Капитал-король.
Глава XII.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сайм В., год: 1884
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Капитал-король. Глава XII. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XII.

Верхняя комната гостинницы Кирсти-Мартина выходила на реку Сайд. Это была длинная, узкая комната, украшенная портретами избирателей и капиталистов, из которых первые отличались большими задумчивыми глазами, а последние - самодовольной улыбкой. На четырех маленьких окнах висели закопченные от табаку кисейные занавески; низкий, пожелтевший потолок также носил следы копоти от сотен трубок, которых выкуривали тут ежедневно. Главной особенностью этой комнаты был широкий стол красного дерева, между которым и стеной нельзя было пройти, когда были заняты стулья, окружавшие стол. В заднем конце комнаты находился камин с большим зеркалом.

Был холодный декабрьский вечер, в камине пылал веселый огонь, но комната была пуста, тогда как буфет внизу кишел публикой, которой любезно прислуживали сама хозяйка Кирсти Маккинон, толстая пятидесятилетняя женщина, и её хорошенькая дочка, кокетливо болтавшая с молодежью. Среди публики были представители различных возрастов: и юноши и пожилые люди, но все они отличались бледными лицами, широкими плечами и умными, решительными глазами.

Внезапно отворилась дверь с улицы и вошел Абель Дюрайд.

- Вы последние, мистер Дюрайд, воскликнула Кирсти из-за выручки: - пожалуйста, затворяйте покрепче дверь, а то снег летит в комнату. Вам чашку кофе? прибавила она: - но такой холод, что я прибавлю две капли старой водки.

- Нет, благодарю вас, я не пью водки, отвечал Абель, пожимая протянутые к нему отовсюду руки.

- Мы все в сборе? спросил человек, небольшого роста, с выдающимися скулами, козлиной бородкой и длинным, худощавым лицом.

- Все, все, отвечало много голосов, и присутствующие без всякого приглашения направились в верхнюю комнату, где заняли места вокруг большого стола.

Это были делегаты рабочих союзов Лумсайда и окрестностей; перед каждым из них лежал сверток бумаг и стояли чернильницы, водка и вода.

Маленький человечек с выдающимися скулами занял председательское кресло и объяснил, в кратких словах, почему было созвано столько делегатов даже от таких союзов, которые не имели прямого отношения к железному отделу. Но вопрос, подлежащий их обсуждению, был так важен, что желательно было выслушать мнение всех сочувствовавших борьбе труда с капиталом, и потому он счел нужным пригласить всех. Затем, председатель передал слово Абелю Дюрайду, прибавив, что он отличается таким красноречием и ясностью изложения, что если кто не поймет его мастерской речи, то будет сам в этом виноват.

перед собою и начал говорить твердым, мелодичным голосом. Все глаза были обращены на него с уважением.

Речь Абеля была длинная: он представил подробный очерк настоящого положения железной промышленности в Лумсайде и его окрестностях, объяснил, какие барыши получают хозяева, высчитал сколько времени могло продолжаться это цветущее положение в виду имевшихся уже заказов и доказал фактами справедливость увеличения заработной платы.

- Нам надо решить, что делать, сказал он в заключение: - я представил вам ясно положение дел. С одной стороны, заводчики пользуются громадными барышами необыкновенно счастливого года, с другой - рабочие получают такую плату за свой труд, которая при общей дороговизне чрезмерно мала. Здесь не место выражать негодование против хозяев и к тому же, это потеря времени и энергии. Я позволю себе только сказать, что у хозяев на уме одно: собственные барыши. Мы собрались сюда именно с целью протестовать против такого взгляда и принять меры, чтоб заводчики Лумсайда, из личного интереса, выдавали нам плату более соответственную с получаемыми барышами. Средство для достижения этой цели - стачка, если наша просьба о прибавке заработной платы не будет возвышена. Вы знаете меня хорошо и, конечно, понимаете, что я не стану советовать вам такую меру наобум. Пятнадцать лет тому назад, когда я был еще мальчишкой, рабочие Лумсайда забрали свои инструменты, разошлись по домам с тем, чтоб не возобновлять работы пока не будет повышена получаемая ими плата. Этой стачке я обязан смертью моей матери. Она умерла от голода и мой отец так и написал на её гробнице: "Умерла от голода". Я поэтому знаю, что говорю. Я все обдумал, взвесил все последствия, сообразил все обстоятельства и твердо, решительно говорю: если заводчики в теперешнее цветущее время железной промышленности не захотят уступить нашей просьбе, то мы прекратим работу. Я очень хорошо знаю, что последний год принес им такие барыши, благодаря которым они в состоянии ликвидировать свои дела и жить припеваючи всю жизнь. И все-таки ответим стачкой на отказ в прибавке. Мы, по крайней мере, будем сознавать, что на нашей стороне справедливость, а справедливость рано или поздно восторжествует. Придет время, когда рабочий будет получать плату не по произволу хозяина, но по определению судей, совместно избранных хозяевами и рабочими.

Под влиянием этой речи Абеля и приведенных им фактов, собрание единогласно решило поручить ему и председателю предъявить заводчикам просьбу о прибавке заработной платы. Затем делегаты спокойно разошлись.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница