Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава XLIII, о возстановлении полного мира в корчме и о других удивительных событиях.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава XLIII, о возстановлении полного мира в корчме и о других удивительных событиях. (старая орфография)

ГЛАВА XLIII,
о возстановлении полного мира в корчме и о других удивительных событиях.

Во время этой речи священник старался доказать стрелкам, по действиям и словам Дон-Кихота, что он не в своем уме и что они напрасно примут на себя труд арестовать его и представлять в "Святую Германдаду", потому что судьи все равно тотчас же выпустят его на свободу, как только увидят, что он сумасшедший.

На это стрелки очень резонно возражали, что не их дело судить об умственных способностях лиц, которых им приказано задержать, они только обязаны исполнять приказания начальства, а оно уже само сделает то, что найдет нужным, - на то оно и начальство.

Но священник продолжал говорить так убедительно, а Дон-Кихот делал такия нелепости, что стрелки поневоле должны были прийти к заключению, что рыцарь, действительно, сумасшедший, и лучше с ним не связываться. Поэтому они в конце-концов оставили его в покое и даже взялись возстановить окончательный мир между цырульником и Санчо, которые все еще косились друг на друга и горели желанием еще раз подраться. В качестве членов "Святой Гермаядады", блюстительницы правосудия, стрелках эта задача удалась как нельзя лучше, к полному удовольствию обеих сторон. Что же касается шлема Мамбрэна, то священник потихоньку от Дон-Кихота уплатил цырюльнику его стоимость, взяв с него взамен обещание не заявлять более на эту вещь никаких притязаний и не преследовать Дон-Кихота судом за её похищение.

По окончании этих двух главных дел оставалось только следить за тем, чтобы слуги отца дона Люиса, за исключением одного, удалились во-свояси. Оказалось, что их уже нет в корчме. Прелестная Клара вся так и просияла от радости, узнав, что её возлюбленный остается возле нея; радость эта делала ее еще прелестнее.

Зорайда, не понимавшая хорошенько всего, происходившого вокруг нея, попеременно то ужасалась, то плакала, а то смеялась вместе со своими новыми подругами, при этом все-таки не забывала дарить нежными взглядами своего жениха, как только он подходил к ней.

Едва успел священник отделаться от бывшого обладателя шлема Мамбрэна, как его перехватил корчмарь, заметивший, что у священника есть деньги, и потребовал уплаты за постой Дон-Кихота и всей его компании, за пролитое им вино, попорченные мехи и другие убытки, угрожая, в случае неуплаты, удержать лошадей, мулов и ослов всего собравшагося в корчме общества.

Священник без возражения заплатил все, что потребовал корчмарь. Кроме того, последний получил хорошее вознаграждение от дона Фернандо, аудитора и Рюиса Переца де-Виэдма, так что он был вполне доволен.

Таким образом мир окончательно возстановился, и общество наконец могло приняться за давно уже приготовленный и поданный завтрак. По окончания завтрака Дон-Кихот, находивший, что пора продолжать путь, подошел к Доротее, опустился пред нею на одно колено и проговорил:

- Светлейшая принцесса! У нас есть пословица, гласящая, что "усердие - мать успеха". Всего же лучше верность этой пословицы оправдывается на войне, где победа над врагами всецело зависит от деятельности и быстроты: кто успеет предупредить исполнение замыслов неприятеля, тот выигрывает сражение. Все это я говорю вам, высокородная, могущественная и светлейшая принцесса, потому, что дальнейшее наше пребывание в этом замке, мне кажется, сделалось не только безполезным, но даже может повести к гибельным последствиям. Быть-может Пандафиландо Косоглазого благодетельствующий ему волшебник известит, что я собираюсь наказать его за дерзкий захват вашего королевства, и он захочет воспользоваться нашим промедлением, чтобы запереться в такой крепости, которую даже и я не в состояний буду взять, несмотря на всю свою силу и мужество. Предупредим же его коварное намерение и отправимся немедленно в путь, чтобы застать его врасплох. Смею уверить вас, прекрасная и благородная дама, что исполнение возложенного вами на меня дела отдалено от нас только тем промежутком времени, который необходим на совершение нашего путешествия из Испании в Микомикон.

- Встаньте, - с достоинством произнесла Доротея, делая величественное движение рукою. - Встаньте, доблестный рыцарь, если желаете услышать мой ответ.

Дон-Кихот покорно поднялся на ноги и принял почтительную, хотя тоже полную достоинства позу. Стараясь говорить его языком, молодая девушка продолжала:

- Благородный рыцарь, примите выражение моей горячей признательности за ваше усердное желание быть мне полезным. Надеюсь, что предпринятый вами трудный подвиг для водворения меня в моем государстве, на трон моих предков, будет доведен до желаемого конца, и мне дана будет возможность доказать вам, что не все женщины отличаются неблагодарностью. Если вам угодно, мы отправимся дальше, не медля более ни одной минуты. Ваша воля - моя воля; располагайте мною, как находите нужным для моего блага. Поручив вам защиту моей особы и моих интересов, я дала вам право действовать во всем по вашему собственному усмотрению. Полагаясь на вашу мудрость, опытность и скромность, я вполне доверяю вам во всем, благородный и прославленный рыцарь, и всегда готова сделать то, что вы мне посоветуете.

- Глубоко польщенный вашими благосклонными словами, великая принцесса, я клянусь не щадить себя для вас до последней капли крови, - с глубоким поклоном ответил Дон-Кихот. - Эй, Санчо! - крикнул он, увидав в открытое окно прохаживавшагося по двору оруженосца, - оседлай скорей коней! Через четверть часа чтобы все было готово, иначе ты почувствуешь на своей спине силу моей руки! Смотри, чтобы на коне светлейшей принцессы не было ни пятнышка, а то прошлый раз я заметил, что ты не совсем тщательно вычистил его.

- Смотрите лучше вы, ваша милость, чтобы вам не вляпаться с этою принцессой! - вполголоса пробурчал Санчо, так что только один Дон-Кихот, стоявший у окна, и мог слышать его.

- Что такое?! - грозно крикнул рыцарь, выбежав во двор и схватив оруженосца за плечо. - Повтори-ка, что ты сказал!

- Если вы будете опять сердиться и щипать меня, то я не скажу ни слова, - ответил Санчо, освобождаясь от его руки. - А между тем у меня есть кое-что сказать вам... Я хотел, как добрый слуга, открыть вам глаза...

- Так говори же скорее! - воскликнул рыцарь, выпуская его плечо и с безпокойством глядя на своего оруженосца. - На что ты хочешь открыть мне глаза? Чего я не вижу, по-твоему?.. Берегись только говорить мне глупости и стараться нагонять на меня страх! Если ты сам страдаешь страхом, то советую тебе излечиться от этой болезни. А что касается меня, то ты хорошо знаешь, что я знаком с постыдным чувством страха только по лицам моих врагов.

- Совсем не то! - возразил Санчо. - Я только хотел предупредить вас, что эта молодая девица, с которою вы возитесь, такая же королевна, как моя покойная мать была герцогиней. Это видно уже по одному тому, что как только ваша милость отвернетесь, она и ну сейчас целоваться с кавалерами, то с одним, то с другим.

Это было сказано Санчо так громко, что Доротея услыхала и сконфузилась. Он прибавил, говоря, что она целуется "то с одним, то с другим"; в действительности же она целовалась с одним доном Фернандо, своим нареченным мужем. Санчо, вероятно, только показалось, что она дарит своими поцелуями разных лиц. Но, во всяком случае, он считал такого рода любезничанье делом не совсем приличным для будущей королевы.

нашими трудами и посмеялся над нами? Значит, нас с вами считают за дураков. Ваша милость как хотите, а я не согласен загребать для других жар своими руками... Не стану я седлать лошадей для равных потаскушек и обманщиц, хоть вы тресните!.. Вот вам и весь сказ!

Трудно описать гнев, овладевший Дон-Кихотом при этих словах его оруженосца. Гнев этот был так велик, что угрожал задушить нашего героя. Взбешенный рыцарь долго не мог выговорить ни слова, судорожно глотая воздух, дико вращая глазами и яростно стискивая кулаки. Наконец, овладев языком, он загремел так, что стекла в окнах задрожали и усевшияся на крыше птицы испуганно вспорхнули кверху.

- Негодяй!.. Дерзкий и безстыдный клеветник! Как мог ты осмелиться говорить мне такия гадости!.. Как могли сложиться в твоей глупой голове подобные грязные и нечестивые мысли!.. Прочь от меня, клоака лжи, хранилище клеветы, арсенал коварства, глашатай безстыдных выдумок, лукавый враг чести и подлый отрицатель уважения, подобающого царствующим особам!.. Долой с глаз моих, мерзкое чудовище! Не смей никогда более приближаться ко мне, если не хочешь, чтобы я превратил тебя в ничто, заставив сначала испытать все мучения, которые могут быть изобретены моим справедливым гневом!

Крича эти слова, рыцарь раздувал щеки и ноздри, хмурил брови, сверкал глазами, топал ногами, размахивал руками, яростно крутил головою и вообще проявлял все признаки необузданного гнева, кипевшого в его душе.

Все эти страшные ругательства, угрозы и бешеные движения Дон-Кихота произвели сначала на бедного оруженосца такое действие, что он остолбенел от ужаса, а потом, придя немного в себя, он, не говоря ни слова, повернулся и со всех ног бросился бежать со двора корчмы.

Доротее стало жаль несчастного толстяка; она поспешила выйти к Дон-Кихоту и сказала ему.

- Великий рыцарь, вы напрасно гневаетесь на своего верного слугу. Он такой добрый христианин, что никак нельзя предположить, чтобы он преднамеренно хотел оклеветать и оскорбить меня. Вы сами говорили, что этот замок заколдованный и что в нем многое представляется в извращенном виде. Очень может быть, что какой-нибудь злой волшебник заставил вашего оруженосца видеть то, чего на самом деле вовсе не было. Прикажите его вернуть и простите его; я вас умоляю об этом.

- Вы правы, светлейшая принцесса! - воскликнул Дон-Кихот, гнев которого всегда проходил так же скоро, как появлялся. - Конечно, волшебник напустил тумана в глаза этому дураку и заставил его видеть несуществующее, а он, по своей простоте, и поверил. Он, действительно, настолько добросовестен и честен, что сам по себе не способен оскорбить никого; за это я могу поручиться своею жизнью.

- Хорошо, я! прощаю его, - коротко сказаkъ Дон-Кихот, устыдившись своей вспышки.

Один из слуг дона Фернандо, по знаку своего господина, бросился вдогонку за оруженосцем и вскоре привел его назад.,

- Позвольте мне, ваша милость, поблагодарить вас за прощение к поцеловать вашу руку, - смиреннj проговорил Санчо, упав в ноги своему господину и делая жалкое лицо.

- Целуй, - ответил рыцарь, милостиво протягивая ему руку, - и помни, мой друг, что в этом заколдованном замке нельзя верить ни глазам, ни ушам, словом - ничему, кроме того, что я

- Ничему более не буду верить, добрый господин мой, - уверял Санчо плачевным голосом. - Тут во всем замешана чертовщина... даже на одеяле подбрасывали меня черти, а не люди, как я теперь думаю, хотя один из них и принял на себя личину хозяина этой корчмы... то бишь, этого заколдованного замка... Но подбрасывание это было действительное, а не воображаемое; мне кажется, я и сейчас еще чувствую, как меня встряхивали.

- Вот то-то и есть, что только, - подхватил Дон-Кихот, - на самом же деле ничего подобного с тобою не было, иначе я давно отомстил бы за тебя. Ты не думай, чтобы я спустил кому-нибудь твою обиду: я всегда готов заступиться за своего слугу,: хотя бы для этого мне пришлось сражаться с целою армией, видимых и невидимых врагов.

Так как большинство общества, не знало, о каком встряхивании на одеяле говорил Санчо, то корчмарь и рассказал во всех подробностях, как было дело. Слушатели от души хохотали над этим забавным происшествием. Санчо же выходил из себя при воспоминании о том, что он считал своим величайшим унижением. Дон-Кихот едва мог успокоить его своими уверениями, что в действительности этого вовсе не было. Оруженосец на словах соглашался с этим, а в душе оставался уверенным в полной реальности столь памятной ему встряски.

Между тем день уже склонялся к вечеру, и путешественники решили остаться еще на одну ночь в корчме. Утром священник, Карденио, дон Фернандо и прочие участники комедии, разыгрываемой с целью завлечь Дон-Кихота к нему домой, чтобы заняться лечением его от сумасшествия, встали пораньше и принялись совещаться, как сделать, чтобы можно было обойтись без дальнейшого содействия дона Фернандо и Доротеи, которым хотелось ехать прямо в их родной город, где они должны были повенчаться. Вопрос этот был чрезвычайно серьезный, потому что приходилось придумать что-нибудь новое, взамен мнимого путешествия в королевство Микомикон, с целью свержения свирепого великана Пандафиландо Косоглазого с захваченного им трона.

палок род клетки, в которой свободно мог поместиться человек. Затем все бывшие в корчме мужчины, по совету священника, руководившого всем делом, перерядились и потихоньку вошли с клеткою к крепко: спавшему и ничего не подозревавшему Дон-Кихоту, завязали ему руки и ноги и посадили его в клетку. Когда он проснулся, ему ничего не оставалось делать, как удивляться своему новому странному положению и еще более странному виду окружавших его лиц, сделавшихся положительно неузнаваемыми, благодаря фантастичности их костюмов, подвязным бородам, парикам из пакли и наскоро слепленным из глины необыкновенным носам. Настроенное в известном направлении воображение подсказало рыцарю, что все это призраки заколдованного замка, сам рыцарь тоже заколдован, поэтому и не может не только защитить себя, но даже пошевельнуться. Такая уверенность его была вполне на руку священнику: на нее-то именно он и разсчитывал.

Один Санчо был в своем настоящем виде и в настоящем уме. Хотя он и был склонен на многое смотреть глазами Дон-Кихота, тем не менее он сразу узнал всех переодетых, но молчал, ожидая, что будет дальше, как молчал и его господин, пока тоже ограничивавшийся одним наблюдением всего, что происходило с ним и вокруг него.

Заперев покрепче дверцу клетки, мнимые привидения подняли ее на плечи и понесли, чтобы поставить на тележку, при чем одно из привидений (сенор Николас) возвысило голос и произнесло следующую витиеватую тираду:

- О, благородный и доблестный рыцарь "Печального Образа"! Не смущайся неожиданностью своего плена: он необходим для того, чтобы скорее окончилось приключение, в которое вовлекло тебя величие твоей души. Результат твоего подвига, безпримерного по трудности выполнения, будет известен всему миру, когда страшный лев Ламанчский соединится с бедою голубкой Тобозскою, склонивши свои гордые головы под иго кроткого Гименея, который вызовет на свет храбрых львенков, предназначенных судьбою итти со временем по стопам своего славного отца. А ты, о скромнейший и покорнейший из всех оруженосцев, когда-либо поддерживавших стремя рыцарям, не предавайся отчаянию, видя твоего господина, этот цвет странствующого рыцарства! Скоро и ты увидишь себя вознесенным на такую высоту, что ты сам себя не узнаешь; этим исполнится обещание, данное тебе твоим господином. Мудрая Ментирониана поручила мне передать тебе, что заслуги никогда не остаются без вознаграждения и что наступит время, когда на тебя как из рога изобилия будут сыпаться всевозможные награды - жалование, доходы, почести и знаки отличия, и ты будешь богаче знаменитого языческого царя Креза. Иди, преданный оруженосец, следуй за своим храбрым очарованным господином, пока не исполнятся веления вашей общей славной судьбы! Открывать тебе более я не имею права, и потому, простившись с тобою, возвращаюсь в место, известное только одному мне.

знали, что это комедия, почувствовали себя глубоко растроганными и чуть не приняли все в серьез.

подвигов и славы, так что сияние его имени никогда не померкнет в Ламанче. Веря этому предсказанию так же искренно, как верил во все, что написано в рыцарских книгах, он с глубоким вздохом ответил:

- О ты, предсказывающий мне такия радостные события, кто бы ты ни был, закляни от моего имени мудрого волшебника, заботящагося обо мне, не допустить меня до смерти в плену, пока не сбудется твое сладкое пророчество! В ожидании его исполнения я готов молча и терпеливо переносить все испытания, которым подвергает меня прихотливая судьба, и видеть в этой клетке не тюрьму, а роскошную спальню, убранную руками прелестных и благодетельных фей. Что касается до твоего увещания моему верному оруженосцу Санчо Панце, то я нахожу его излишним: мой оруженосец и без этого, по одной своей преданности и привязанности ко мне, готов повсюду следовать за мною, чтобы быть участником не только в моих радостях, но и в горестях. Если бы, сверх чаяния, случилось так, что я почему-нибудь не мог бы пожаловать ему обещанного острова или провинции в управление, то он все-таки будет обезпечен и вознагражден за свою верную службу мне, так как я в своем завещании назначил ему жалованье за все время, которое он у меня прослужит до моей смерти. Положим, это будет гораздо меньше того, чего он достоин и что я желал бы ему дать, но тень не менее это будет ясным доказательством моих забот о нем.

При этих словах огорченный напоминанием о смерти своего господина и обрадованный его последними словами, Санчо отвесил ему низкий поклон и поцеловал обе его связанные на спине руки, после чего привидения вынесли клетку на двор.