Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава IX, в которой описывается продолжение и конец славной битвы Дон-Кихота с бискайцем.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава IX, в которой описывается продолжение и конец славной битвы Дон-Кихота с бискайцем. (старая орфография)

ГЛАВА IX,
в которой описывается продолжение и конец славной битвы Дон-Кихота с бискайцем.

Мы оставили Дон-Кихота и мужественного бискайца в тот момент, когда первый собирался разрубить второго пополам как яблоко. На этом интересном месте и остановилось повествование. Это очень огорчало меня, и удовольствие, испытанное мною при чтении такой прекрасной книги, уступило место досаде, когда я подумал, как мало надежды отыскать продолжение этого замечательного рассказа. Мне, однако, казалось невозможным, чтобы такой славный рыцарь, как Дон-Кихот, не нашел бытописателя, который поведал бы миру об его неслыханных подвигах. Мне не хотелось верить, чтоб он оказался лишенным той чести, которой удостоились Платир и другие странствующие рыцари, имевшие иногда по нескольку историков, оставивших нам подробные описания не только подвигов и деяний этих рыцарей, но даже и самых сокровенных помыслов их, не стоящих ни малейшого внимания.

Повторяю, я никак не мог помириться с мыслью, что эта интересная история так и осталась неоконченною, и только разве одно всесокрушающее время, думал я, могло уничтожить или погребсти ее в пыли какого-нибудь архива. С другой стороны, говорил себе я, если в числе книг нашего героя нашлись такия современные сочинения, как "Лекарство от ревности", "Нимфы", "Генаресский пастух" и т. п., то ясно, что его собственная история никак не может принадлежать к очень отдаленным временам, и что если она даже не вся написана, то, во всяком случае, должна еще жить в памяти жителей его околотка.

Я томился желанием узнать дальнейшия похождения нашего безсмертного соотечественника Дон-Кихота Ламанчского, этого храброго рыцаря, который в наш жалкий прозаический век решился воскресить странствующее рыцарство, посвятив свою жизнь преследованию зла, защите добра и покровительству несчастных.

Как в этом, так и во многих других отношениях Дон-Кихот достоин вековечных похвал. Впрочем, следовало бы, по справедливости, сказать спасибо и мне за те неусыпные старания, которые я прилагал к отысканию и изданию в свет конца этой истории. Конечно, если бы не счастливый случай, все мои старания не послужили бы ни к чему, и мир был бы лишен громадного удовольствия прочесть полную историю Дон-Кихота.

Проходя однажды по улице Алькана в Толедо, я увидел мальчика, продававшого старые рукописи торговцу шелковыми обрезками. Подталкиваемый ненасытною любознательностью, побуждавшей меня поднимать и прочитывать каждый клочок бумаги, попадавшийся мне на улице, я взял из рук мальчика одну тетрадь, оказавшуюся написанной по-арабски. Не зная этого языка, я оглянулся вокруг себя, в надежде увидеть где-нибудь мориска {Морисками назывались потомки арабов и мавров, оставшихся в Испании после покорения испанцами Гренады и обращенных ими в христианство.}, который мог бы прочесть и перевести мне эту рукопись. Конечно, в знающих арабский язык не могло быть недостатка в городе, где так много арабов. Отыскав мориска, я сунул ему в руку тетрадь и попросил его сказать мне, о чем в ней написано. Не успел он прочесть нескольких строк, как принялся громко хохотать. На мой вопрос, чему он смеется, он ответил:

- Меня разсмешила тут одна выноска на полях.

И, продолжая хохотать, он перевел мне следующее:

Эта, так часто упоминаемая здесь, Дульцинея Тобозская славилась, как говорят, по всему Ламанчу своим необыкновенным мастерством солить поросят.

Услыхав имя Дульцинеи Тобозской, я онемел от удивления. Мне тотчас же представилось, что эта рукопись не что иное, как история Дон-Кихота. Я попросил мориска прочесть мне заглавие тетради.

"История Дон-Кихота Ламанчского, написанная арабским бытописателем Сидом Гаметом Бен-Энгели", прочел он.

Трудно описать восторг, охвативший меня при этом подтверждении моей догадки! Однако я сдержал себя, притворившись, что эти тетради, в сущности, нисколько меня не интересуют и что если я и готов приобрести их, то только из сострадания к бедному мальчику, которому трудно было найти на них покупателя. Таким образом мне удалось приобрести всю историю Дон-Кихота за полреала. Если бы мальчик мог видеть, что происходило в моей душе, то он, наверное, взял бы с меня в двадцать раз более, и я бы дал, лишь бы не упустить этого сокровища, которое я столько времени напрасно искал.

Отведя мориска в сторону, я спросил его, не может ли он перевести мне все тетради на испанский язык, ничего не убавляя я не прибавляя, и обещал дать ему за это, что он потребует. Он оказался очень скромным, удовольствовавшись только ящиком изюма и четырьмя мешками пшеницы, и обещал исполнить эту работу скоро и аккуратно.

Чтобы упростить дело и постоянно иметь на глазах свое сокровище, я увел мориска к себе в дом, где он ровно в шесть недель и окончил весь перевод, совершенно в тон виде, в каком он теперь появляется в свет.

В первой тетради был довольно хороший рисунок, изображавший битву Дон-Кихота с бискайцем, или, вернее, тот момент её, в который мы оставили их в предыдущей главе, когда один готовился напасть, а другой - защищаться. У ног мула бискайца была надпись: дон Санчо де-Аспетиа, а у ног Россинанта - Дон-Кихот. Россинант был изображен очень верно: длинный, тощий, костлявый, с такими впавшими боками, на которых свободно можно было пересчитать все ребра, и с такой чахоточною мордой, что вполне оправдывал свое название. Возле него был нарисован Санчо, державший за повод своего осла, под которым красовалась надпись: Санчо Занкас. В сущности, оруженосца Дон-Кихота звали Санчо Панца, но некоторые дали ему прозвище Занкас, вероятно, за его приземистую, толстую фигуру с короткими кривыми ногами.

Можно было упомянуть еще о некоторых мелочах, но так как оне сами по себе незначительны и наша история нисколько не выиграла бы от них в правдивости, то мы их и опускаем. Относительно правдивости этой истории можно сказать, что она должна быть вне сомнения, хотя и написана арабом, то-есть представителем народа, не особенно гоняющагося за истиной. Но в данном случае арабский историк из ненависти к нам скорее должен бы не договорить что-нибудь, служащее к нашему прославлению, чем перелить через край. И действительно, историк, о котором идет речь, очень краток во всех местах, где ему, по моему мнению, следовало бы особенно распространиться о подвигах ламанчского героя. Эта уловка недостойна историка, обязанного быть безпристрастным и правдивым, ни на минуту не жертвуя, истиной низкому страху, корысти, вражде или партийности. История - зеркало истины, хранилище всех действий человека; она должна приподнимать пред нами завесу прошлого, полного великих примеров для настоящого и поучений для будущого.

Оговорившись таким образом, приступим к изложению дальнейшей истории Дон-Кихота так, как она написана арабским бытописателем.

При взгляде на мужественные и решительные позы двух бойцов, стоявших с занесенными друг на друга мечами, можно было подумать, что это два смертельных врага. Бискаец ударил первый и притом с такою силой и озлоблением, что если бы оружие не повернулось в его руке, то этот удар положил бы конец битве, а вместе с тем и дальнейшим похождениям нашего героя. Но судьба, хранившая его для новых подвигов, повернула меч в руке бискайца так, что, задев за левое плечо противника, он снес только часть его шлема и ранил ухо.

Какое перо может описать бешенство Дон-Кихота в то мгновение, когда он почувствовал удар! Выпрямившись на стременах и стиснув обеими руками меч, он нанес им такой страшный удар по голове бискайца, что у несчастного, несмотря на то, что он был закрыть подушкой, кровь брызнула сразу из носа, ушей и рта, и он непременно упал бы на землю, если бы не успел ухватиться за шею своего мула. Вскоре, однако, руки его опустились, а ноги выскочили из стремян. Испуганный мул, не чувствуя более узды, кинулся стремглав в сторону и сбросил с себя всадника, который грохнулся на каменистую поверхность земли.

слова, и озлобленный противник не пощадил бы его, если бы дама в карете, издали ожидавшая развязки этого поединка, полумертвая от страха, не поспешила в рыцарю с мольбою пощадить жизнь её слуги.

её полное распоряжение.

Ничего не понимая, не зная и даже не спрашивая, кто такая эта несравненная Дульцинея, дама без малейшого колебания согласилась на условия, предложенные ей рыцарем.

- Пусть же он живет под охраною вашего слова, - сказал Дон-Кихот, указывая мечом на бискайца. - Пусть будет обязан вам той милостью, которой он не заслужил от меня, так оскорбленного его надменностью!