Пан Володыевский.
Часть вторая.
Глава XIV

Глава XIV

Не мудрено, что на другой день все встали очень поздно, кроме сторожевых солдат да коменданта, не позволявшего себе никогда никакого уклонения от службы. Молодой Нововейский также поднялся рано: ему не давала спать дума о Зосе. Тщательно одевшись, он пошел в комнату, где вчера танцевали, и стал прислушиваться, не донесется ли до него какой-нибудь шум из комнат, занимаемых дамами.

И действительно, он услышал шорох в комнате пани Боска, но этого ему было мало. Ему хотелось как можно скорее увидеть Зосю, и он начал кинжалом выковыривать землю между балок, чтобы можно было взглянуть на милую хоть одним глазом.

В это время пан Заглоба пришел в эту же комнату с четками в руках Догадавшись, о чем хлопочет молодой пан, он подкрался к нему на цыпочках и начал бить его по плечам сандаловыми четками.

Рыцарь отскочил от старика, уклоняясь от его ударов и стараясь смеяться непринужденно, но смущение его было все-таки очень заметно, Заглоба же бегал за ним, ударяя его четками и повторяя:

- Вот турок, вот татарин, вот тебе! Вот тебе!.. Где нравственность? За женщинами подглядывать?.. Вот тебе! Вот тебе!

- Дорогой пан! - восклицал Нововейский. - Не годится из святых четок делать плеть! Простите, дурного намерения я, право, не имел.

- Не годится, говоришь ты, бить святыми четками? Неправда!

- Если настоящие сандаловые, то должны пахнуть.

- Мне пахнет четками, тебе дивчиной. Мне хочется еще потрепать тебе плечи, потому что для изгнания злого духа из тела нет ничего лучше четок

- Клянусь честью, у меня не было дурного намерения.

- Что ж, ты из набожности, верно, дырки в стене продалбливал, а?

- Не из набожности, но от любви, до такой степени необыкновенной, что удивляюсь, если она не разорвет мена как бомба. Я говорю правду! Слепни так сильно не докучают лошадям, как терзает меня эта любовь!

- Смотри, едва ли твое желание было безгрешно: пробивая дырки, ты стоял на этом месте, словно на горячих угольях

- Я, право, ничего не видал, беру Бога в свидетели. Я только колупал штукатурку.

- Ох, молодость!.. Кровь не вода! Мне тоже приходится подчас сдерживаться потому что доселе сидит во мне лев, gui guerit guem devoret {который ищет, кого бы съесть (лат.)}! Если имеешь честные намерения, то думаешь, конечно, о женитьбе?

- Думаю ли я о женитьбе? Всемогущий Боже! О чем же другом мне думать? Не только думаю, но меня будто кто шилом подзадоривает. Ваша милость, верно, не знает, что я вчера объяснился с пани Боска - от отца получил позволение.

- Парень из серы и пороха! Черт возьми! Если так, то дело другое. Расскажи же, как было?

- Пани Боска пошла вчера в кладовую принести платки для Зоси; я за ней. Она обернулась: "Кто там?" - я бух в ноги! "Бейте меня, матушка, а Зосю мне отдайте, отдайте мне мою любовь, мое счастье!" Пани Боска, успокоившись, сказала мне: "Все хвалят вас и считают за хорошего человека Муж мой в неволе, и Зося остается без всякой защиты на этом свете; но все-таки я не могу дать позволения ни сегодня, ни завтра, а несколько позднее; да и вам тоже прежде всего нужно получить родительское благословение". Сказавши это, она ушла, - верно, думала, что я все это говорю с пьяных глаз!.. Впрочем, правда, у меня шумело в голове!..

- Это ничего, - все были навеселе! Ты заметил, как у навирача и этих мудрецов под конец вечера съехали набекрень их остроконечные шапки?

- А трудно было?

- Утром оба мы отправились в свои комнаты, а так как надобно было ковать железо, пока оно горячо, я и подумал, что следует хоть издалека попробовать, как посмотрит на это отец. Вот я ему и говорю: "Слушай, отец, я непременно хочу жениться на Зосе, и мне нужна твоя поддержка, а если ты не сделаешь этого для меня, так я уйду на службу к венецианцам - только вы тогда меня и видели". Как накинется он на меня, как закричит "Ох, такой-сякой! - говорит, - ты до сих пор фыркал, мог обойтись без меня. Иди к венецианцам или женись, я только предупреждаю тебя, что гроша тебе не дам не только из моего, но и из материнского, потому что все мое!"

При этом пан Заглоба выпятил нижнюю губу:

- О... нехорошо!

- Погоди, пан! Как я это услыхал, то и говорю ему: "А разве я прошу денег? Мне нужно твое благословение и больше ничего; того татарского добра, которое пришлось на мою долю, хватит на покупку хорошего имения. Ба! Даже на хорошее селение хватит! А все, что материнское, пусть пойдет на приданое Еве, я еще прибавлю горсть-другую бирюзы, атласу и прекрасной парчи, а в черный день, может, и отцу помогу чистыми деньгами".

Это сильно заинтересовало отца:

- Так ты так богат, бесов сын? - спросил он. - Ради Бога! Откуда? Добычей, что ли? Ведь ты уехал от меня нагим, как турецкий святой!

- Побойся Бога, отец! - отвечал я. - Ведь одиннадцать лет рубил я этой рукой, и, как говорят, не хуже других, как же было не собрать мне! Был при штурмах взбунтовавшихся городов, в которых татары и разбойники складывали кучами лучшую свою добычу; били мы разбойников и мурз, а добыча увеличивалась, не обижая других; но она все росла и росла, и если бы порой я не гулял, то хватило бы на два таких имения, как ваше.

- Что же на это старик? - спросил, повеселев, Заглоба.

- Отец изумился, потому что не ожидал этого, и сейчас же стал упрекать меня в расточительности. "Добро, был бы человек степенный, - говорит, - а то такой ветер, такой молокосос, только и знает, что транжирить, да за магната себя выдает, все переведет и ничего не удержит". Но любопытство превозмогло в нем неудовольствие; он стал выпытывать в подробностях, что у меня есть, а я, видя, что, смазывая его этой смолой, скоро доеду до цели, не только ничего не утаил, но еще прибавил немного, хотя обыкновенно я не люблю прикрашивать, потому что, по-моему, правда - овес, а неправда - сечка. Отец за голову схватился и ну себе строить планы. То да то бы купить, говорит тот да тот процесс начать; жили бы мы вместе, а в твое отсутствие я присматривал бы за твоим добром, - и при этом добрый батько заплакал. "Адам, - говорит, - эта девушка как будто создана для тебя! Она мне очень понравилась, к тому же она пока состоит под покровительством гетмана, а это тоже очень важно. Адам! - говорит, - только ты эту другую дочь мою уважай и береги, а то я тебе и в минуту смерти не прощу ее обид". А я, дорогой пан, при одном предположении о возможности обидеть Зосю как зарыдаю! Упали мы с отцом друг другу в объятия и так проплакали до самых петухов!

- Шельма старик! - проворчал Заглоба и громко прибавил: - Ха! Вскоре может быть свадьба и новое веселье в Хрептиове, - тем более, что теперь мясоед!

знаю! Но я не уверен, не будет ли препятствия со стороны женщин. Подойду к матери - говорит "Муж в неволе"; к дочери - та плачет "Отец в неволе". Что тут делать? Ведь я этого отца на привязи не держу? Боюсь я всех этих препятствий! Если бы не они - сейчас поймал бы ксендза Каминского за полы и не пустил бы до тех пор, пока нас с ней не обвенчает. Но уж если бабы вобьют себе что в голову, то ничем не выбьешь. Я бы отдал последнюю копейку, сам бы пошел за ее отцом; но нет возможности! Никто не знает, где он; может быть, уж умер, вот тебе и делай как знаешь! Если ждать его возвращения, то придется, пожалуй, до страшного суда!

- Петрович с навирачем и учеными завтра выезжают в дорогу; ответ получится скоро!

- Господи помилуй! Мне еще нужно ответа ждать? До весны, значит, и начинать нельзя, а я тем временем высохну, ей-ей!.. Вот что, дорогой пан, все верят в ваш ум и опытность: выбейте вы у баб эту дурь. Весной ведь будет война. Бог знает, что случится; ведь я же хочу жениться на Зосе, а не на ее отце; из-за чего должен я ждать?

- Уговори женщин, чтобы они ехали в Рашков и там поселились. Там легче и известие получить, а если Петрович найдет Боску, так и ему к вам будет легче добраться. Я сделаю все, что будет в моих силах; но ты попроси пани Басю, чтобы и она вставила словечко за тебя.

- Не откладывай, не откладывай, а то меня дьяв...

- Родительское позволение есть! Отдайте, матушка, Зосю! Отдайте Зосю!.. Отдайте Зосю!.. - вопил Нововейский; на шум этот вышли из других комнат Бася и пан Михаил, вслед за которыми показалась и Зося. В силу обычая, ей не следовало догадываться о происходившем, но она все-таки покраснела и, опустив глаза и сложив руки, встала у стены. А Бася присоединила и свою просьбу к просьбе Адама, пан же Володыевский отправился в это время за отцом Нововейского.

Этому последнему было чрезвычайно неприятно, что сын сам просил руки Зоси у пани Воска и не предоставил этой обязанности ему, но все-таки со своей стороны стая просить пани Воска за сына.

Пани Воска, потерявшая самого близкого своего защитника, выслушав просьбу Адама, заплакала и дала ему свое согласие. Между прочим она изъявила желание ехать в Рашков с Петровичем и ждать там возвращения мужа Со слезами на глазах она спросила дочь.

- Зося, по сердцу ли тебе предложение панов Нововенских?

- Радость моя! - крикнул пан Адам и, бросившись к ней, обнял ее.

Вслед за этим он так громко крикнул, что стены потряслись.

- Моя Зося, моя, моя!