Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава XLV. Продолжение беседы Дон-Кихота с Санчо Панцой и его диспут с каноником.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава XLV. Продолжение беседы Дон-Кихота с Санчо Панцой и его диспут с каноником. (старая орфография)

ГЛАВА XLV.
Продолжение беседы Дон-Кихота с Санчо Панцой и его диспут с каноником.

- Вот и попались, ваша милость! - с торжеством воскликнул Санчо. - Разве вы не слыхали, как иногда говорят про человека, что он очарован, когда у него подавленный вид и когда он не есть, не пьет, не спит и не исполняет других надобностей? Значить, очарован только тот, который не имеет ни сна, ни аппетита, ни жажды и никаких других потребностей. А каким же образом может считаться очарованным ваша милость, когда вы ночью отлично спали, давеча исправно кушали и пили?

- Ты разсуждаешь очень здраво, друг Санчо, по все-таки ошибаешься, - сказал рыцарь. - Ты, очевидно, уже забыл, как я толковал тебе, что очарования бывают разного рода, и что в последнее время, как мне кажется, стали применяться совершенно другие способы очарования, чем в старину, так что теперь люди околдованные могут делать то же, что и неоколдованные. Вообще, я твердо убежден в том, что меня околдовали, и это успокоивает мою совесть. Если бы я мог усомниться в этом хоть на одно мгновение, я не позволил бы себе пребывать в празрости, сидя здесь сложа руки, в то время, как страждущие, обиженные, угнетенные и оскорбленные со всех сторон взывают ко мне о помощи и покровительстве.

- Вашей милости очень не трудно узнать правду, - заметил оруженосец: - стоит вам только выйти из клетки, сесть на Россинанта, который так скучает без вас, что все время идет точно приговоренный к казни, и удрать от этих колдунов. В случае же, если это вам не удалось бы и вас опять засадили бы в клетку, то и я сяду в нее вместе с вашею милостью, с досады, что у нас с вами не хватило ума перехитрить наших неприятелей, которые хотят во что бы то ни стало погубить нас обоих.

- Я на это согласен, мой друг. Помоги мне выйти из этой движущейся темницы, и я последую за тобою, куда бы ты ни задумал вести меня. Но не думаю, чтобы твой план мог быть приведен в исполнение, потому что ты находишься в страшном заблуждении относительно всего происходящого с нами.

Санчо подошел к священнику, расположившемуся вместе с каноником и цырюльником на берегу ручья, под тенью деревьев, и попросил его разрешить Дон-Кихоту выйти не надолго из клетки. Священник дал это разрешение, но приказал оруженосцу зорко следить за тень, чтобы рыцарь не вздумал бежать.

- Я ручаюсь за это, - сказал Санчо, и для вящшей убедительности ударил себя кулаком в грудь.

- Клянусь честью, что я не злоупотреблю вашею добротой, - закричал Дон-Кихот, услыхав слова Санчо и поняв, каким замечанием священника они могли быть вызваны. - К тому же, - грустно добавил он, - очарованные и не в состоянии ничего сделать, кроме того, что им прикажет волшебник, во власти которого они находятся. Бывает, что их на несколько сот лет лишают всякой способности движения. Если же они все-таки ухитряются бежать, то их сейчас настигают и вновь сажают в тюрьму или в то место, которое служит им заключением. Поэтому вы смело можете выпустить меня на минуту из моего заключения.

ему на ухо:

- Цвет и краса странствующих коней! Уповая на Бога, я надеюсь, что скоро исполнится наше обоюдное желание быть снова свободными как ветер в поле и совершат подвиги на блого человечества, для каковых подвигов мы с тобою собственно и родились на свет.

После этого рыцарь подошел к обществу, которое готовилось приступить к аппетитным закускам, разложенным на разостланной скатерти. Каноник вежливо и радушно пригласил нашего героя принят участие в закуске, на что тот охотно согласился, потому что, несмотря на свое очарование, он чувствовал порядочный аппетит. Посадив его возле себя, каноник, слышавший от священника, что это человек образованный и даже вполне здраво мыслящий обо всем, что не касается пункта его помешательства, - задумал сделать попытку доказать ему все его заблуждение и сказал:

- Неужели чтение рыцарских книг так подействовало на вас, сенор, что вы, действительно, считаете себя очарованным? Я никогда не думал, чтобы был на свете хот один человек, способный верить всей той дребедени, которая написана безграмотными сочинителями в этих книгах. Ведь все эти Амадисы Галльские, Феликсы-Марсы Гирканские, чудовища, великаны, волшебники, неестественные я небывалые приключения - не что иное, как плод самой дикой фантазии. Ничего подобного никогда не было и быть не может. Положим, когда я читаю эти произведении, не вникая в их смысл, они доставляют мне даже некоторое удовольствие; но как только я начинаю вдумываться во всю эту галиматью, мне делается так противно, что я беру книгу и швыряю ее в огонь, как вредную для ума и воображения. Если бы не было таких нелепостей, то вы не находились бы в клетке, подобно дикому вверю, которого возят из города в город на показ. Все подобные книги следует воспретить. Призовите, сенор, на помощь свой разсудок, данный вам Богом в отличие от неразумной твари, и выбирайте себе более полезное чтение, чем рыцарския книги. Если вы любите военные подвиги и интересуетесь великими людьми, то читайте лучше всемирную историю, в которой вы найдете такия интересные описания таких великих подвигов, что все ваши вымышленные сказки потеряют всякую цену в ваших глазах. Читайте о Греции с её Александром, о Риме с его Цезарем, о Карфагене с его Аннибалом, о Лузитании с Вириатом... А разве в нашей отечественной истории мало героев? Вспомните о доне Фернандо Гонзалеце Кастильском, Сиде Валенсийском, доне Диего Гарсиа де-Парадесе Эстремадурском, доне Гарей Переце де-Варгасе Хересском, доне Гарсиласе Толедском и многих других; все это были олицетворения добродетели и храбрости, истинные светочи своей родины. Они совершили гораздо более подвигов, чем приписывается всем вашим Амадисам, Ронсевалям, Тирантам Белым и прочим плодам горячечного бреда господ сочинителей рыцарских повестушек. Последуйте моему доброму совету, сенор Дон-Кихот, займитесь историей: она вас научит истинному военному искусству, которому вам, очевидно, так хочется посвятить себя; в ней вы увидите, какими должны быть настоящие герои и сколько на свете было совершено действительно

Дон-Кихот со вниманием дослушал каноника до конца и после некоторого размышления проговорил:

- Если я не ошибаюсь, то длинная речь вашего преподобия имела целью убедить меня, что никогда не существовало странствующих рыцарей; что рыцарския книги лживы, глупы и вредны; что я напрасно их читаю, напрасно им верю и очень скверно делаю, что следую описанным в них примерам, - словом, вы хотите заставить меня верить, что будто Амадиса Галльского, Роджера Греческого, Ронсеваля и многих других рыцарей, деяния которых увековечены многими историками, вовсе не было и на свете...

- Конечно, не было, - подтвердил каноник.

- Вы говорили, - продолжал Дон-Кихот, - что, благодаря этим книгам, я попал в клетку, что ум мой находится в заблуждении и что мне следует читать историю Рима, Греции и нашего отечества и брать в образец описанных там великих людей...

- Ну, так на все это я должен сказать вашему преподобию, что если заблуждается чей ум, то ваш, а не мой. Кто осмеливается отрицать то, что признано всеми за истину, тот достоин той самой участи, которой вы подвергаете книги, возбуждающия ваше неудовольствие только потому, что вы их не понимаете. Отвергать существование всех славных рыцарей - все равно, что утверждать, будто солнце не светить и земля не кругла!.. По вашему мнению, история инфанты Флорины с Гюйем Бургонским и подвиг Фьера-а-Бра, совершонный им на Мантибльском мосту, во времена Каролингов, - одне пустые выдумки? Тогда то же самое можно сказать и об истории Гектора и Ахилла, о Троянской войне, о двенадцати пэрах Франции, об Артусе, короле английском, поныне еще живущем в образе ворона, чтобы, когда окончится срок его очарования, снова принять свой прежний вид и явиться своему народу. Неужели вы решитесь утверждать, что все написанное о Гуарино Скупом, о любви Тристана и Изольды, о прекрасной Женевьеве и Ланселоте - тоже не что иное, как апокрифы, хотя есть люди, которые чуть не собственными глазами видели дуэнью Квинтаньону, отличавшуюся, между прочим, тем, что она знала толк в винах лучше любого пьяницы? Сам я не раз слышал, как моя бабка с отцовской стороны говаривала, при виде женщины, закутанной в длинное покрывало: "Вот настоящая дуэнья Квинтаньона!" Из этого я заключаю, что и бабка знала эту дуэнью или лично, или по портрету. Следуя вашему примеру, придется признать за вымысел и трогательную историю Пьера Провансальского и прекрасной Магелоны, хотя в королевском военном музее до сих пор еще вместе с седлом Бабиэка, коня Сида, показывается огромная лодыжка лошади Пьера Провансальского. Но я этого не сделаю, потому что я не сумасшедший; я твердо верю, что все поименованные мною лица существовали и совершали все те подвиги, которые приписываются им очевидцами... Кто из здравомыслящих позволить себе уверять, что Хуан де-Мерло, этот храбрый португалец, не был странствующим рыцарем и не сражался в Бургони с знаменитым Пьером де-Шарни, а позднее в Бале - с Генрихом Раместанским, и что он не вышел со славою и торжеством из этих двух стычек?.. Недостает только еще, чтобы вы вздумали объявить сказками приключения Педро Барбы и Гютьера Квиксады, от которого я происхожу по прямой мужской линии и который прославился поражением сына графа Сент-Поля! А знаменитые поединки Суэро де-Квинвонеса, славные подвиги де-Л'Орбиго, поединок Люиса де-Фальсеса с доном Гонзалесом де-Гуцманом и множество других изумительных деяний славных рыцарей, память о которых увековечена лицами, стоящими полного доверия, - неужели и это, по-вашему, одни плоды досужей фантазии? Если да, то мне остается только пожалеть о вас, как о человеке, который страдает разсудком.

абсурдом.

- Видите ли что, сенор Дон-Кихот, - произнес он после короткой паузы, - я не могу отрицать верности кое-чего из сказанного вами, в особенности о некоторых испанских рыцарях; согласен и с действительностью существования двенадцати пэров Франции; но безусловно верить тому, что о них написано, воля ваша, не могу. Что же касается до названия "пэр", означающого по-французски "пара", то оно произошло от того, что французские короли посвящали в рыцари людей, одинаковых по благородству происхождения и по своим внутренним достоинствам. Вообще пэры составляли орден в роде нашего ордена Сан-Хуана Алькантарского, члены которого тоже избирались из среды самых благородных и храбрых людей. По уставу ордена пэров, последних не могло быть одновременно более двенадцати человек; но из этого вовсе не следует выводить заключения, что это были все одни и те же лица, как думают некоторые; пэр, умерший или исключенный за какой-нибудь проступок из ордена, тотчас же заменялся другим, вновь посвященным. Основываясь на том, что число пэров не уменьшалось и не увеличивалось, многие вообразили, будто состав их ордена совсем не обновлялся с самого его основания и чуть ли не до сих пор... Я готов признать существование Сида, Бернарда де-Карпио и многих других рыцарей; но верить всем небылицам, которые присочинены к их именам разными вралями, я положительно не могу. Что же касается до лодыжки лошади Пьера Провансальского, находящейся, по вашим словам, в королевском музее вместе с седлом коня Сида, то я не заметил её, хотя видел упомянутое седло; это очень странно, если она такая громадная. Я могу это объяснит только или слабостью своего зрения, или своим невежеством.

- Пусть так, - сказал с улыбкою каноник. - Оставим эту лодыжку и вернемся к главному предмету нашей беседы. Повторяю вам, я положительно поражен, что такой благородный человек, очевидно, получивший прекрасное образование, одаренный сильным и глубоким умом, как вы, сенор, может верит всем нелепостям, написанным в рыцарских книгах!