Пан Володыевский.
Часть вторая.
Глава XIV

XIV

На следующий день все спали долго, за исключением дежурных солдат и маленького рыцаря, который никогда и ни для чего не манкировал службой. Молодой пан Нововейский тоже вскочил довольно рано - Зося Боская была для него милее сна. С самого утра, одевшись понаряднее, он отправился в ту комнату, где вчера танцевали, чтобы послушать, нет ли шума и движения в смежных комнатах, где помещались дамы.

В комнате, которую занимала пани Боская, слышно было движение, но нетерпеливому юноше так безумно хотелось повидать Зосю, что, схватив кинжал, он стал выковыривать им мох и глину между балками, чтобы хоть сквозь щель одним глазком поглядеть на Зосю. За этим занятием застал его пан Заглоба, который вошел с четками в руках. Поняв сразу, в чем дело, он на цыпочках подошел к молодому человеку и стал хлестать его по спине сандаловыми четками.

Тот стал убегать, увертываться, делая вид, что смеется, но на самом деле он был несколько смущен, а старик гонялся за ним, бил его и повторял:

- Ах, турок ты этакий, а татарин! Вот тебе! Вот тебе! А где нравственность? За женщинами будешь подглядывать. Вот тебе! Вот тебе!

- Благодетель! - воскликнул Нововейский. - Не годится святые четки вместо плетки употреблять. Оставьте меня - у меня грешных мыслей не было!

- Не годится, говоришь, бить святыми четками! Неправда! Верба в Вербное воскресенье тоже вещь святая, а ею бьют. Ха! Это были когда-то языческие четки, но под Збаражем я их отнял у Супангази, а затем папский нунций освятил их. Посмотри, настоящий сандал!

- Если настоящий, то пахнет!

- Для меня-то четки пахнут, а для тебя девушка! Надо еще похлестать тебя по спине, нет лучшего средства изгонять дьявола, как четки.

- У меня грешных мыслей не было - вот провалиться мне на этом месте!

- Так ты, значит, из набожности дырку в стене ковырял?

- Не из набожности, но от любви столь исключительной, что боюсь, как бы меня не разорвало, как гранату. Что уж тут скрывать! Оводы летом не докучают так лошадям, как мучит меня это чувство.

- Смотри, как бы это не были грешные вожделения! Когда я сюда вошел, ты так с ноги на ногу переминался, точно стоял на угольях.

- Я ничего не видел, ей-богу! Ведь я только начал проковыривать дырку!

- Ха! Молодость!.. Кровь - не вода!.. Мне до сих пор иной раз приходится себя сдерживать, ибо во мне лев живет, который ищет, кого бы разорвать. Если у тебя чистые намерения, то, конечно, ты думаешь о женитьбе?

- Думаю ли я о женитьбе? Боже всемогущий! О чем же мне думать? Не только думаю, но чувствую себя так, точно меня кто шилом колет. Так вы, ваша милость, верно, не знаете, что я вчера пани Боской предложение делал, и от отца получил разрешение.

- Порох, а не парень! Черт тебя возьми! Если так, то дело другое, но расскажи, как это было.

- Пани Боская пошла вчера в свою комнату за платком для Зоей, я за нею. Обернулась: "Кто там?" А я бух ей в ноги: "Бейте меня, матушка, но Зоську отдайте, мое счастье, мою любовь!" Пани Боская, придя в себя, так сказала: "Все вас хвалят и достойным кавалером считают; мой муж в неволе, а Зоська безо всякой защиты на свете; все же я не могу дать ответа ни сегодня, ни завтра, а потом. Вы тоже должны получить разрешение от родителей". Сказав это, она Ушла, думая, что я спьяну это сделал. И то сказать - было выпито!

- Это ничего - все были выпивши. Ты заметил, как у Навирага и у анардратов под конец шапки набекрень съехали?

- Я не заметил, ибо голову себе ломал, как бы получить разрешение от отца.

- А трудно было?

- Поутру отправились мы оба в свою квартиру, а так как надо ковать железо, пока горячо, то я и подумал, что лучше хоть окольным путем выведать, как он к этому отнесется. Я ему и говорю: "Слушай, отец, хочу Зоську во что бы то ни стало, и мне нужно твое разрешение, а не дашь, то я уйду хоть к венецианцам на службу, и только ты меня и видел!" А он как накинется на меня: "Ах ты, такой-сякой! - говорит. - Привык уже без разрешения обходиться! Ступай, говорит, к венецианцам или бери девку, но только я тебе скажу, что я гроша медного тебе не дам не только из моих, но и из материнских денег, потому что все мое!"

- У! Скверно!

- Погодите! Как я услыхал это, так и говорю ему: "А разве я у тебя прошу. Мне твое благословение нужно, и больше ничего - того добра, которое из добычи на мою саблю пришлось, хватит на то, чтобы взять в аренду хорошее имение, даже на покупку хватит! Все, что осталось после матери, пусть идет в приданое Эве, я еще от себя прибавлю одну, две горсти бирюзы и шелку, и парчи, а придут черные дни, я и тебя деньгами поддержу".

- Так ты, значит, так богат? Скажи, ради бога! Откуда? Из добычи? Ведь ты уехал гол как сокол!

- Побойся Бога, отец, ведь одиннадцать лет я этой рукой махаю и, как говорят, не плохо, как же было не накопить? Я был при штурме взбунтовавшихся городов, куда бродяги и татары целыми кучами собирали отменнейшую добычу; били мы и мурз, и разбойников, а добыча все шла и шла. Я брал только то, что приходилось на мою долю, никого не обижал, но добыча росла и росла, и если бы я не покучивал, то денег хватило бы на два таких имения, как ваше.

- А старик что на это? - спросил Заглоба, повеселев.

- Отец изумился, он этого не ожидал и тотчас же стал упрекать меня в расточительности: "Видишь, сколько бы ты скопить мог! Но ты такой ветрогон, такой болтун, что только и умеешь магната из себя корчить - все спустишь, ничего не удержишь!" Но любопытство его одолело, и он стал подробно расспрашивать, что у меня есть, а я, видя, что на эту удочку его легче всего поймать, не только ничего не утаил, но еще приврал немного, хоть приукрашивать я не люблю, ибо, по-моему, правда - овес, а ложь - сено. Отец за голову хватался и давай строить планы: "То-то можно бы прикупить, такой-то процесс начать, жили бы мы по соседству, а в твое отсутствие я бы за всем присматривал". И заплакал при этом, бедняга. "Адам, - говорит он, - эта девка мне очень по сердцу, тем более что ей покровительствует пан гетман, а от этого для тебя может быть выгода. Адам, - говорит, - только ты эту другую мою дочь люби и не обижай, а то я и в смертный час тебе этого не прощу". А я, благодетель вы мой, при одной мысли о том, что я мог бы обидеть Зосю, как зареву! И бросились мы с отцом друг другу в объятия и плакали accurate {Как раз } до первых петухов!

- Шельма старый! - пробормотал Заглоба. А потом прибавил громко: - Ха! Скоро будет свадьба и новое веселье в Хрептиеве, тем более что теперь мясоед.

- Завтра бы быть свадьбе, если бы это зависело от меня! - сказал Нововейский. - Но вот что, благодетель, у меня отпуск скоро кончается, а служба - службой и надо возвращаться в Рашков. Пан Рущиц даст мне другой отпуск, я знаю. Но я не уверен, не будет ли проволочек со стороны женщин. Чуть я к матери подойду, она говорит: "Муж в неволе", подойду к дочери: "Папаша в неволе". Что же это? Разве я держу его в плену? Ужасно я боюсь этих препятствий, и если бы не это, то я схватил бы ксендза Каминского за полы и до тех бы пор не выпускал, пока он не окрутил бы нас с Зосей. Но если бабы что-нибудь вобьют себе в голову, так этого ничем не выбьешь. Я бы отдал последнюю копейку, сам пошел бы за отцом, но не могу ведь. Никто ведь не знает, где он; может, он умер, ну, и что тут поделаешь? Если мне прикажут ждать его возвращения, то придется, пожалуй, ждать до Страшного суда.

- Петрович с Навирагом и анардратами завтра собираются в дорогу: скоро придут известия.

война, и бог еще знает, что может случиться, а я ведь хочу на Зосе жениться, а не на ее отце, так что же мне вздыхать по нему?

- Уговори их ехать в Рашков и там поселиться. В Рашкове можно скорее получить известие, а если Петрович найдет Боского, то и ему будет ближе к вам. Во-вторых, я сделаю, что могу, но и ты проси пани Басю, чтобы она замолвила за тебя словечко.

- Обязательно, обязательно! Иначе меня чер...

В эту минуту дверь скрипнула и вошла пани Боская. Но прежде чем пан Заглоба успел обернуться, молодой Нововейский грохнулся к ее ногам и, растянувшись во весь рост, занял своей огромной фигурой громадное пространство в комнате и крикнул:

- Есть позволение родительское! Давайте мне, матушка, Зоську! Давайте, матушка, Зоську! Давайте, матушка, Зосю!

Этот шум привлек и других из соседних комнат: вошла Баська, пришел из канцелярии Михал, а вслед за ними появилась и Зося. Девушке неприлично было догадываться, в чем дело, но она сейчас же покраснела и, поспешно сложив руки и поджав губки, опустила глаза и прижалась к стене.

Пан Михал бросился за стариком Нововейским; старик негодовал, что сын не доверил ему обязанности просить руки Зоей у пани Боской и не предоставил этого дела его красноречию, но и он присоединился к его просьбе. Пани Боская, которая действительно нуждалась в близком человеке, расплакалась и, наконец, согласилась, как и на предложение пана Адама, так и на его просьбу, ехать с Петровичами в Рашков и там ждать мужа. Вся в слезах, она обратилась к дочери.

- Зоська, - сказала она, - а тебе по сердцу замыслы панов Нововейских? Глаза всех устремились на Зосю, а она, стоя у стены, упорно глядела в пол, покраснела до корней волос и сказала чуть слышным голосом:

И затем стал кричать так, что даже стены задрожали:

- Моя уже Зоська, моя, моя!