| Автор: | Сенкевич Г. А., год: 1888 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
Глава VI
Кетлинг и Володыевский опять решили не расставаться и, по возможности, ездить рядом, сидеть при одном огне и спать на одном седле.
Но неделю спустя судьба разлучила их.
Из Курляндии прибыл вестник и объявил Кетлингу, что Гаслинг, который усыновил его, внезапно занемог и желает его видеть. Молодой рыцарь, недолго думая, отправился в путь.
Уезжая, он просил Заглобу и Володыевского распоряжаться его домом, как своим собственным, и жить в нем, пока им не надоест.
- Может быть, на элекцию приедут Скшетуские, - говорил он, - по крайней мере, он сам наверное будет а если бы даже и все его семейство пожаловало к нам, то найдется место для всех Ведь у меня нет родных, кроме вас, а вы для меня дороже братьев.
Заглоба чувствовал себя очень хорошо в доме Кетлинга, а потому был очень рад что его пригласили остаться Но и Володыевскому понравилось это приглашение.
Скшетуский не приехал, а вместо него сестра Володыевского, бывшая замужем за стольником лятычевским, Маковецким, оповестила его о скором своем прибытии. Человек, посланный ею, приехал к гетману с целью разузнать что-нибудь о маленьком рыцаре, и ему тотчас указали на дом Кетлинга.
Володыевский не видал сестры несколько лет и очень обрадовался ее приезду, но, узнав, что она не нашла ничего лучшего и остановилась в жалкой хижине на Рыбаках, тотчас же поехал к ней, чтобы пригласить ее в дом Кетлинга. Уже смеркалось, когда Володыевский явился к сестре; он сразу узнал ее, несмотря на то, что с нею были еще две женщины. Она бросилась обнимать брата. Оба плакали, не будучи в состоянии выговорить ни слова, между тем как две другие женщины стояли в стороне, смотря на их свидание.
Гатония Маковецкая заговорила первая тонким и довольно писклявым голосом.
- Сколько лет, сколько зим! Ах, милый мой братец!.. Я сейчас же поехала, когда услышала о твоем несчастии. Да и муж не удерживал меня, потому что у нас довольно беспокойно. Со стороны Будяка нам угрожает неприятель, да поговаривают также и о белогородских татарах, а они наверняка нападут на нас, потому что появился верный признак войны: целые стаи птиц уже прилетели, как это всегда бывает перед войной. Да утешит же тебя Господь, мой милый братец! Золотой ты мой. Муж мой тоже думает приехать сюда на элекцию. Он сказал мне взять девушек и поехать сюда раньше. Говорит поезжай утешить Мишу, а вместе с этим спасешься и от татар. И я, как видишь, приехала раньше, чтобы подыскать порядочную квартиру и узнать о тебе. Сам он поехал с соседями на разведку. Войск в крае очень мало. Но у нас всегда так. Ах, милый ты мой Миша! Ну, пойдем к окну; дай мне посмотреть на тебя, как ты выглядишь. Да, похудел! Ну да не беда, и нельзя иначе, при таком горе. Легко было мужу говорить: поезжай, подыщи приличную квартиру. А тут вдруг ни одной, и мы вынуждены были приютиться вот в этой лачужке. Насилу соломы достали для спанья.
- Позволь, сестрица!.. - начал было маленький рыцарь.
Но сестра не хотела позволить и продолжала, как мельничное колесо, без остановки:
- Мы остановились здесь по необходимости, потому что другого места не было. Хозяева тоже смотрят волками, может быть, они злые люди. Положим, что у нас четыре человека прислуги, и сами мы не из робких! Ведь у нас там и женщины должны быть храбры, иначе и жить было бы нельзя. Ввиду этого я постоянно вожу с собою бандельерку, а Бася два пистолета, только Христина не любит оружия. Но мы все-таки хотели бы найти лучшее помещение, да, к несчастью, не знаем расположения города.
- Позвольте, сестрица!.. - повторил Володыевский.
- Где же ты живешь, Миша? Ты должен помочь мне найти квартиру, ведь Варшава тебе хорошо известна.
- Да у меня уж есть для вас помещение, - перебил ее брат, - и, нужно заметить, такое, что и сенатор мог бы поместиться там со своей дворней. Я живу у своего друга капитана Кетлинга и сейчас же отведу вас туда.
- Однако ты прими во внимание, что нас трое да четверо слуг... Ах, Боже мой! Ведь я до сих пор еще не познакомила тебя с моими спутницами.
И она обратилась к женщинам:
потому что обе сироты, а мой муж их опекун. Ведь таким молоденьким и хорошеньким девушками неудобно жить отдельно.
Когда Маковсукая объяснила все это, брат ее поклонился по-военному, а барышни, приподняв пальчиками платья, сделали реверанс, причем Езеровская тряхнула своей прекрасной головкой.
- Однако едемте! - сказал Володыевский. - Я живу с моим другом Заглобой, которого просил позаботиться об ужине.
- Это тот знаменитый Заглоба?.. - спросила вдруг Езеровская.
- Тише, Бася! - сказала сестра Володыевского. - Я боюсь, что мы наделаем вам хлопот.
- О, не беспокойтесь!.. Если Заглоба взялся хлопотать об ужине, то наверное хватит на всех, даже если бы нас было вдвое больше. Прикажите укладывать свои вещи... Я и тележку прихватил для них, а мы вчетвером свободно доедем в шарабане Кетлинга. Я, знаете ли, вот что думаю- если слуги ваши не пьют, то пусть они останутся здесь до завтра с лошадьми и вещами, а мы пока возьмем только необходимое.
- Им и оставаться незачем, - отвечала сестра, - потому что мы еще не распаковывали вещей. Стоит только запрячь лошадей и пускай себе едут. Бася, пойди присмотри за этим!
Езеровская порхнула в сени, через несколько минут вернулась и объявила, что все уже готово.
- Пора! - сказал Володыевский.
Немного спустя они сидели уже в шарабане и ехали по направлению к Мокотову. Маковецкая с Дрогаевской поместились на заднем сиденье, а маленький рыцарь и Бася - на переднем. Было уже совсем темно, и Володыевский не мог рассмотреть лиц девушек.
- Вы знаете Варшаву? - обратился он к Дрогаевской, возвышая голос, чтобы заглушить шум колес.
- Нет, - отвечала она звучным, приятным голосом. - Мы провинциалки, не видали никогда ни больших городов, ни знаменитых людей.
При этом она слегка нагнула голову, как бы желая этим выразить, что Володыевский принадлежит к таким людям. Рыцарь, польщенный ее комплиментом, подумал про себя: "Ловкая девушка!" - и начал придумывать подходящий комплимент, которым мог бы отблагодарить ее.
- Если бы этот город был в десять раз больше, - придумал он наконец, - то и тогда вы могли бы быть лучшим его украшением.
- А почем вы знаете? Ведь теперь темно, и вы не видели нас? - спросила его внезапно Езеровская.
"Вот егоза!" - подумал про себя Володыевский и ничего не сказал. После непродолжительного молчания Езеровская опять обратилась к маленькому рыцарю:
- А хватит ли у вас места для наших лошадей: ведь у нас десять выездных, да две клячи.
- Хоть бы их было тридцать, для всех хватит.
- Фью! Фью! - присвистнула в ответ Варвара Езеровская.
- Бася! - сказала с укоризной Маковецкая.
Беседуя таким образом, они подъехали к крыльцу дома Кетлинга.
Ради приезда сестры Володыевского все окна в доме были ярко освещены, а слуги и Заглоба вышли на крыльцо высаживать дам, причем последний, увидев трех барынь, тотчас же спросил:
- В лице которой из трех я имею честь приветствовать мою благодетельницу и сестру моего лучшего друга?
- Это я! - отвечала жена стольника.
Заглоба взял ее руку и начал целовать, повторяя:
- Челом вам, челом!..
Высадив ее из шарабана, он проводил ее до сеней и, почтительно расшаркиваясь, проговорил:
- Прежде чем переступите этот порог, позвольте мне еще раз приветствовать вас.
Между тем Володыевский помогал высаживаться барышням, а так как шарабан был довольно высок и трудно было попасть на подножку, то он схватил в охапку Дрогаевскую, поднял ее в воздух и поставил перед собою. Опираясь, она прикоснулась к нему грудью и на одно мгновение повисла на его шее, проговорив:
- Благодарю вас!
После этого Володыевский хотел высадить и Езеровскую, но та уже выскочила из шарабана с другой стороны.
Маленький рыцарь взял Дрогаевскую под руку и вошел в комнаты.
Там молодые девушки познакомились с Заглобой, который повеселел при виде таких хорошеньких барышень и сразу же пригласил их ужинать.
Кушанья были уже поданы и, как предвидел Володыевский, всего было много, так что вдвое большее общество могло вполне быть сыто.
Все уселись. Пани Маковецкая заняла почетное место; по правую ее руку сел Заглоба, потом Езеровская. С левой стороны поместился Володыевский, рядом с Дрогаевской. Тут только маленький рыцарь смог разглядеть девиц.
Каждая в своем роде могла назваться красавицей. Дрогаевская была брюнетка с черными, как вороново крыло, волосами и бровями. При этом у ней были большие синие глаза и белый, необыкновенно нежный цвет лица, так что на висках даже голубые жилки просвечивали сквозь кожу. Чуть заметный черный пушок виднелся над верхней губой, как это часто бывает у брюнеток, и оттенял прелестный ротик, как бы созданный для поцелуев. Она была в трауре, который носила после смерти отца, что придавало печальное и строгое выражение ее лицу. На первый взгляд она могла показаться старше своей подруги, но Володыевский тотчас заметил, что под этой прозрачной кожей струилась юная кровь. Чем больше он смотрел, тем больше восхищался ее гордой осанкой, лебяжьей шеей и всеми ее девственными формами.
"У нее, должно быть, возвышенная душа, - думал он, - зато другая - настоящий сорванец!"
И это сравнение было очень меткое.
Езеровская была маленькая, хотя не худенькая, но гораздо ниже Дрогаевской, блондиночка с розовыми щечками. Волосы ее были обрезаны, как видно, после болезни и запрятаны в золотую сетку, из которой они выглядывали во все отверстия, как бы не желая сидеть спокойно на этой беспокойной головке; они висели на лбу до самых бровей, подобно казацкой "чуприне"; эти непокорные волосы, быстрые глазенки и задорное выражение лица придавали ей вид школьника, который только и смотрит, как бы напроказничать.
Теперь она спокойно сидела и с аппетитом ела поставленные на стол яства, посматривая с каким-то детским любопытством то на Заглобудо на Володыевского, точно видела в них что-то особенное. Хотя Володыевский чувствовал, что ему следует занять разговором Дрогаевскую, однако он молчал, не зная с чего начать. Маленький рыцарь был вообще ловким кавалером, но теперь он был сильно опечален, так как девушки воскресили в нем воспоминание о дорогой покойнице.
Зато Заглоба вполне занимал его сестру, рассказывая ей о своих подвигах и о подвигах ее брата. В середине ужина он стал вдруг рассказывать о том, как они с княжной Курцевич и Жендяном убегали от целого войска татар и как они вдвоем с Володыевским бросились на отряд татар, чтобы задержать погоню и спасти княжну.
Езеровская так внимательно слушала все это, что перестала есть и, опершись подбородком на руку, поминутно встряхивала волосами. В самых патетических местах она пощелкивала пальцами и повторяла:
- Ага! Ага! Ну и что же! Что же!
Когда же Заглоба стал рассказывать о том, как драгуны Ку-шеля, подоспев нечаянно на помощь, обратили в бегство татар и преследовали их почти полмили, Езеровская не выдержала, захлопала изо всей силы в ладоши и воскликнула:
- Ах, как бы мне хотелось там быть! Ей-Богу!
- Бася, - заметила ей пухленькая пани Маковецкая, своим резким малороссийским выговором, - приехав сюда, постарайся, пожалуйста, отвыкнуть от своего "ей-Богу!" Не хватает только того, чтобы ты стала говорить "ах, черт возьми"... или "ах, чтоб меня все пули били"!..
Панночка расхохоталась своим свежим серебряным смехом и хлопнула себя по коленям.
- Ну, так пусть меня пули бьют, милая тетя!
- Господи! Уши вянут от твоих восклицаний. Ну. извинись по крайней мере перед обществом, - возмущалась сестра Володыевского.
Пани Варвара, желая начать извинения с Маковецкой, вскочила со стула, юркнула под стол, при этом сбросив нож, вилку и ложку.
Пухленькая тетушка не могла больше удержаться от смеха, смеялась же она замечательно: сначала тряслась и как-то дрыгалась, а лотом начинала тонко пищать. Все развеселились, и Заглоба был в восторге.
- Посмотрите только, что за девчонка, - повторяла, трясясь, Маковецкая.
- Прелесть что такое, ей-Богу! - говорил Заглоба.
Между тем Варвара подняла ложку и вилку и вылезла из-под стола; согнувшись под столом, она потеряла там свою сетку, и поэтому все волосы нависли ей на глаза. Она выпрямилась и, раздувая ноздри, произнесла:
- Ага! Вы смеетесь над моим замешательством!.. И отлично.
- Никто не смеется. - сказал убедительным тоном Заглоба, - никто не смеется! Мы только радуемся, что Господь послал нам такое утешение в вашем лице.
После ужина они отправились в гостиную. Там Дрогаевская увидела висевшую на стене лютню, сняла ее и стала слегка наигрывать. Володыевский попросил ее спеть, на что она отвечала просто и добродушно:
- Благодарю вас! - отвечал маленький рыцарь и с благодарностью посмотрел на нее.
Вскоре раздались звуки лютни, и послышалась песня:
- Не знаю, право, как и благодарить вас, - говорил Заглоба Маковецкой, сидя с ней в глубине гостиной и целуя ей руки, - что вы приехали и, кроме того, привезли с собой таких милых и стройных девушек; все Грации при них могли бы показаться простыми горничными. Особенно этот мальчишка мне пришелся по вкусу; это такая вострушка и так хорошо умеет разгонять тоску, что и кунице не суметь лучше разогнать мышей. Ведь вы знаете, что тоска, как мышь, грызет зерна наших сердечных радостей, скрытая в глубине наших сердец. Наш бывший король Ян Казимир любил меня за мои сравнения и не мог прожить без них ни одного дня, вследствие чего я должен был сочинять для него разные поговорки и мудрые изречения и говорить их ему всегда вечером, потому что он, сообразуясь с ними, вел свою политику. Но дело не в том!.. Надеюсь, что наш Миша скоро забудет о своем горе в присутствии этих красавиц. Вы не знаете, что неделю тому назад я насилу увез его из монастыря камедулов. Я добился у папского нунция такого письма, что если бы настоятель не выпустил Володыевского из монастыря, то он сделал бы всех монахов драгунами. К тому же монастырь ничего от этого не потерял. И слава Богу, что он между нами!.. Я знаю его! Вы увидите, что не сегодня, так завтра которая-нибудь из этих двух красавиц вскружит ему голову, и он воспылает к ней, как трут.
Между тем Дрогаевская продолжала петь.
- И женщины боятся этой любви, как собака сала, - шепнул Заглоба своей собеседнице. - Но признайтесь, вы привезли сюда этих пташек не без цели. Это редкие девушки, в особенности этот "мальчишка", право! Хитрая у Миши сестрица, не правда ли?
Маковецкая постаралась придать своему простодушному и доброму лицу очень хитрое выражение, но это ей не удалось.
- Разумеется, пришлось подумать и о них, - сказала она, - так как мы, женщины, всегда проницательны. Мой муж приедет сюда позже, а я прихватила их с собою, потому что у нас того и гляди татары нагрянут. Если бы Мише посчастливилось в этом случае, то я бы пешком отправилась куда-нибудь на поклонение чудотворной иконе.
- Обе девушки из хорошей семьи и со средствами, а это в наше время чего-нибудь стоит.
- Нечего и говорить мне этого. Володыевский ухлопал все свое состояние на войну. Только некоторые вельможи остались должны ему кое-что. Мы, милостивая государыня, не раз брали крупные деньги, и хотя все обыкновенно отдавалось гетману, однако каждый из нас получал свою часть "с сабли", как у нас говорят солдаты. Случалось, что на долю Михаила выпадало столько, что он мог бы иметь в настоящее время громадное состояние, если бы хранил все это. Но он, как истый солдат, не думает о завтрашнем дне; ему бы только кутить и, если бы не я, то Миша все бы прокутил. Вы говорите, что эти девушки знатного происхождения?
- В жилах Дрогаевской течет сенаторская кровь. Правда, наши пограничные каштелянства не то, что краковские: есть и такие, о которых мало знают в Речи Посполитой. но ведь кто раз добился сенаторского кресла, то и его потомство может гордиться этим Что касается Езеровской, то та по рождению выше Дрогаевской.
- Скажите, пожалуйста! Это интересно. Я люблю слушать о родословных, потому что и сам происхожу из рода масагетского короля.
- Конечно, Езеровская не такой крови, как вы, но если вы желаете послушать, то я расскажу вам. Ведь там, у нас, каждый может по пальцам перечесть родню всякого. Она приходится сродни и Потоцким, и Язловецким, и Лащам. Это родство, знаете ли, происходит таким образом.
При этом Маковецкая расправила складки своего платья и плотнее уселась, чтобы ничто не помешало ей начать свой любимый рассказ. Потом она расставила пальцы одной руки и приготовилась на них считать дедов и прадедов, загибая каждый палец указательным пальцем другой руки, и наконец начала так:
- Дочь Якова Потоцкого, Елизавета, от второй его жены Язловецкой вышла за Ивана Сметанко, подольского хорунжего.
- Так!.. - сказал Заглоба.
- От этого брака родился Михаил Сметанко, тоже подольский хорунжий.
- Гм... Прекрасное звание!
- Этот последний был женат в первый раз на Дорогостои... нет! На Рожинской. нет! На Воронич. Забыла совсем!
- Вечная ей память, - сказал Заглоба, - как бы она ни называлась.
- Второй раз он женился на Лащевой.
- Я так и думал! А какой был результат этого брака?
- Сыновья их умерли.
- Все радости непрочны на этом свете.
- Дочерей было четыре. Младшая из них, Анна, вышла за Езеровского, герба Равич, который был сначала комиссаром при размежевании Подолья, а потом, кажется, сделался подольским мечником.
- Да, я помню, он был мечником, - сказал с уверенностью Заглоба.
- Ну вот, от этого, то брака, как видите, и родилась Варвара.
Действительно, пока Дрогаевская разговаривала с маленьким рыцарем, Бася, стоя у окна, от нечего делать надела шлем и целилась из ружья
Видя это, Маковецкая затряслась и запищала.
- Вы не можете себе представить, сколько мне с нею хлопот! Настоящий гайдамак!
- Если бы все гайдамаки были такие, то я сейчас бы пристал к ним.
- Она только и думает о войне, лошадях и ружьях! Раз она отправилась охотиться с винтовкой на уток и залезла куда-то в камыши, вдруг смотрит, тростник раздвинулся и оттуда - что бы вы думали? Голова татарина, который прокрадывался в деревню по камышам!.. Другая бы испугалась на ее месте, а она выстрелила, и татарин упал в воду! Вообразите, она на месте его уложила, и чем? дробью.
При этом Маковецкая опять захихикала и затряслась, а затем прибавила:
- Правда, что этим она спасла нас всех, потому что за татарином шел целый отряд Вернувшись с охоты, она наделала такой суматохи, что мы все должны были спасаться в лес! И всегда у нас так!..
Лицо Заглобы приняло восторженное выражение; он даже прижмурил глаз и, вскочив, подбежал к молодой девушке и поцеловал ее в лоб. Все это произошло так быстро, что Варвара не успела оглянуться.
- Это вам от старого солдата в благодарность за татарина в камышах, - сказал он при этом.
Девушка по обыкновению тряхнула своими русыми волосами.
- Не правда ли, я задала ему перцу! - отозвалась она свежим детским голосом, который как-то не гармонировал с ее словами.
- Ах, милый ты мой гайдамачонок! - сказал растроганный Заглоба.
- Ну, что значит один татарин! Вы тысячи их изрубили, и немцев, и шведов, и венгров. Я ничтожество в сравнении с такими рыцарями, как вы, подобных которым нет во всей Речи Посполитой. О, я это хорошо понимаю!
- Мы будем вас учить владеть саблей, если вы такая храбрая. Правда, я уж немного тяжеловат для этого, но зато Миша мастер своего дела.
Обрадованная таким предложением, молодая девушка даже подпрыгнула от радости, потом поцеловала Заглобу в плечо и сделала реверанс маленькому рыцарю.
- Благодарю вас за обещание! Я уже умею немножко.
Но Володыевский до того был занят разговором с Дрогаевской, что как-то рассеянно проговорил:
- Я к вашим услугам, что прикажете?
Сияющий Заглоба опять уселся рядом с Маковецкой.
польстился на эту конфетку?
- Что вы! Многие ухаживали за ними обеими. А Басю мы в шутку называли вдовою после трех мужей, потому что за ней в одно и то же время ухаживали три кавалера: Свирский. Кондрацкий и Цвилиховский. Все это зажиточные дворяне и из хорошей семьи, я даже могу перечислить вам всю их родословную. При этом сестра Володыевского опять расставила пальцы и приготовилась считать по ним, но Заглоба поторопился спросить.
- Что же с ними случилось?
- Всех их убили на войне, вот потому-то мы и зовем ее вдовой.
- Гм! Ну, а как же она перенесла это?
нее всегда так: как только что ее опечалит - она сейчас в конюшню! Однажды я пошла туда и спрашиваю: "О ком ты плачешь?" - "О всех трех!" - отвечала она; из этого я поняла, что ей ни один из них не нравился. Я думаю, что она еще не чувствует требований природы, а поэтому и голова ее занята другим; вот Христина совсем не то, а Бася и не думает, кажется!..
- Почувствует еще и подумает, - сказал Заглоба, - мы это лучше понимаем! И скоро почувствует.
- Да, такое уж наше предназначение! - отвечала жена стольника.
- Именно! Я только что хотел то же сказать!
Разговор их был прерван приближением молодежи. Маленький рыцарь уже смело обращался с Христиной, но она, по-видимому, занимала его только из сострадания к его горю, подобно тому, как доктор занимается больным. Короткое знакомство не позволяло ей выказывать к нему того сочувствия, которое она уже начала обнаруживать. Никого, однако, это не удивляло, потому что Михаил был братом Маковецкой, а молодая девушка - родственницей ее мужа. Варвара оставалась в стороне, и только Заглоба обращал постоянно на нее свое внимание, что, по-видимому, для нее было все равно. Сначала она с удивлением смотрела на обоих рыцарей, потом восхищалась чудным оружием Кетлинга, развешанным по стенам, далее начала понемногу зевать, и глаза ее стали смыкаться, наконец она сказала:
Вскоре после этого все разошлись, потому что женщины были очень утомлены и ожидали только, пока им приготовят постели.
Когда Заглоба очутился один с Володыевским, то сначала стал ему многозначительно подмигивать, а потом понемногу толкать в бок кулаками.
- Ну, что ж ты, Миша! Точно репы объелся! А? Пойдешь, что ли, в монастырь? А эта ягодка, Дрогаевская. кажется, вкусная? И этот розовенький мальчик - тоже!.. Эх, ты... Ну, что ты скажешь, Миша?
- Что же, ничего! - отвечал маленький рыцарь.
- Ну, эта еще девчонка, та гораздо солиднее.
- Дрогаевская - что слива вегнерская, настоящая венгерская слива! Но зато та - орешек!.. Ей-Богу! И если бы у меня были зубы!.. То я!.. Тьфу!.. Я хотел сказать, если б у меня была такая дочь, то я выдал бы ее только за тебя. Одно слово, миндалинка.
Володыевский вдруг вспомнил, что все эти сравнения делал Заглоба и по отношению к Анне Борзобогатой, и ему стало очень фустно. Припомнил он и ее фигуру, и маленькое личико, и темные косы, ее резвость, щебетанье и взгляд Правда, что эти девушки были моложе, но та была в тысячу раз дороже всех для него.
Маленький рыцарь закрыл лицо руками и неожиданно предался сильному отчаянию. Удивленный Заглоба сначала смотрел на него с беспокойством и молчал, а потом отозвался:
- Да почему же все живут, все ходят по земле. - проговорил Володыевский, - только нет одного моего ягненочка: ее одну только не увижу я больше!
Тут он не мог больше выдержать и разрыдался; опершись на скамью, он сквозь зубы произносил:
- Боже! Боже! Боже!..