Лучше поздно, чем никогда.
Часть первая.
Глава XXVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лучше поздно, чем никогда. Часть первая. Глава XXVI. (старая орфография)

XXVI.

Мистеру Гаусу стоило большого труда упросить Фрея не показывать своего дневника; тратя время на упрашивание, он и не подозревал, какую важную роль играла в это время копия. Впрочем, он не знал об её существовании.

Мистер Леси вошел к членам комитета.

- Господа, известно ли вам, сколько было покушений на самоубийство во все время управления тюрьмою прежнего директора, спросил он.

- Право не помню, отвечал мистер Виллиамс.

- Так я вам скажу, возразил мистер Леси: - одно. А с-тех-пор, как мистер Гаус директором, таких покушений было сколько, господа?

- Не знаю, не замечал. Ведь заключенные на каждом шагу представляются, делают только вид, что хотят лишить себя жизни, для того, чтобы напугать начальство.

- Я не говорю о тих, которые представляются, а только о тех, которые действительно покушаются на это с отчаяния. Таких примеров...

- Пять или шесть, я думаю.

- Вы думаете? а, вы думаете! Вы не знаете этого наверное. Это так ничтожно, что недостойно вашего внимания. Не пять и не шесть, а четырнадцать. А, господа! так-то вы исполняете свою обязанность, так-то вы ревизуете тюрьму! Не знаю, зачем было и брать вам на себя такую должность; вы совсем к ней не способны. Вам все равно, жив или умер какой-нибудь несчастный заключенный, и отчего он умер. Это до вас не касается, это не ваше дело. Прекрасные органы правительства!.. Я говорю вам это для того, господа, чтобы вы поняли, почему теперь невозможно назначить никого из вас в члены той коммисии, которая будет составлена здесь в тюрьме, для исследования и разсмотрения всех важных обличений мистера Идена.

Мистер Иден поклонился в знак благодарности; уверенный в успехе, он пошел навещать заключенных и с сияющим лицом переходил из одной комнаты в другую, утешая бедствующих.

Мистер Леси в это время что-то записывал, а члены тюремного комитета перешептывались о том, что они умнее бы сделали, еслибы с первого раза взяли сторону мистера Идена. Мистер Леси им сказал: "Господа, прошу вас, будьте готовы к допросам, которые вам станет предлагать коммисия."

В эту минуту вошел мистер Гаус и своим немаскированным голосом очень дерзко обратился к мистеру Леси: "Не трудитесь наряжать коммисии против меня. Я сделал для отечества во сто раз больше, чем оно для меня. Если оно не умеет ценить моих заслуг, то зачем же мне тратить их напрасно." Потом он обратился к членам комитета: "Господа, я возвращаю вам должность, которую от вас принял; слагаю с себя ее в полном убеждении, что никто не в состоянии будет меня заменить. Благодарю вас за доброе расположение и за хорошее мнение обо мне. Верьте, я этого никогда не забуду. Ваши чувства служат мне истинным утешением в тех обидах, которые мне нанес сумасшедший пастор."

- Ваша отставка принимается, сказал сухо мистер Леси, и так как вам теперь более здесь нечего делать, то я вам советую, для вашего же блага, поскорее отсюда выбраться. Распорядитесь, чтобы все ваше скорее вынесли.

- Мне нечего отсюда выносить, кроме моего рвения к своей должности.

- А, сказал спокойно мистер Леси, так для этого вам не нужно помощников: вынесете и одни.

Мистер Гаус вышел, раскланявшись только с членами комитета.

Мистер Виллиамс сказал ему в след:

- Где бы он ни был, я всегда скажу, что этот человек достоин уважения.

Другие, однако, этого не повторили: они слишком струсили. Мистер Гаус простился очень дружелюбно с Фреем, это был всегда ему верный слуга; директору тяжело было с ним разстаться. Еслибы кто знал, сколько разнородных чувств кипело в груди Гауса! им даже на минуту овладело раскаяние в прошлых поступках, но только на минуту. Он еще раз, в последний раз прошелся по своей тюрьме, чтобы проститься со всем тем, что ему напоминало о его прошлой власти. Уже будучи у ворот, он увидел, как мистер Иден выпускал Строта в сад, и отдавал приказание тюремщику, чтобы старика на целый день оставили в саду. Это страшно взбесило мистера Гауса; в нем закипела злоба, он готов был разорвать на части мистера Идена.

- Вот как вы исполняете правила, У вас прекрасно пойдут дела я вам предсказываю.

- Мистер Гаус, в правилах сказано, что заключенные каждый день должны быть на воздухе столько, сколько необходимо для их здоровья. Вы не исполняли правил, потому что не позволяли этого несчастным. Они при вас умирали от недостатка воздуха, пусть теперь хоть немного оживут.

- Да что же ему-то за дело до этого? заметил Эванн, ведь ос здесь больше не начальник, ему велено отправляться вон.

Верно Эванс подслушивал у дверей.

- Неужели? спросил важно, вежливо и без малейшей тени радости мистер Иден.

- Как будто ты этого не знаешь, подлая вкрадчивая тварь? Не ты ли подкопался под меня? Где мне было состязаться с тобой! Где же равняться в подлостях с тобою - честному человеку!

Мистер Иден был поражен такою дерзостью. Он начал очень серьозно усовещевать мистера Гауса. Он представил все его преступления в настоящем, отвратительном их свете, заставил его понять, сколько он сделал неисправимого зла, за которое ему придется отвечать пред Богом. Мистер Иден напомнил директору судьбу всех тех несчастных, которых смерти он был причиною, и угрожал, что эти лица будут постоянно его преследовать, где бы он ни был, что они даже не дадут ему умереть спокойно, и заключил так:

- Молитесь, молитесь скорее! Старайтесь искренним раскаянием смыть кровь с своих рук. Это - кровь невинных жертв, и потому смыть ее будет не легко. Это можно только сделать целыми годами благотворительности, целым морем слез искренняго покаяния. Идите! Идите! Молитесь! Молитесь!

Через пять минут был отменен кожаный воротник, и самый снаряд послан на разсмотрение в Лондон, в министерство внутренних дел. Чрез десять минут мистер Иден послал за опытным слесарем, чтобы осмотреть рукоятки. Оказалось, что оне все были фальшивы. На каждой из них, по приказанию мистера Гауса, была выставлена только третья часть их веса и тяжести при обороте. Неудивительно было после этого, что наказанные не были в силах вертеть такую страшную тяжесть, которую могли бы приводить в движение разве только лошадиные силы. Все машины с рукоятками были отданы в переделку. Мистер Иден не мог их вдруг уничтожить, но все-таки был счастлив и тем, что хоть на время изнуренные страдальцы отдохнут от такого тяжелого, и с тем вместе, безсмысленного труда.

Еще через пять минут (мистер Иден не терял времени), он подал мистеру Леси список имен заключенных, которых следовало совершенно выпустить из тюрьмы. Одних, потому что им вышел срок; других для того, чтобы спасти их от сумасшествия, к которому они были так прекрасно приготовлены недостатком воздуха и развлечения. Первым в этом списке стояло имя Строта, несчастного старика, который до того отупел, что на него не действовал ни свежий воздух, ни ласковое обращение. Мистер Иден узнал, что он любит скрипку и хорошо на ней играет. И пастор достал ему скрипку; глаза несчастного заблистали жизнью при виде любимого инструмента. Он принялся за смычек, играл долго и жадно; он совершенно ожил; скрипка спасла его.

Опять начались разные работы; всякий принялся за свое прежнее ремесло и был совершенно доволен. Тюремные правила были тотчас отпечатаны, и экземпляры их развешаны в каждой комнате заключенного.

В час времени мистер Иден изгладил мрачные остатки распоряжений Гауса в тюрьме, как очищают чернильное пятно с листа белой бумаги.

Со всех сторон раздавались крики благодарности и счастия, на всех лицах сияли надежда, торжество; до самого заката солнца слышались звуки скрипки, которые поражали всех, как что-то небывалое в тюремной жизни. Бедный Строт не мог досыта наиграться. Кто поверит, что скрипка спасла ему жизнь?

Мистер Иден был чуть ли не всех довольнее своим днем; он сделал так много добра, он спас столько несчастных, что не знал как благодарить Бога, помогшого ему в этом. Спокойный, счастливый, мистер Иден пошел к себе пить чай и приготовлять две проповеди к следующему воскресенью.

Целый вечер он был в прекрасном расположении духа, но ни слова не говорил о своей победе над мистером Гаусом, даже ни разу не вспомнил о тюремных делах.

- Сусанна, мистрисс Девис, говорил он, право не знаю, как благодарить вас за все, чем вы для меня были в это время. Вы показали себя истинными друзьями, вы поддержали мои силы для важной борьбы. Благодарю вас, Сусанна, друг мой, вы спасли мне жизнь; еслибы вы не привезли мистера Вольсона, меня бы теперь уже не было на свете. Бог только в состоянии отплатить за это доброе дело, а не я.

- Мистер Иден, вы забыли, что уже заранее расплатились со мной.

- Прекрасно, сказал мистер Иден. Сусанна, вот чем я обещаю вам отплатить за огромную услугу: я обвенчаю вас с честным человеком, который вас любит и которого вы любите. Довольны ли вы будете этим, расплатились ли мы? отвечайте скорее.

- О, да, мистер Иден, добрый мой друг! Дай Бог, чтобы это было так. Тогда я останусь у вас еще в долгу. Неправда ли, тетушка?