосторожно было стрелять! Лучше было бы лишиться завтрака! Я виноват в этом! Но теперь уже слишком поздно, индейцы, вероятно, заметили и дым, и выстрелы! - сказал он, покачивая головой. - Ах, мы сделали громадную ошибку!

Генри не ответил, да и что мог он сказать?

-- Как жаль, что я не попросил у дона Эстевана его подзорную трубу, - продолжал Педро, - хотя я и простым глазом вижу, что мои опасения справедливы. Нам сегодня не избежать битвы до захода солнца, а может быть, и до полудня!.. Смотрите, вот они разделяются.

В самом деле: облако пыли раздвоилось. Постепенно стали обрисовываться какие-то тени, все яснее и яснее определялись очертания лошадей и всадников, оружие которых блестело на солнце.

-- Это индейцы bravos, - сказал гамбузино серьезным голосом, - если это апахи, чего я побаиваюсь, то помилуй нас Бог! Я не понимаю, что значат их маневры: они видели наш дым и хотят застать врасплох с двух сторон. Бежим скорее в лагерь, нам нельзя терять ни минуты, ни секунды.

На этот раз, совершая обратный путь, охотники двигались быстро, как только было можно. Они пробежали мимо индеек, мимо ручья.

В лагере пробудилась жизнь. Мужчины, женщины, дети - все были на ногах, все за работой. Дети поливали колеса, чтобы они плотнее стали на земле; мужчины исправляли повреждения запряжек; другие сдирали кожу и разрезали бычью тушу.

Женщины стояли около разведенных огней и приготавливали шоколад. Другие на коленях растирали между камней вареный маис для лепешек.

Дети постарше ловили в озере рыбу, которой оно изобиловало. Поставили три палатки: одну четырехугольную побольше и две небольшие в виде колокола; стоявшая посередине служила дону Эстевану и сеньоре Вилланнева; в правой палатке помещалась Гертрудес со своей горничной-индианкой, а в левой Генри Тресиллиан с отцом. Пока в палатках никого не было. Роберт Тресиллиан осматривал лагерь, а сын его с гамбузино, как мы знаем, остался на вершине горы. Семья Вилланнева гуляла по берегу озера.

Они уже намеревались возвратиться в лагерь, как вдруг наверху лощины послышался крик, наполнивший страхом весь лагерь.

-- Индейцы!

Педро и Генри Тресиллиан стояли на скале, повторяя свое предостережение. Затем, рискуя сломать себе шею, они быстро скатились вниз в лагерь; тут их встретила взволнованная толпа людей и засыпала вопросами. Но они отвечали только два слова: "LosIndiosН. Отделавшись от вопросов товарищей, они поспешили к Вилланнева и его компаньону.

-- Где вы видели индейцев, дон Педро? - спросил Роберт Тресиллиан.

-- В льяносах, на северо-западе.

-- Уверены ли вы, что это были индейцы?

-- Да, сеньор. Мы видели вооруженных всадников. Это могут быть только краснокожие.

-- На каком расстоянии от нас находятся они, приблизительно? - спросил дон Эстеван.

-- Когда мы их заметили, они были милях в десяти, может быть, и дальше; с тех пор они не могли очень приблизиться, так как на спуск мы употребили едва полчаса.

Возбужденное дыхание и покрасневшие лица свидетельствовали о том, как спешили вестники. Их обратный путь был настоящей скачкой.

-- Какое счастье, что вы увидели их так далеко, - заметил дон Эстеван.

-- Ах, сеньор, - сказал Педро, - они не заставят себя долго ждать. Они почуяли наше присутствие и уже начали действовать. При их великолепных лошадях и при такой хорошей дороге десять миль - сущие пустяки.

-- Что вы нам посоветуете предпринять, дон Педро? - спросил старый воин, теребя свои усы.

-- Прежде всего, не оставаться здесь, - ответил гамбузино. - Надо как можно скорее сняться с лагеря.

-- Объясните точнее, Педро, я вас не понимаю; куда же нам направиться?

-- Наверх! - и Педро указал на вершину Затерянной горы.

-- Но тогда ведь придется оставить животных, и, наконец, когда успеем мы перевезти туда вещи?

-- Все равно! Прежде всего мы должны спасти себя, а это возможно только там.

-- Так вы считаете нужным бросить все здесь?

-- Да, сеньор, и не теряя ни одной минуты!

-- Как? - воскликнул Роберт Тресиллиан. - Бросить наши вещи, животных, машины? Но наши люди храбры, хорошо вооружены, и мы можем защищаться!

-- Это невозможно, дон Роберт, невозможно! Индейцев раз в десять больше, чем нас, и если даже мы устояли бы днем, то они подожгли бы нас ночью. Все так высушено, что одной искры достаточно, чтобы все загорелось. Ведь с нами женщины и дети, и только наверху они будут вне опасности.

-- Но почему эти индейцы должны быть обязательно нашими врагами? Разве это не могут быть опата?

-- Нет, - раздраженно воскликнул гамбузино, - это индейцы апахи.

-- Они двигаются из области апахов, не везут ни семей, ни клади, и я бьюсь об заклад, что они вооружены с ног до головы и имеют хищнические намерения.

-- В таком случае, - проговорил дон Эстеван, сумрачно сдвигая брови, - нам не следует ждать от них ничего хорошего.

-- И особенно, мягкого обращения, - прибавил гамбузино, - после того, как с ними повстречался капитан Жюль Перес и его товарищи.

Случай, упомянутый Педро, был известен всем присутствующим. Мексиканские солдаты недавно перебили отряд апахов. Это была настоящая бойня, жестокая, беспощадная резня.

-- Я уверен, - продолжал гамбузино, - что нас атакует изрядное число диких, и было бы безумием ожидать их здесь. Поднимемся на гору, втащим с собой то, что возможно, и бросим остальное.

-- А там мы будем в безопасности? - спросил Тресиллиан.

-- Как в крепости, - ответил Педро. - Ни один форт не может сравниться с этой горой. Двадцать солдат могут держаться на ней против сотен людей. Мы должны благодарить Бога за такое близкое и верное убежище!

-- Однако, нечего мешкать, - сказал дон Эстеван, обменявшись несколькими словами со своим компаньоном. - Мы теряем свое имущество, но у нас нет другого выхода. Командуйте, сеньор Виценте, мы вам будем повиноваться во всем!

При словах Педро "ArribaН лагерь до того почти спокойный, стал неузнаваем. Все засуетилось, заволновалось. Все забегали, расспрашивая, крича, плача. Матери собирали детей, прижимали их к сердцу и рыдали. Им чудились уже скальпировочный нож или стрела, поражающая их ребенка. Все было так внезапно и неожиданно, что сначала стоял какой-то хаос, но когда дело выяснилось, то все толпой устремились к лощине, ведущей к вершине горы.

Вскоре крутой склон сверху донизу покрылся людьми. Можно было принять его за гигантский муравейник.

Первым делом надо было подумать о женщинах и детях. Рудокопы с удивительной заботливостью помогали им взбираться по скалистому пути. Многие падали, ушибались, но все так спешили уйти от индейцев, что не замечали боли.

Достигнув вершины горы, мужчины снова возвратились к лагерю. Им нелегко было расставаться с имуществом, и потому они старались забрать все, что было возможно.

Тащите оружие и провизию, - кричал Педро, которого дон Эстеван облек всеми полномочиями. - После мы заберем, если успеем, и все остальное, но начать надо с пороха и припасов.

Все в точности повиновались. Спустя короткое время лощина представляла еще более интересное зрелище. Беспрерывная нить людей двигалась от горы к долине и обратно. Как трудолюбивые пчелы, взбирались и спускались они без отдыха, унося с новым подъемом новые сокровища. Часть людей работала под начальством инженера. Некоторые из оставшихся в лагере разгружали телеги и выбирали более ценные вещи; затем укладывали их, облегчая таким образом работу переносчиков. Другие открывали сундуки и ящики; разрезали ремни, разрывали чехлы и вываливали содержимое на землю. Они распоряжались так умно, что вскоре в лагере остались лишь машины и фургоны, которые было бы слишком трудно втащить наверх.

Были собраны последние вещи, в том числе и палатки, и совершился последний подъем.

Многие поспешили в луга, чтобы увести лошадей, но это оказалось невозможным, так как животные не могли подыматься по узким крутым тропинкам. С тяжелым сердцем разлучались люди со своими друзьями. В какие руки попадут они?..

"мулу с колокольчикамиН. Как он привык к их звону! И неужели он никогда больше не услышит эту родную его душе музыку?

Но медлить было легкомыслием, и надо было поторопиться с прощаниями. Все обращались к животным, как к разумным существам, с ласковыми словами: "Caball, caballito mio! Mulam mulita gueridaН. К этому присоединялись тысячи ругательств и проклятий в адрес индейцев.

Педро был взволнован больше всех. Все его состояние зависело от разработки руды, и вот он увидел свои надежды обманутыми: даже если золотоискателям удастся избежать смерти, их машины будут уничтожены разъяренными индейцами, а кто знает, сможет ли фирма Вилланнева и Тресиллиан перенести подобный убыток? Эта мысль, к которой присоединялась ненависть к апахам, разжигала в нем жажду мести. Потеря коня его не очень печалила, и он был готов подняться. Все его товарищи были далеко, за исключением Генри Тресиллиана, не решавшегося покинуть своего Крузадера. Стоя около верного коня, он водил рукой по его блестящей шерсти. Слезы катились по его щекам. Увы! Это была последняя ласка... Он больше никогда не увидит своего любимца. Казалось, благородное животное понимало своего господина; оно смотрело на него умным взглядом и глухо ржало.

-- Мой дорогой Крузадер, - говорил юноша, - подумать только, что я должен отдать тебя этим дикарям! Ах, как это тяжело! Как тяжело!..

Затем он удалился, стараясь победить свое волнение.

Когда Генри вошел в лощину, рудокопов уже не было видно. Пройдя шагов сто, он услыхал быстрый топот. Кто бы это мог быть? Отделившийся индеец? Нет, то был Крузадер, догонявший своего хозяина. Подбежав к подошве горы, преданное животное пыталось взобраться на скалу; но все его усилия были тщетны. Каждый раз, когда оно ступало на склон, камни катились из-под его копыт и оно падало на задние ноги. Его тщетные старания сопровождались жалобным ржанием, раздиравшим душу Генри.

Чтобы не видеть этих мучений, молодой человек поспешил наверх, но, прежде чем уйти, оглянулся и бросил последний взгляд на своего верного друга. Крузадер неподвижно стоял на своем прежнем месте; он, видимо, отказался от намерения следовать за своим хозяином и только следил за ним грустными глазами.