Ж. Ж. Руссо. Исповедь. Перевод Ф. Н. Устрялова. Спб. 1898 г
(Старая орфография)

Ж. Ж. Руссо. Исповедь. Переводъ Ф. Н. Устрялова. Спб. 1898 г. "Исповедь" Руссо состоитъ изъ двухъ частей, очень различныхъ по своему характеру. Въ первой разсказана молодость автора, который всегда находилъ да своемъ пути благосклонныхъ къ нему людей. Рисуя свои отношенiя къ людямъ въ детстве и юности, Руссо скорее склоненъ обличать себя и рисовать другихъ въ лучшемъ свете. Онъ не стыдится говорить о томъ, какъ часто онъ злоупотреблялъ доверiемъ расположенныхъ къ нему людей, и распространяется съ какой-то особенной рисовкой о такихъ своихъ некрасивыхъ поступкахъ, какъ мелкое воровство, такъ же, какъ и о томъ, что онъ былъ недостоинъ доброты и привязанности г-жи де-Варенсъ, женщины опекавшей его въ теченiе всей его юности. Факты изобилуютъ въ этой части Исповеди. Чрезвычайно интересно описанiе детства, темъ более, что Руссо останавливается более всего на своихъ ощущенiяхъ, обостренность которыхъ онъ отчасти объясняетъ наследственностью. Отецъ и мать его были романтически нежными людьми, беззаветно любившими другъ друга всю жизнь. "Изъ всехъ даровъ, - говоритъ Руссо, - которыми наделило ихъ небо, они оставили мне только чувствительное сердце; но для нихъ оно было источникомъ счастья, а для меня сделалось главной причиной всехъ моихъ бедствiй". Воспитанiе тоже много содействовало развитiю этой основной черты Руссо - его душевной чуткости. Все детство Руссо проникнуто было странно обостренной чувствительностью, создававшей въ его наивной детской душе целый мiръ смутныхъ настроенiй, заменявшихъ ему истинную жизнь Онъ искалъ исхода своимъ чувствамъ и странно боялся всякаго чувства, соединяя въ себе нежное и страстное сердце съ робостью и замкнутостью. Онъ жилъ только воображенiемъ, дававшимъ ему более сильныя и сосредоточенныя ощущенiя, чемъ могла бы дать сама жизнь. Уже въ самомъ детстве началось въ немъ это противоречiе воображенiя и воли.

"Я еще не имелъ никакого понятiя о вещахъ, - говоритъ онъ, - когда уже все чувства были мне знакомы. Я ничего не постигъ, но все перечувствовалъ. Эти смутныя волненiя, которыя я ощущалъ одно за другимъ, не искажали разсудка, котораго во мне тогда еще не было, но они образовали во мне способность разсуждать совсемъ иного рода и дали мне о жизни человеческой странныя и романическiя понятiя, отъ которыхъ никогда не могли излечить меня ни опытъ, ни размышленiя".

Этотъ романтизмъ наложилъ отпечатокъ на всю юность Руссо. Какъ бы ни были будничны происшествiя, онъ всегда извлекалъ изъ нихъ целый рядъ ощущенiй, доступныхъ ему одному. Съ детства онъ любилъ природу, и въ его первыхъ описанiяхъ садоводства, которымъ онъ любилъ заниматься въ детстве, виденъ будущiй романтикъ. Онъ уже тогда умелъ наслаждаться красивымъ уголкомъ сада, такъ же, какъ другiе наслаждаются только положительными радостями жизни. Въ первыхъ сердечныхъ опытахъ Руссо, въ обычныхъ для этого возраста исторiяхъ любви то къ сверстницамъ, то, напротивъ того, къ женщинамъ значительно старшимъ, напр., къ его воспитательнице, сказывается все та же основная черта Руссо - уменье жить однимъ воображенiемъ и съ такой независимостью и субъективностью чувства, что самые предметы любви не подозревали о внушаемыхъ ими ощущенiяхъ. Когда Руссо пришлось мыкаться по свету въ исканiи хотя бы самаго скуднаго заработка, когда онъ дошелъ до того, что былъ лакеемъ, потомъ переписчикомъ нотъ и т. д., то людямъ, съ которыми онъ сталкивался, видна была только мелкая внешняя оболочка его души, - вся внутренняя его жизнь оставалась вполне скрытой.

съ г-жей де-Варенсъ онъ посвящаетъ несколько прочувствованныхъ страницъ, на которыхъ вспоминаетъ все подробности ихъ перваго свиданiя, и тонъ его описанiй показываетъ, какъ живы въ немъ не только событiя, но и ощущенiя той минуты. Въ исторiи его любви къ м-мъ де-Варенсъ, которую онъ называлъ маменькой вследствiе значительной разницы летъ между ними, проявляются все оттенки и все противоречивыя ощущенiя очень сложной любви, сочетающей въ себе нежность, некоторую безстрастность, снисходительность ко всемъ слабостямъ другихъ людей и, более понятное читателямъ нашего времени, чемъ современникамъ автора, чувство внутренней свободы: оно позволяло ему и любить значительно старшую его женщину съ большой нежностью и вместе съ темъ относиться очень свободно къ ея чувствамъ, не ставить ей въ упрекъ капризовъ чувствъ, заставлявшихъ ее делить любовь къ Руссо съ однородными привязанностями къ несколькимъ другимъ людямъ. Руссо говоритъ съ удивительной незлобивостью о сердечныхъ исторiяхъ своей подруги, хотя оне, очевидно, заставляли его страдать. Онъ разсказываетъ съ большой грустью о томъ, какъ онъ торопился вернуться къ ней после одного ею же вызваннаго путешествiя. ожидая быть встреченнымъ радостно, и какъ вместо того онъ нашелъ "маменьку" совершенно равнодушной, занятой какимъ-то новымъ романомъ. Но и тогда онъ ни на минуту не упрекаетъ ее и старается даже примириться съ ея новымъ другомъ; это ему однако не удается, и онъ окончательно уходитъ отъ г-жи де-Варенсъ. Онъ старается успокоиться своими занятiями музыкой, которыя считаетъ деломъ своей жизни, и, наконецъ, отправляется въ Парижъ и начинаетъ въ 30-летнемъ возрасте новую жизнь, совершенно отличную отъ предыдущей.

"Исповеди" его впечатленiя юности, разсказанныя въ въ первой части, связаны съ исторiей его позднейшихъ летъ, т. е. со второй частью, лишь несколькими чертами. Самая яркая изъ нихъ - любовь въ природе. Въ подробныхъ описанiяхъ его совместной жизни съ м-мъ де-Веренсъ значительную роль играетъ внешняя обстановка ихъ жизни, сельское пребыванiе, настраивавшее его на чисто молитвенныя настроенiя. Чуждый всякой положительной религiи, Руссо былъ, однако, очень религiозенъ по натуре, и это чувство связывало его съ природой. Въ первой части "Исповеди" есть удивительное описанiе молитвеннаго настроенiя, вызваннаго прогулкой въ красивой местности. "Гуляя, я читалъ молитву, - пишетъ онъ, - состоящую не въ одномъ пустомъ движенiи губъ, во въ искреннемъ вознесенiи сердцемъ къ Творцу этой милой природы, красоты которой были у меня передъ глазами. Я некогда не любилъ молиться въ комнате, - мне кажется, что стены и все мелочныя произведенiя рукъ человеческихъ становятся между Богомъ и мною. Я люблю созерцать Бога въ Его творенiяхъ, между темъ, какъ сердце мое возносится къ Нему. Могу сказать, что молитвы мои были чисты и, следовательно, достойны быть услышаны... Впрочемъ, молитва моя приходила больше въ удивленiи и созерцанiи, чемъ въ просьбахъ".

Во второй части Руссо тоже любитъ останавливаться на внешнихъ подробностяхъ, сопровождавшихъ решительные моменты его жизни. Такъ, напр., онъ описываетъ подробно прогулку, въ теченiе которой ему попалось на глаза объявленiе о теме, предложенной на премiю Дижонской Академiей: "Чему способствовалъ прогрессъ въ наукахъ и искусствахъ - къ развращенiю или въ очищенiю нравовъ?" Руссо, какъ известно, ответилъ на эту тему отрицательно, и его парадоксальное сочиненiе доставило ему сразу громкую славу. Для него же лично главное значенiе имеетъ не его научная работа, а те настроенiя, среди которыхъ она возникла и къ которымъ она привела его самого. Онъ продолжаетъ въ "Исповеди" показывать внутреннюю сторону во всехъ положенiяхъ жизни, исторiю своей души и делаетъ это при помощи одного вернаго руководителя, который, по его собственнымъ словамъ, ничто иное, какъ "цепь чувствованiй, обозначавшихъ последовательный ходъ его бытiя". Чувства его во второй части его жизни уже не имеютъ прежней непосредственности, и эта часть "Исповеди" состоитъ изъ разсказовъ о его недоверчивомъ отношенiи къ людямъ, о его столкновенiяхъ, въ которыхъ съ его стороны преобладаетъ не прежняя кротость и ясность души, а озлобленность и враждебное отношенiе къ людямъ, которыхъ онъ подозреваетъ въ постоянномъ посягательстве на его личность, эта вторая часть имеетъ более историко-литературное значенiе своими писанiями литературныхъ кружковъ того времени, энциклопедистовъ, съ которыми Руссо былъ въ хорошихъ отношенiяхъ, выдающихся светскихъ людей и т. д. Но въ психологическомъ и художественномъ отношенiи первая часть, где меньше событiй и больше чувствъ, несомненно стоитъ гораздо выше.