| Автор: | Сервантес М. С., год: 1616 |
| Категория: | Роман |
ГЛАВА XVIII
Гамахова свадьба
Не успела прелестная заря осыпать перлами, украшающими ее златые волосы, поля и равнины, как рыцарь ламанхский, враг неги и лености, встает и начинает кликать своего оруженосца. Санко лежал, как мертвый, и храпел.
- О! Счастливейший из смертных, - воскликнул Дон Кишот, смотря на него с завистью, - без забот и печалей, не опасаясь жестоких чародеев, не знаемый завистью, которой сам не знаешь, ты спишь, и может быть, еще сладкие мечты веселят тебя во время сна твоего! Ты спишь, и страдания, беспрестанно возобновляющиеся, страдания безнадежной страсти и тягостные заботы о продолжении жизни твоей - может быть, не многими днями - не возмущают твоего спокойствия: мучительное честолюбие, ничтожная пышность света, ненасытное желание честей и славы неизвестно тебе в низкой доле. Ничто не занимает тебя, кроме осла, твоего товарища. Я один о тебе должен думать, о тебе заботиться, обязанность столь же тягостная, как и самая завистливость! Господин должен бодрствовать, чтобы насытить, чтобы наградить верного слугу своего, который спит покойно. Он должен трудиться для его счастия, он должен быть его провидением!
На все это Санко не отвечал ни слова, и может, еще долго не мог бы отвечать, если бы Дон Кишот не толкнул его своим копьем; открыв глаза и потянувшись, оруженосец вдруг начал оборачиваться во все стороны, сжимать и разжимать свои ноздри и наконец сказал с заметным сердечным волнением:
- Милостивый государь! Если не ошибаюсь, то этот прекрасный запах, который приятнее для меня ясминов и роз, должен выходить из-под беседок, которые мы видели вчера на равнине. Я думаю, я уверен, я чувствую, что там пекут и жарят всякую всячину! Ах, сударь, счастлива та свадьба, которая так хорошо пахнет!
- Вставай, прожора, - сказал Дон Кишот, - поедем! Надобно видеть эту свадьбу, которая, может быть, убьет несчастного Базиля.
- Сказать правду, вчера я был на его стороне! Но с тех пор, как чувствую запах жареного, то начинаю признаваться, что господин Гамахо - человек с достоинствами. Надобно быть справедливым! Если нет ни копейки в кармане, то нельзя жениться на прекрасной Киттерии. Бьюсь об заклад, что господин Гамахо может засыпать Базиля своими пистолями60. Прекрасные розы, прекрасные ожерелья и платья, которыми он подарит жену свою, немного получше прыжков, скачков и песен господина Базиля. Что возьмешь на рынке за песню и за прыжок? Всеми этими уловками и увертками не заплатишь ни мяснику, ни булочнику. Они хороши с богатством! Для веселого житья в доме надобно, чтобы он стоял крепко; а что может быть крепче и лучше денег!
- Клянусь Роландом, - воскликнул герой, - в целом мире не найдешь подобного тебе пустомели: не успел проснуться, как уже начинает говорить вздор!
- Милостивый государь! Не угодно ли вам вспомнить о нашем уговоре перед последним выездом? Вы дали мне право говорить, что хочу, лишь бы госпожа Дульцинея была в стороне.
- Не помню и не хочу помнить об этом уговоре! Между нами никогда не бывало уговоров. Приказываю тебе молчать и следовать за мною на луг, где уже началась музыка и игры.
Послушный оруженосец взнуздал Рыжака; они сели каждый на свою скотину и приближились к месту праздника.
Первый предмет, поразивший глаза Санки, был молодой бык, которого, воткнувши на огромный вязовый вертел, жарили перед большим пылающим костром. Вокруг огня в шести кастрюлях или, лучше сказать, котлах варилось по нескольку целых баранов; ободранные зайцы, кролики, телята, ощипанные гуси, курицы, голуби, утки, всякого рода дичина были развешаны по деревьям в великом множестве; больше шестидесяти кувшинов лучшего ламанхского вина стояло по правую и по левую сторону. В одном месте навалена была целая гора из белых хлебов; в другом сырники, складенные наподобие кирпичей, казались огромною стеною. В двух больших чанах, наполненных лучшим маслом, приготовлялись оладьи, которые вынимали широкими лопатами и бросали в чаны, полные меда, самого сладкого и вкусного. Более пятидесяти поваров и поварих, чисто одетых, проворных, расторопливых, работали, пели и смеялись. Брюхо жареного быка было набито множеством поросят, которые жарились с ним вместе и должны были удивить посетителей. Пряники и овощи лежали в больших корзинах. Словом, целая армия могла бы насытиться по нужде на этом сельском празднике. Санко смотрел, рассматривал и удивлялся; улыбка сердечного удовольствия была на устах его; чистая радость наполняла его душу! Иногда прелестный, ароматический запах привлекал его к кастрюлям: он стоял над ними в сладостном забвении; иногда останавливался он и вздыхал перед кувшинами; иногда оставлял их и восхищался оладьями. Наконец, не будучи в состоянии перенести такого множества разнообразных чувств, он приближается с подобострастием к одному повару, и потупя глаза с видом скромности, покорным и нежным голосом просит у него позволения обмочить маленький кусочек хлеба в которую-нибудь из больших кастрюль.
- Что ты говоришь, брат? Стыдись, - отвечает ему повар, - богатый Гамахо не намерен учить людей постничать. Возьми ложку, вынь из кастрюли курицу или две и кушай на здоровье.
- Вы, сударь, очень добрый и учтивый человек, - сказал Санко, - но где мне взять ложку?
- Ох! Приятель, как ты неловок: я помогу твоему горю! Услужливый повар берет кастрюльку, опускает ее в чан и вытаскивает из него трех вареных куриц и двух гусят, которых подает Санке:
- Возьми, любезный друг, позавтракай немного; за обедом наешься сытнее.
- Покорно вас благодарю, сударь; но мне этого положить не во что!
- Какой ты недогадливый! Возьми кастрюлю; разве боишься разорить Гамаха?
Санко смекнул, что надлежало ему делать; поклонился повару в пояс и побежал в уголок с своею добычею.
То смешивались, то опять разъезжались и кричали во все горло:
- Да здравствуют Гамахо и Киттерия! Он богатейший из пастухов! Она прелестнейшая из женщин!
- Вы бы не то заговорили, - сказал про себя Дон Кишот, - когда бы увидели Дульцинею.
В эту самую минуту из всех беседок выступили танцовщики, между которыми отличались двадцать четыре пастуха, одетые в белое платье, с белыми шелковыми платками на головах, вооруженные шпагами. Вышед на средину, они остановились; разделились на две толпы и разом напали друг на друга. Их проворство, их гибкость, их удары, в одно время наносимые и отражаемые, их шпаги, блестящие и быстро рассекающие воздух, победы, беспрестанно оспориваемые и некровопролитные, прыжки, смех, крик, веселость побежденных и победителей принесли великое удовольствие зрителям, особливо Дон Кишоту.
Поединщики уступили место многочисленной толпе молодых девушек, из которых самая старшая не имела осьмнадцати лет; их выбрали между первыми красавицами того места. Они были одеты в зеленые платья, имели распущенные волосы, на головах венцы из роз, и были соединены друг с другом гирляндами из амарантов и ясминов. Пред ними шел почтенный седой старик, который вел за руку почтенную старушку: они приближались при звуке свирелей, плясали, прыгали, и удовольствие, которое блистало в их взорах, было соединено с совершенною, милою непорочностию, которая во всякое время служила им украшением.
в восхищение. Амур, окруженный всеми очарованиями, смехами, играми, удовольствиями, приближился к стене и начал стрелять в нее из лука; но скоро колчан его истощается, и прелестная девушка остается в своем заточении. Фортуна, которую все узнают по ее одежде, блестящей и великолепной, по множеству и пышности ее последователей, осмеливается оспоривать у Амура победу. По многим опытам, равно неудачным для обоих соперников, замок рассыпается пред Фортуною, и молодая красавица в ее власти. Амур позабыл свою досаду, мирится с победительницею, венчает ее собственными руками, и обе толпы начинают танец, живой и веселый, в честь могущественной Фортуны.
Наш герой, внимательно смотревший на пантомиму, спросил об имени ее сочинителя. Ему назвали приходского дьячка, человека весьма остроумного.
- Я об заклад бьюсь, - сказал Дон Кишот, - что этот честный дьячок обедает чаще у Гамаха, нежели у несчастного Базиля.
- Послушайте, - сказал ему Санко, который занимался своим завтраком неподалеку оттуда, - по-моему, кто пан, тот и прав, и я чем больше думаю, тем больше начинаю любить господина Гамаха.
- Говорят не о сильном, говорят о том, вынул ли бы я из кастрюли господина Базиля эту прекрасную пуларду61? Посмотрите на нее, как она мила, и скажите, что лучше богатства! На белом свете только два семейства - имущих и неимущих, говорила моя бабушка, которая всегда чувствовала небольшую склонность к имущим, и я с нею согласен; что и честь, когда нечего есть; осел в золоте лучше коня под седлом.
- Послушайся меня, Санко, окончи свой завтрак и оставь свои размышления.
- Извините! Я только тогда говорю, когда мне нечего делать. Я знаю, что на том свете придется отвечать за всякое лишнее слово! Итак, прошу покорно позволить мне заняться моею кастрюлькою.
Добрый оруженосец замолчал и принялся кушать с таким аппетитом, что и сам рыцарь, конечно бы, разлакомился, глядя на своего товарища, если бы другие, важнейшие происшествия не отвлекли его внимания.