| Автор: | Сервантес М. С., год: 1616 |
| Категория: | Роман |
ГЛАВА XIX
Продолжение
Вдруг услышали впереди большой шум, смешанный с восклицаниями радости. Это были поселяне, которые садились на лошадей, чтобы ехать навстречу к жениху и невесте, которые скоро явились, окруженные музыкантами, провожаемые священником и первыми людьми окружных деревень. Санко, увидя Киттерию, сплеснул руками и воскликнул:
- Вот красавица! Не думаю, чтобы нашли при дворе такую прелестницу! Посмотрите, сударь, посмотрите: платье на ней из самого дорогого зеленого бархата; белое полотно, которым оно обшито, есть не иное что, как самый лучший атлас. А это корольковое ожерелье!62 Знаете ли, чем оно обделано? Золотом! Посмотрите ради Бога на ее руки: все в жемчуге, крупном, как мои глаза, все пальцы обнизаны перстнями! Пресвятая Богородица! Что за волосы! Лучшего каштанового цвета, и тащатся по земле. Что за стан! Какой прямой, какой гибкий! Смотря на эти прекрасные серьги, которые болтаются в ушах ее, подумаешь, что она - дуб с желудьми.
Дон Кишот смеялся от доброго сердца, признавался внутренне, что после Дульцинеи не видал ни одной женщины лучше Киттерии.
Киттерия, бледная, задумчивая, безмолвная, приближалась к одному древесному амфитеатру, где священник должен был соединить их навеки. Они были уже близко, как вдруг позади их воскликнул голос:
- Постойте или бойтесь упустить время!
Киттерия, Гамахо и все, их окружавшие, оборотились. Увидели молодого человека в черном платье, в венце из кипариса, с распущенными волосами, с палкой в руках. Все узнали Базиля. Толпа расступилась. Базиль стремится, прибегает вне себя, останавливается пред супругами, втыкает палку в землю, сбирается с духом и, наконец, взглянув на Киттерию, грозно и отчаянно говорит:
- Выслушай меня, клятвопреступница! Я в минуту все кончу и прощусь с тобою навеки. Не приводя тебя в стыд, могу открыть все наши тайны; могу напомнить тебе, что с самой минуты, в которую полюбил тебя, то есть с самой первой минуты моей жизни, я ничего не требовал, ничего не желал противного невинности, для меня священной. Счастливый, довольный твоею любовию, наслаждаясь одними отдаленными надеждами, я трудился беспрестанно с терпением и постоянством. Я хотел умилостивить или победить жестокую фортуну: надеялся сделаться достойным Киттерии; но Киттерия меня забыла, Киттерия меня оставляет! Жестокая, где же твои клятвы? Скажи мне, кто, кроме Базиля, имеет право на твое сердце, на твою руку? Ах! Я уверен, что одна мысль о недостойном вероломстве может разрушить навсегда блаженство жизни твоей. Но будь спокойна, Киттерия; возвращаю тебе твои клятвы, ты свободна, ты независима, и дай Бог, чтобы могла быть также счастлива. Живи и наслаждайся жизнию с тем человеком, для которого ты меня оставляешь. Я восклицаю со всеми вместе: да здравствует богатый Гамахо и прекрасная Киттерия! Но должен прибавить: умри, умри, несчастный Базиль!
С сими словами он выхватил из своей палки длинный и остроконечный нож; воткнул его рукояткою в землю, бросился грудью на острие и упал, облитый кровию. Раздается восклицание ужаса. Все сбегаются, все окружают Базиля. Он был простерт без движений, пронзенный насквозь; Дон Кишот держал его в своих объятиях! Многочисленные друзья его проливали слезы; некоторые хотели вынуть нож из его груди; но священник тому воспротивился, говоря, что надлежало скорее исповедать умирающего; что он может умереть всякую минуту. Базиль поднял глаза и сказал ослабевшим голосом:
- Друзья мои, умираю! Ах, если бы Киттерия при конце моей жизни согласилась назвать меня своим супругом и дать мне торжественную клятву в верности; я чувствую, что бы тогда мое сердце сделалось покойнее, и я бы осмелился подумать о испрошении помилования от Всемогущего.
- Забудь теперь о Киттерии, - сказал священник, - час твой приближился, подумай о прешедшем и покайся.
- Нет, я не могу, я не способен ни о чем думать, если Киттерия не согласится быть моею, не назовет меня своим супругом. С сим именем, которым, увы, так мало я должен наслаждаться, я готов исполнить все, чего от меня ни потребуете!
Тут Дон Кишот начал говорить; объявил всем зрителям желание Базиля и со всем жаром и красноречием оратора убеждал Гамаха склониться на желание умирающего.
- Киттерия, вдова Базиля, - говорил он ему, - Киттерия, покрытая крепом печали, будет столь же чиста и непорочна, как и Киттерия, выходящая из дому родителя в венце из белых роз и в одежде брачной. Твое счастие отдалится только на одну минуту; ибо сей алтарь, перед которым она поклянется тебе в вечной верности, будет не иное что, как гроб несчастного Базиля.
Гамахо в удивлении, в нерешимости смотрел на Базиля, на рыцаря и не знал, что отвечать, что думать; он искал ответа своего в глазах предстоящих; все были на стороне Базиля, все хотели, чтобы он сжалился над несчастным, который, лишившись всех надежд в сей жизни, лишал себя и спасения в будущем. Гамахо, измученный неотступностию друзей Базилевых, наконец сказал, что он согласится на все, если только Киттерия захочет исполнить их просьбу. Все обратились к Киттерии: друзья Базиля упали перед нею на колена и умоляли сжалиться над несчастным, который из любви к ней лишал себя жизни. Киттерия, почти бездыханная, была не в силах отвечать и только смотрела на отца своего, который не спешил соглашаться, но священник его к тому принудил.
Старик подал знак согласия; Киттерия бросилась к Базилю, упала перед ним на колена, устремила взоры на лицо умирающего, схватила его руку и, облив ее слезами, воскликнула:
- Базиль! Базиль! Клянусь быть твоею! Прими руку мою! Прими мои клятвы: я твоя, твоя навеки!
- Ах, Киттерия! - сказал Базиль. - Могу ли быть уверен, что любовь, а не жалость тебя ко мне приводит? Не обманываешь ли меня, Киттерия! Повтори еще раз, что ты моя, что я твой супруг, что даешь мне руку без принуждения, без притворства, невзирая на бедственное мое положение, из одной искренней, нежной любви!
- Так, несчастный! Я твоя супруга навеки! Что ни будет, что ни случится со мною, похитит ли тебя смерть из моих объятий, определено ли нам вместе наслаждаться блаженнейшею жизнию, я твоя, твоя непременно!
наше супружество.
Санко, свидетель происходившего, сказал про себя, обтирая слезы:
- Бедный Базиль! Он потерял столько крови, а говорит еще, как здоровый.
Священник, растроганный до глубины сердца, благословил супругов и заключил бракосочетание молитвою о душе несчастного Базиля. Но Базиль, услышав, что церемония кончилась, вдруг вскочил очень свободно, вынул нож из раны и бросился перед Киттериею на колена, прося у ней прощения в обмане, к которому он прибегнул для получения руки ее. Все зрители были поражены удивлением; некоторые, будучи простоватее других, закричали:
- Нет, - воскликнул Базиль, - не чудо, но искусство, но проворство, но хитрость, позволенная любовнику.
Тут показал он зрителям гибкую жестяную трубку, которая была им поставлена так, что нож, на который он бросился, должен был в нее спрятаться и казаться пронзившим насквозь его тело. Несколько пузырей, наполненных кровью, лопнули в одно время от одного удара. Изобретательный ум Базилев, его проворство, его искусство обманули всех зрителей так, что самому подозрительному нельзя было не подумать, что он проколот насквозь и должен умереть непременно.
Его признание, откровенность, приятный вид и участие, которое вообще принимают в любимом любовнике, склонили почти всех судей на его сторону.
Громкое восклицание зрителей было знаком их одобрения. Киттерия, не совсем еще пришедшая в себя от удивления, от замешательства, едва могла сокрыть свою радость. Некоторые, более других разборчивые, а может быть, и оскорбленные тем, что вдались в обман, осмелились было сказать, что брак не может быть законным, потому что совершен обманом; но Киттерия, которая уже не могла долее себя удерживать, остановила их и воскликнула с живостию, что снова его подтверждает.
который всегда был неприятелем таких споров, которые оканчиваются сражениями, спешит поскорее спрятаться за большими кастрюлями, надеясь, что это святилище с той и с другой стороны уважено. Уже обе партии были готовы схватиться, как рыцарь ламанхский громогласно воскликнул:
- Чего хотите вы, Гамаховы воины? Как, неужели позволенные славным и мужественным полководцам военные хитрости будут запрещены одним любовникам? Нет! Пускай любовь имеет хотя привилегии брани! Киттерия принадлежала Базилю! Он владел ее сердцем, теперь владеет рукою: она его единственное сокровище; а у Гамаха их так много! Богатый Гамахо, который обладает столь многочисленными стадами, осмелится ли отнять последнюю овцу у бедного? Нет, нет, Всевышний отвращается от сих похитителей; а копье мое поражает их!
Сии слова, сей голос, сие ужасное копье и грозный вид нашего рыцаря привели в трепет зрителей. Священник воспользовался сею минутою, чтобы утушить ссору; а Гамахо, подумав, что Киттерия сама перед глазами такого множества свидетелей взяла сторону его соперника, решился заплатить ей презрением за презрение и наказать ее, сделав счастливою; он, вложив в ножны шпагу, сказал с притворным равнодушием, что он более не сердит на Базиля; что не завидует его счастию, и даже предложил супругам отпраздновать у него свою свадьбу.
Но Киттерия и Базиль не приняли сего предложения: они вместе удалились в бедную Базилеву хижину, куда множество поселян за ними последовало; пословица говорит: за богачом ходят льстецы, за бедным - друзья; так и сделалось. Любовники-супруги взяли под руки Дон Кишота и осыпали его ласками и уверениями в искренней дружбе и благодарности. Санко, печалясь о том, что должен был оставить праздник без обеда, последовал за господином своим, ведя за повод Рыжака и осла и часто с сердечными вздохами поглядывая на большие кастрюли.
Конец четвертого тома
62 Корольковое ожерелье -- Имеется в виду коралловое ожерелье, от слова "королек/коралек" - коралловый шарик.
В главе размещена копня гравюры Хальбу с иллюстрации Лебарбье.