Ж. Ж. Руссо. Исповедь. Перевод Ф. Н. Устрялова. Спб. 1898 г

Ж. Ж. Руссо. Исповедь. Перевод Ф. Н. Устрялова. Спб. 1898 г. "Исповедь" Руссо состоит из двух частей, очень различных по своему характеру. В первой рассказана молодость автора, который всегда находил да своем пути благосклонных к нему людей. Рисуя свои отношения к людям в детстве и юности, Руссо скорее склонен обличать себя и рисовать других в лучшем свете. Он не стыдится говорить о том, как часто он злоупотреблял доверием расположенных к нему людей, и распространяется с какой-то особенной рисовкой о таких своих некрасивых поступках, как мелкое воровство, так же, как и о том, что он был недостоин доброты и привязанности г-жи де-Варенс, женщины опекавшей его в течение всей его юности. Факты изобилуют в этой части Исповеди. Чрезвычайно интересно описание детства, тем более, что Руссо останавливается более всего на своих ощущениях, обостренность которых он отчасти объясняет наследственностью. Отец и мать его были романтически нежными людьми, беззаветно любившими друг друга всю жизнь. "Из всех даров, - говорит Руссо, - которыми наделило их небо, они оставили мне только чувствительное сердце; но для них оно было источником счастья, а для меня сделалось главной причиной всех моих бедствий". Воспитание тоже много содействовало развитию этой основной черты Руссо - его душевной чуткости. Все детство Руссо проникнуто было странно обостренной чувствительностью, создававшей в его наивной детской душе целый мир смутных настроений, заменявших ему истинную жизнь Он искал исхода своим чувствам и странно боялся всякого чувства, соединяя в себе нежное и страстное сердце с робостью и замкнутостью. Он жил только воображением, дававшим ему более сильные и сосредоточенные ощущения, чем могла бы дать сама жизнь. Уже в самом детстве началось в нем это противоречие воображения и воли.

"Я еще не имел никакого понятия о вещах, - говорит он, - когда уже все чувства были мне знакомы. Я ничего не постиг, но все перечувствовал. Эти смутные волнения, которые я ощущал одно за другим, не искажали разсудка, которого во мне тогда еще не было, но они образовали во мне способность разсуждать совсем иного рода и дали мне о жизни человеческой странные и романическия понятия, от которых никогда не могли излечить меня ни опыт, ни размышления".

Этот романтизм наложил отпечаток на всю юность Руссо. Как бы ни были будничны происшествия, он всегда извлекал из них целый ряд ощущений, доступных ему одному. С детства он любил природу, и в его первых описаниях садоводства, которым он любил заниматься в детстве, виден будущий романтик. Он уже тогда умел наслаждаться красивым уголком сада, так же, как другие наслаждаются только положительными радостями жизни. В первых сердечных опытах Руссо, в обычных для этого возраста историях любви то к сверстницам, то, напротив того, к женщинам значительно старшим, напр., к его воспитательнице, сказывается все та же основная черта Руссо - уменье жить одним воображением и с такой независимостью и субъективностью чувства, что самые предметы любви не подозревали о внушаемых ими ощущениях. Когда Руссо пришлось мыкаться по свету в искании хотя бы самого скудного заработка, когда он дошел до того, что был лакеем, потом переписчиком нот и т. д., то людям, с которыми он сталкивался, видна была только мелкая внешняя оболочка его души, - вся внутренняя его жизнь оставалась вполне скрытой.

он посвящает несколько прочувствованных страниц, на которых вспоминает все подробности их первого свидания, и тон его описаний показывает, как живы в нем не только события, но и ощущения той минуты. В истории его любви к м-м де-Варенс, которую он называл маменькой вследствие значительной разницы лет между ними, проявляются все оттенки и все противоречивые ощущения очень сложной любви, сочетающей в себе нежность, некоторую безстрастность, снисходительность ко всем слабостям других людей и, более понятное читателям нашего времени, чем современникам автора, чувство внутренней свободы: оно позволяло ему и любить значительно старшую его женщину с большой нежностью и вместе с тем относиться очень свободно к её чувствам, не ставить ей в упрек капризов чувств, заставлявших ее делить любовь к Руссо с однородными привязанностями к нескольким другим людям. Руссо говорит с удивительной незлобивостью о сердечных историях своей подруги, хотя оне, очевидно, заставляли его страдать. Он рассказывает с большой грустью о том, как он торопился вернуться к ней после одного ею же вызванного путешествия. ожидая быть встреченным радостно, и как вместо того он нашел "маменьку" совершенно равнодушной, занятой каким-то новым романом. Но и тогда он ни на минуту не упрекает ее и старается даже примириться с её новым другом; это ему однако не удается, и он окончательно уходит от г-жи де-Варенс. Он старается успокоиться своими занятиями музыкой, которые считает делом своей жизни, и, наконец, отправляется в Париж и начинает в 30-летнем возрасте новую жизнь, совершенно отличную от предыдущей.

"Исповеди" его впечатления юности, рассказанные в в первой части, связаны с историей его позднейших лет, т. е. со второй частью, лишь несколькими чертами. Самая яркая из них - любовь в природе. В подробных описаниях его совместной жизни с м-м де-Веренс значительную роль играет внешняя обстановка их жизни, сельское пребывание, настраивавшее его на чисто молитвенные настроения. Чуждый всякой положительной религии, Руссо был, однако, очень религиозен по натуре, и это чувство связывало его с природой. В первой части "Исповеди" есть удивительное описание молитвенного настроения, вызванного прогулкой в красивой местности. "Гуляя, я читал молитву, - пишет он, - состоящую не в одном пустом движении губ, во в искреннем вознесении сердцем к Творцу этой милой природы, красоты которой были у меня перед глазами. Я некогда не любил молиться в комнате, - мне кажется, что стены и все мелочные произведения рук человеческих становятся между Богом и мною. Я люблю созерцать Бога в Его творениях, между тем, как сердце мое возносится к Нему. Могу сказать, что молитвы мои были чисты и, следовательно, достойны быть услышаны... Впрочем, молитва моя приходила больше в удивлении и созерцании, чем в просьбах".

Во второй части Руссо тоже любит останавливаться на внешних подробностях, сопровождавших решительные моменты его жизни. Так, напр., он описывает подробно прогулку, в течение которой ему попалось на глаза объявление о теме, предложенной на премию Дижонской Академией: "Чему способствовал прогресс в науках и искусствах - к развращению или в очищению нравов?" Руссо, как известно, ответил на эту тему отрицательно, и его парадоксальное сочинение доставило ему сразу громкую славу. Для него же лично главное значение имеет не его научная работа, а те настроения, среди которых она возникла и к которым она привела его самого. Он продолжает в "Исповеди" показывать внутреннюю сторону во всех положениях жизни, историю своей души и делает это при помощи одного верного руководителя, который, по его собственным словам, ничто иное, как "цепь чувствований, обозначавших последовательный ход его бытия". Чувства его во второй части его жизни уже не имеют прежней непосредственности, и эта часть "Исповеди" состоит из рассказов о его недоверчивом отношении к людям, о его столкновениях, в которых с его стороны преобладает не прежняя кротость и ясность души, а озлобленность и враждебное отношение к людям, которых он подозревает в постоянном посягательстве на его личность, эта вторая часть имеет более историко-литературное значение своими писаниями литературных кружков того времени, энциклопедистов, с которыми Руссо был в хороших отношениях, выдающихся светских людей и т. д. Но в психологическом и художественном отношении первая часть, где меньше событий и больше чувств, несомненно стоит гораздо выше.