Бартек-победитель.
Глава VI

VI

Снова прошло несколько месяцев. Весна была уже в полном разгаре. В Подгнётове вишни в садах стояли все обсыпанные цветом, а в полях уже зеленели густые хлеба. Однажды, Магда, сидя возле хаты, чистила к обеду мелкий, дрянной картофель, который скорей годился в пищу скоту, чем людям. До нового хлеба было ещё далеко и нужда понемногу заглядывала в Подгнётово. Видно это было и по лицу Магды, почерневшему и с ясными следами горя. Может быть, чтобы разогнать его, баба, полузакрыв глаза, вытягивала тонким голосом:

Воробьи на черешнях чирикали так, как бы хотели заглушить её голос, а она всё продолжала свою песню и задумчиво посматривала то на собаку, спящую на солнце, то на дорогу, проходящую мимо хаты, то на тропинку, идущую от дороги через огород и поле. Может быть Магда потому посматривала на тропинку, что она шла прямо к станции, и Бог дал, что на этот раз она смотрела не напрасно. Вдали показалась какая-то фигура и баба приложила руку ко лбу, но рассмотреть ничего не могла, - так ослепляло её солнце. Лыска проснулась, подняла голову, отрывисто вякнула и насторожила уши.

До Магды долетели неясные слова какой-то песни. Лыска вскочила на ноги и поплелась к приближающемуся человеку. Магда слегка побледнела.

- Бартек, или не Бартек?

И она вскочила, да так, что кошёлка с картофелем упала на землю; теперь уже не было никакого сомнения. Баба бросилась вперёд и радостно закричала:

- Бартек, Бартек!

- Магда, это я! - кричал Бартек, прикладывая руку к губам и ускоряя ход.

Он отворил ворота, зацепился о засов, чуть не свалился на землю и попал в объятия жены.

Баба затрещала:

- А я думала, что ты уж не вернёшься... думала, убили его!.. Ну-ка, покажись. Дай насмотреться на тебя! Похудел-то как... о, Господи ты Боже мой!.. Ах ты миленький мой!.. вернулся, вернулся!..

Она то отнимала руки от его шеи, то вновь обнимала его.

- Вернулся! Слава Тебе Господи... Бартек, ты мой миленький!.. Ну что?.. Пойдём в хату... Франек в школе. Немец учит детей. Мальчишка здоров. Глазёнки у него как у тебя. Ох, пора тебе было вернуться! Туго приходилось без тебя. Хата чуть не развалилась, а с сеном сколько хлопот было... Ну, а ты как здоров? Вот радость-то, радость! Бог тебя сохранил. Пойдём в хату! А я-то смотрю: Бартек или не Бартек?.. А это что?

Магда только теперь заметила длинный шрам, тянувшийся через всё лицо Бартка от левого виска до бороды.

- Ничего... кирасир меня мазнул, ну да и я его тоже... в больнице был.

- И худ ты, как смерть.

- Ruhig! [Вот ещё!]-- сказал Бартек.

Действительно он был худ, чёрен, весь оборван. Настоящий победитель! Кроме того он едва держался на ногах.

- Да ты пьян, что ли?

Он был слаб, это верно, но кроме того и пьян, потому что после его болезни достаточно было одной рюмки, чтоб у него закружилась голова. А на станции он выпил четыре. Зато вид у него был как у настоящего победителя. Такого вида у его прежде не бывало.

- Ruhig! - повторил он, - мы окончили Krieg [войну], теперь я барин, понимаешь? А это видишь? - он рукой указал на кресты и медали. - Знаешь, что это такое, а? Lincs! Rechts! Heu! Stroh! [Левой! Правой! Сено! Солома!] Сено! солома! солома! сено! Halt! [стой!]

Последнее halt он крикнул так пронзительно, что баба отскочила на несколько шагов.

- Да ты ошалел, что ли?

- Как поживаешь, Магда? Как поживаешь, говорят тебе?.. А по-французски умеешь, дура? Мусью, мусью! кто мусью? Я мусью! понимаешь?

- Бартек, что с тобой?

- А тебе что за дело? Was? done dine [Что? Дайте есть], понимаешь?

На лбу Магды начинала собираться туча.

- По-каковски ты болтаешь? Иль разучился по-польски? Говори, как следует.

- Давай мне есть.

- Иди в хату.

Всякая команда производила на Бартка такое впечатление, которому он не мог противиться. И теперь, услышав "иди", он выпрямился, вытянул руки по швам, сделал пол-оборота и замаршировал в указанном направлении. Только на пороге он остыл немного и с недоумением начал смотреть на Магду.

- Ну, что, Магда? ну что?

- Иди! марш!

Он вошёл в хату, но споткнулся на самом пороге. Водка теперь разобрала его окончательно. Он запел что-то и начал глазами искать Франка. Потом он отчего-то рассмеялся, сделал один шаг чересчур большой, два шага чересчур маленьких, крикнул: ура! и растянулся на войлоке.

Вечером он проснулся трезвый, бодрый, повидался с Франком, выпросил у Магды несколько пфеннигов и триумфальным ходом направился в корчму. Слава его подвигов дошла сюда задолго до его прибытия, потому что солдаты того же самого полка повсюду разгласили о храбрости Бартка под Гравелотом и Седаном. Теперь, когда разнеслась весть, что победитель в корчме, все старые друзья Бартка пошли повидаться с ним.

Сидит наш Бартек за столом и никто не узнал бы его теперь. Прежде он был такой смирный, а теперь стучит кулаком по столу и раздувается, как индюк.

- Как не помнить!

- Говорили о французах, пугали ими, а на самом деле пустой это народишка, was? Они салат лопают, как зайцы, да и от врага удирают, как зайцы. А пива не пьют, - только вино.

- А понимать можно, как они болтают? - спросил какой-то молодой парень.

- Ты не поймёшь, потому что ты глуп, а я пойму. Done dine? понимаешь?

- Что это вы говорите?

- А Париж видел? Вот там-то и были баталии... одна вслед за другою. Но в каждой мы брали верх. У них начальства хорошего нет. Так люди говорили. Плетень у них, говорят, хороший, а колья плохие. И офицеры плохие, и генералы плохие, а у нас хорошие.

Мацей Кеж, умный подгнётовский мужик, начал качать головою.

- Ох, выиграли немцы страшную войну, выиграли, а мы им помогли, а какая нам из этого польза будет, - одному Богу известно.

Бартек вытаращил на него глаза.

- Что ты говоришь?

- Немцы и так не хотели смотреть на нас, а теперь нос задрали кверху, как будто и Бога над ними нет. И ещё больше станут обижать нас, да уж и обижают.

- Неправда! - сказал Бартек.

В Подгнётове старый Кеж пользовался таким авторитетом, что вся деревня думала так же, как думает он. Считалось большою смелостью перечить ему, но Бартек теперь - победитель, отчего же и ему не быть авторитетным?

Однако все посмотрели на него с удивлением и даже с некоторым негодованием.

- Да что ты, с Мацеем спорить будешь? Что ты?

- А что мне ваш Мацей! Я и не с такими говорил, - понимаете? Не говорил я с Штейнмецем, was? А что Мацей врёт, так это верно. Теперь нам будет лучше.

Мацей посмотрел на победителя.

- Ох, ты глупый! - сказал он.

Бартек так хватил кулаком по столу, что все рюмки и кружки подпрыгнули.

- Still der Kerl da! Heu, Stroh!.. [Тихо, ты там! Сено, солома!..]

- Тише, не визжи. Спроси у батюшки, или у пана.

хорошо знает, кто лучше всех бил французов. Наши поляки били лучше всех. Так и в приказах писали. Теперь поляки верх возьмут, - понимаете?

Кеж махнул рукою, встал и вышел из корчмы.

Бартек и на политическом поприще одержал победу.

Молодёжь, которая осталась с ним, смотрела на него как на святую икону, а он продолжал:

- Я чего ни захочу, мне всё дадут. Если бы не я, то... Старый Кеж - дурак, так это вы у себя и на носу зарубите. Правительство прикажет бить, - значит нужно бить. Кто меня посмеет обидеть? Немец? А это что?

И он указал на свои кресты и медали.

- А за кого я бил французов? Не за немцев, а? Теперь я лучше всякого немца, потому что ни у кого нет столько крестов, сколько у меня. Дай пива! Со Штейнмецем я говорил и с Подбельским говорил. Пива дай!

Дело подходило к кутежу. Бартек затянул:

И он вытащил из кармана горсть пфеннигов.

- Берите! я теперь барин... Не хотите? Не такие деньги мы видали во Франции, да всё это... тю-тю! Мало мы городов пожгли, людей побили... Уж кого-кого...

У пьяных расположение духа меняется быстро.

Вдруг Бартек начал сгребать со стола разбросанные медные монеты и плаксиво заговорил:

- Боже, будь милостив к душе моей грешной!

Потом он опёрся локтями на стол, склонил голову на руки и замолчал.

- Что с тобой? - спросил кто-то.

- Чем я виноват? - угрюмо проворчал Бартек. - Сами лезли. Жалко мне было их. Земляки оба. Боже, будь милостив!.. Один был как заря румяная, а на утро бледен как полотно... А потом их ещё полуживыми засыпали землёй...

- Водки!

Наступила минута томительной тишины.

Мужики удивлённо переглядывались друг с другом.

- Что он толкует? - спросил кто-то.

Бартек выпил две рюмки водки, сплюнул на сторону, и хорошее расположение духа вновь вернулось к нему.

- Вы говорили с Штейнмецом? А я говорил. Кто платит? - я!

- Ты, пьяница, платишь, ты? - раздался голос Магды. - Вот и я тебе заплачу, погоди!..

Бартек посмотрел на жену осоловевшими глазами.

- А со Штейнмецом ты говорила? Кто ты такая?

Магда вместо того, чтоб ответить ему, обратилась к сочувствующим слушателям и начала плакаться:

- Ох, люди добрые! видите вы мой срам и мою недолю. Вернулся. Я обрадовалась ему, как кому-нибудь доброму, а он вернулся пьяный... И Бога забыл, и по-польски забыл. Лёг спать, проспался, а теперь снова пьёт. А откуда ты взял эти деньги? Не я их своею кровью заработала, а? Ох, люди добрые, не католик он уже, не человек, - немец окаянный, что по-немецки бормочет и хочет жить людскою кривдой...

- Глупый он был, но добрый; а теперь что из него сделали?.. Ждала я его утром, ждала и вечером, и дождалась. Нет тебе ни откуда ни утехи, ни радости! Боже милостивый... Ах, чтоб тебя скрючило, чтоб ты на веки немцем остался.

Последние слова она произнесла жалобно, чуть не плача. А Бартек пробурчал:

- Тише ты, а то побью.

- Бей, руби голову, руби сейчас! - настойчиво кричала баба и, вытянув шею, обратилась к соседям:

Но соседи один за другим начали выходить, наконец корчма опустела, остались только Бартек да Магда.

- Что ты шею-то вытянула, как гусыня? - бормотал Бартек. - Иди в хату.

- Руби! - повторяла Магда.

- А вот и не стану рубить! - ответил Бартек и засунул руки в карманы.

- Руби!

- А вот и не стану рубить! - отвечал торжественный голос Бартка.

При свете месяца были видны две фигуры, возвращающиеся из корчмы домой. Одна из них шла впереди с громким причитанием: то была Магда; за нею, с опущенною головой, покорно следовал победитель под Гравелотом и Седаном.

Примечания

Пей, пей, пей!

Пока в моём кармане

Звенит ещё хоть талер!