Пан Володыевский.
Часть вторая.
Глава IX

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сенкевич Г. А., год: 1888
Категории:Роман, Историческое произведение


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава IX

На другой день рано утром Бася уже приступила к мужу и пану Заглобе с просьбой, чтобы они посоветовали, каким бы образом соединить Еву с Мелеховичем. Муж и Заглоба смеялись над ее хлопотами, но в конце концов, как и всегда, обещали ей помочь в ее затеях

- Лучше всего, - сказал Заглоба, - уговорить старого Но-вовейского, чтоб он девицу не брал с собой в Рашков, потому что холода наступают порядочные, да притом и по дорогам не совсем спокойно; молодые люди здесь часто будут видеться, и дело в шляпе.

- Вот превосходная мысль! - воскликнула Бася.

- Превосходная - не превосходная, - сказал Заглоба, - но ты, в свою очередь, не спускай с них глаз. Ты же баба, и я полагаю, что в конце концов соединишь их потому что баба всегда сделает по-своему, только смотри, чтоб и дьявол при этом не напроказил. То был бы для тебя большой стыд - с твоей ведь легкой руки!

Бася стала дуться на пана Заглобу и потом сказала:

- Пан хвалится, что смолоду был турком, и думает, что все турки. Азыя совсем не такой!

- Не турок, а только татарин. Хороша штучка! Она будет ручаться за татарские чувства!

- Они оба готовы плакать от сильного чувства. Ева притом прекрасная девушка.

- У нее такое лицо, как будто на лбу ей кто написал: поцелуйте меня! У! Это штука! Вчера я подметил: когда она сидит за столом против красивого парня, то так сильно дышит, что у нее даже тарелка отодвигается. Штука, насквозь ее вижу!

- Пану, верно, хочется, чтобы я ушла.

- Не уйдешь, когда дело идет о сватовстве, я тебя знаю - не уйдешь! Но тебе еще слишком рано записываться в свахи: этим занимаются обыкновенно пожилые женщины. Пани Воска говорила мне вчера, что когда увидала тебя возвращающейся с битвы в мужском платье, то приняла за сына пани Володыевской, который прогуливался верхом вокруг ограды. Ты не любишь важности, и важность тебя тоже не жалует, что сейчас видно по твоей легкой осанке. Настоящий школьник, ей-Богу!.. Теперь и женщины-то совсем другие! В мое время, когда женщина, бывало, садилась на лавку, то лавка под ней так скрипела, точно кто собаке на хвост наступил, а ты бы, пожалуй, на коте могла верхом проехаться, и он тебя бы не почувствовал. Говорят тоже, если женщина начинает сватать, то никогда не будет иметь потомства.

- Неужели в самом деле так говорят? - спросил с беспокойством маленький рыцарь.

На это пан Заглоба ответил смехом, а Бася, прижавшись лицом к лицу мужа, тихо проговорила ему:

- Э, Михалку! В свободное время мы поедем на богомолье в Ченстохоа Матерь Божия, может быть, все это переменит к лучшему.

- Это действительно самый лучший способ, - подтвердил Заглоба.

Супруги обнялись, а затем Бася произнесла:

- Теперь поговорим об Азые и Еве, как им помочь. Мы счастливы, пусть же и они будут тоже счастливы.

- Как только Нововейский выедет, им будет лучше, - сказал Володыевский, - потому что при нем им трудно видаться, тем более что Азыя его ненавидит. Но если бы старик отдал ему Еву, может быть, предав забвению старые обиды, они стали бы любить друг друга, как тесть с зятем. По моему мнению, тут дело не в том, чтобы молодых сблизить, они и так друг друга любят, но в том, чтобы старого уломать.

- Нововейский суровый человек! - сказала Бася.

А Заглоба прибавил:

- Баська! Вообрази, что у тебя есть дочь и что нужно выдать ее замуж за какого-нибудь татарина.

- Я не отрицаю, чтоб Азыя происходит от благородной крови; но и Кетлинг тоже не простолюдин, однако Христя Дрогаевская не пошла бы за него, если бы он не имел наших прав гражданства.

- Так постарайтесь для Азыи добыть такую грамоту!

- Да, легкое дело! Если бы кто захотел присоединить его к своему гербу, то сейм должен был бы, конечно, это утвердить; но нужно все-таки время и большую протекцию.

- Уж как не люблю я этих ожиданий! Что же касается до протекции, то она найдется. Верно, пан гетман не откажется замолвить за него словечко, он же так любит военных Миша, напиши к гетману!.. Тебе нужны чернила, перо, бумага, не правда ли? Сейчас же напиши! Я сейчас все принесу тебе - и свечи, и печать; ты же сядешь и сейчас же напишешь!

Пан Михаил засмеялся

- Боже всемогущий! - воскликнул он. - Я просил у Тебя серьезную, положительную жену, а Ты дал мне вихрь!

- Говори так, говори, я возьму да и умру.

- Типун тебе на язык! - вскрикнул Володыевский. - Типун! Тьфу! Тьфу! В добрый час сказать, в худой промолчать!

Затем, обратясь к Заглобе, он спросил:

- Пан, не знаешь ли какого заговора против сглаза?

- Знаю, и я уже сказал его! - отвечал Заглоба.

- Пиши! - закричала Бася. - Я теряю терпение.

- Я рад бы двадцать писем написать, только бы угодить тебе, хотя и не знаю, что из этого выйдет. Тут и сам гетман ничего не сделает. А протекцию можно будет тогда пустить в ход, когда на то будет время. Бася, панна Нововейская посвятила тебя в тайны своего сердца, - хорошо! Но ты еще не говорила с Азыей и до сих пор не знаешь, пылает ли он такой же страстью к Еве?

- Еще бы не пылал! Вот прекрасно! Как не пылать, когда он ее в амбаре целовал! Ага!

- Золотое сердце! - сказал, смеясь, Заглоба. - Словно новорожденный ребенок, сама святая невинность. Дорогая моя, если бы мы вздумали - я и Михаил - жениться на всех тех, которых нам приходилось целовать, тогда нам нужно было бы принять магометанскую веру, мне сделаться падишахом, а ему крымским ханом. Не так ли, Миша?

- Я Михаила в этом подозревала еще тогда, когда не была за ним! - проговорила Бася. И, закрыв глаза пальчиками, шутливо добавила: - Поведи усиками, поведи! Не запирайся! Я все, все знаю! И ты знаешь!.. У Кетлинга!

Действительно, на лице Володыевского выразилось смущение, и он, поводя усами, постарался переменить разговор.

- Итак, ты все-таки не знаешь, влюблен ли Азыя в Нововейскую?

- Погодите, я переговорю с ним с глазу на глаз и все выпытаю. Но он влюблен! Должен быть влюблен. Иначе я его и знать не хочу!

- Право, она готова вбить ему эту любовь в голову! - сказал Заглоба.

- И вобью, если бы для этого нужно было каждый день его уговаривать!

- Прежде расспроси его, - сказал маленький рыцарь. - Быть может, с первого-то разу он не признается, - дикарь! Но это ничего! Понемногу приобретешь его доверие, узнаешь его лучше, и тогда мы посмотрим, что нам делать.

- Она кажется легкомысленной, но зато какая быстрая!

- Козы тоже быстры! - отвечал важно пан Заглоба.

В это время в комнату влетел, как бомба, пан Богуш; поцеловав руку Баси, он крикнул:

- Черт побери этого Азыю! Я целую ночь не мог сомкнуть глаз, провал его возьми!

- Чем провинился перед вашей милостью Азыя? - спросила Бася.

- Знаете ли, господа, что мы вчера делали?

Пан Богуш обвел общество таким взглядом, будто глаза его хотели выскочить.

- Что?

- Занимались историей! Ей-Богу, не лгу, - историей!

- Какой историей?

- Историей Речи Посполитой. Это просто великий человек. Сам пан Собеский удивится, когда я представлю ему Азыевы мысли. Великий человек, повторяю вам и сожалею, что не могу сказать более; я уверен, что вы удивитесь. Скажу только: если удастся все, что он задумал, то Бог знает, куда это все зайдет!

- Например? - сказал Заглоба. - Может, он сделается гетманом?

Пан Богуш, подбоченясь, воскликнул:

- Да! Сделается гетманом! Сожалею, что не могу открыть вам всего. Гетманом будет - и баста!

- Может быть, над собаками, или за волами будет ходить? Чабаны тоже имеют своих гетманов! Тьфу! И что ты там рассказываешь, пан подстолий? Что он - Тугай-бей, ладно! Но если уж ему быть гетманом, то чем же должен быть Михаила ваша милость? Нам остается только быть кандидатами трех царей, выжидая пока Каспар, Мельхиор и Балтазар подадут в отставку. Меня, по крайней мере, шляхта региментарием назначила, только я из приязни к пану Павлу {Речь идет о Павле Сапеге, воеводе виленском и великом гетмане литовском.} уступил ему это звание; но я решительно не понимаю ваших предсказаний, господа.

- А я скажу вашей милости, что Азыя человек действительно великий!

- Я же говорила, - сказала Бася, глядя на дверь, в которую в это время входили остальные гости.

Сначала появились пани Боска с дочерью и пан Нововейский с Евой, которая казалась еще красивее и соблазнительнее, чем обыкновенно, несмотря на то, что ночь она провела очень беспокойно. Ей все снился Азыя, но гораздо прекраснее и ласковее, чем в былое время. При воспоминании об этом сне густой румянец покрывал ее щеки, и она боялась, что другие, взглянув на нее, догадаются о ее грезах.

перестал называть молодого татарина своим невольником и относился к нему спокойнее. Его чрезвычайно изумляло, что бывший его слуга оказался князем, сыном Тугай-бея. Он не верил ушам своим, слушая о необыкновенной отваге его и о доверии к нему гетмана. Все это Нововейскому казалось до того невероятным, что Азыя вдруг вырос в его глазах неизмеримо высоко. А между тем, пан Богуш таинственно продолжал повторять:

- Это еще ничего в сравнении с тем, чего я не могу рассказать об этом человеке.

Если некоторые из общества, слушая его, недоверчиво покачивали головами, то пан Богуш говорил:

- Только и есть два великих человека в Речи Посполитой: пан Собеский и Тугай-бей!

С полузакрытыми глазами, вся взволнованная, Ева слушала эти похвалы Азые и, Бог знает, с таким ли чувством она отнеслась бы к нему, Азые, бедному и неизвестному, с каким относилась теперь к Азые - князю, великому воину с блестящей будущностью. Этот блеск ослепил ее, а воспоминания о прежних поцелуях и вчерашних грезах заставляли ее дрожать всем телом.

"Такой великий, такой знаменитый! - думала Ева. - Что же удивительного, что он такой порывистый и огненный".

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница