Дон Кихот Ламанчский. Глава I

Автор:	Сервантес М. С., год: 1868
Категории:	Роман, Детская литература

ДОН КИХОТ ЛАМАНЧСКИЙ

С.-ПЕТЕРБУРГ
Гостиный двор, NoNo 17 и 18
МОСКВА
Петровка, д. Михалкова, No 5

ГЛАВА I

КТО БЫЛ ДОН КИХОТ, И КАК ОН ВСТУПИЛ В РЫЦАРСТВО.

В небольшой Ламанчской деревне, в Испании, жил некогда сельский дворянин, все имущество которого заключалось в старом копье, заржавленном тарче {Тарчем называется щит, посреди которого укреплено небольшое копье.}, исхудалой кляче и охотничьей собаке. Кусок коровьяго мяса или баранины, винигрет к ужину, блюдо чечевицы в постные дни, потроха по субботам, а по воскресеньям жареный голубь, обходились ему в три четверти всего годового дохода. На остальное он покупал кафтан тонкого сукна, исподнее платье, бархатную обувь для праздников и одежду из грубого сукна для будней. В доме его жили ключница, перешедшая уже за сорок лет, племянница, которой еще не было двадцати лет, и слуга, годный во всякую работу. Дворянин наш доживал пятый десяток лет. Он был силен, крепок, худощав телом и лицем, вставал рано и страстно любил охотиться. Его прозывали Кихадой, или Кесадой.

В свободные часы, т. е. в продолжение трех четвертей дня, он забавлялся чтением рыцарских романов, и страсть эта усилилась в нем до такой степени, что поглотила в себе -все прочия наклонности; он даже продал несколько из принадлежавших ему участков земли, чтоб составить себе многочисленную библиотеку самых причудливых сочинений. Вскоре дни показались ему короткими, и он проводил ночи, питая воображение этими пустяками. Бедная голова его наполнилась одними колдовствами, драками, турнирами, битвами, ранами; он принял это все вранье за действительность и совершенно спятил с-ума.

Наконец, ему пришла в голову самая странная мысль, какую только можно было вообразить: он вздумал воскресить в своем лице странствующее рыцарство и пуститься по белу-свету отыскивать приключений, принимая на себя вид защитника притесненных. Он помышлял только об исполнении этого прекрасного намерения. Первым делом для него было вычистить старое оружие, принадлежавшее его пра-прадеду. Он его починил, как только мог; но увы! от шлема оставался только шишак: он искусно приделал к нему все прочее из картузной бумаги; для каски, конечно, бумага была не слишком прочна, но, чтоб помочь беде, он прикрепиль внутри железные прутики и считал его с тех пор сделанным из лучшей и испытанной стали. После того он позаботился о своем коне, и хотя бедная кляча его была не что иное, как живой скелет, он ее не променял бы на Буцефала Александра Великого. Четыре дня сряду он придумывал название, которое бы мог ей дать; он желал сыскать ей имя звучное и важное: выбор его пал на Росинанту. Сам он назвался Дон Кихотом Ламанчским, чтобы и родина его разделяла славу, которую он надеялся приобресть.

Наш герой, приняв таким образом все необходимые меры, не хотел далее отлкадывать исполнение своего предприятия. Однажды, еще до зари, он вооружился с ног до головы, сел на Росинанту и выехал в ворота скотного двора. Он не проехал и ста шагов в поле, как едва не остановился от угрызения совести: его никто не посвящал в рыцарство; но он нашел, чем помочь горю, решившись поручить это дело первому, попавшемуся ему на-встречу. Итак он продолжал дорогу, оставив Росинанту идти по произволу, полагая, что в этом заключается вся сущность приключений.

Подвигаясь медленно и погрузись в мечты, он размышлял про себя: "Какую радость доставлю я будущим поколениям рассказом о предстоящих мне подвигах! И ты, кто бы ни был, мудрый чародей, которому падет в удел начертать эти правдивые и чудные приключения, не забудь благородного коня моего, Росинанту, верного сподвижника трудов моих, разделяющого со мною все опасности".

силы руки своей; под вечер, лошадь и он сам остановились, истомленные голодом. Озираясь во все стороны, чтобы отыскать какой-либо замок или лачугу для убежища, он увидел гостиницу и поспешно направился к ней. Случайно, у дверей трактира стояли две девушки, которых Дон Кихот принял за барышень высшого круга, потому что повсюду отыскивал то, чего начитался в рыцарских рассказах. Поэтому же он представил себе гостиницу замком со рвами, подъемными мостами, башнями и бойницами. В ту же минуту свинопас затрубил в изломанный рог, для созвания стада. Дон Кихот не преминул уверить себя, что карла извещает этими звуками о его прибытии; он радостно приблизился к служанкам и сказал им, открывая худощавое и запыленное лице: "Не бойтесь ничего, сударыни; законы рыцарства, которым я подчинен, запрещают мне обижать кого бы то ни было, но предписывают быть, к вашим услугам". Удивленные служанки не могли удержаться от смеха. Наш герой начинал негодовать, но, к счастию, явился трактирщик. Это был хитрый андалузец, тонкий проныра и лукавый, как школьник. Он сам с трудом удержался от смеха при виде странной физиономии Дон Кихота; но страшась разсердить его, сказал очень учтиво:

-- Достопочтенный рыцарь, если вы ищете пристанища, вы здесь найдете все, кроме кровати.

Довольный предупредительностью коменданта крепости, потому что принял трактирщика за коменданта, Дон Кихот поспешно отвечал:

-- Высокопочтенный владетель замка! Я буду доволен всем на свете; в оружии заключается наряд мой; в битвах нахожу покой.

Трактирщик, видя, что имеет дело с съумасшедшим, подбежал к лошади, чтобы придержать стремя Дон Кихоту, который слез с седла с трудом и в изнеможении, потому что в девять часов вечера еще не ел ничего с утра. Росинанта тотчас же поплелась в конюшню, а Дон Кихот вошел в столовую, где намеревался раздеться. Но как ни старался, он не мог снять с себя более двух частей лат своих; освободить голову из нагрудника и шлема не было возможности, потому что оне их связал зелеными ленточками, которые должно было бы перерезать, а он на это не соглашался ни под каким видом. Он решился остаться всю ночь в шлеме, что придавало ему очень смешной вид. После того у него спросили, не хочет-ли он кушать.

К несчастию, это было в пятницу, в день постный, и во всей гостинице не нашли ничего, кроме дурного дорша, с черствым ржаным хлебом. Пресмешно было, когда он хотел приняться за еду. Нагрудник не допускал его нагибаться, и ему нужно было подносить кушанье ко рту; пить ему не былобы возможности, еслиб трактирщик не придумал срезать длинный тростник, которым Дон Кихот мог всасывать вино. Мнимый рыцарь сносил все это терпеливо, чтобы не перерезать зеленых ленточек. Его огорчало одно, что он еще не был посвящен в рыцарство! Мучимый этою мыслию, наш герой, не докончив еды, призывает трактирщика, замыкается вместе с ним в конюшне и бросается перед ним на колена.

-- Храбрый рыцарь, - восклицает он: - прошу у вас милости!

Удивленный трактирщик долго старался его поднять на ноги; но видя, что все тщетно, обещал исполнить его желание.

-- Я ожидал от вас этого снисхождения, - отвечал Дон Кихот: - желаю, чтобы завтра, чуть свет, вы посвятили меня в рыцарский орден, а до этого времени позволили мне приготовиться к новому званию в часовне вашего замка.

-- Такое желание достойно вашей высокой души, и для исполнения его вы не могли избрать никого лучше меня. Я сам в молодости предавался почетному занятию этому. Предместия Малаги, рынки Севильи, Сеговии, Валенсии, гавани, площади, общественные гульбища, последние кабаки Толецкие были свидетелями моих деяний. На старости я удалился в здешний замок, в котором даю пристанище всем странствующим рыцарям: теперь у меня нет часовни, в которой бы вы могли приготовиться к церемонии; я ее срыл и скоро построю другую, получше. Но вы знаете, что в случае крайности можно приготовляться где бы то ни было; в нынешнюю ночь можете избрать для этого двор моего замка, в котором есть все, что требуется. Завтра мы совершим церемонию. Взяли ли вы с собою денег? прибавил он.

-- Денег? возразил Дон Кихот: - я нигде не читал, чтобы странствующий рыцарь носил с собою этот презренный металл.

-- Вы ошибаетесь, - сказал ему трактирщик: - историки не упоминают о том, полагая, что оно подразумевается: могу вас уверить, что у всех у них был полный кошелек. Поэтому приказываю вам, как сыну по рыцарству, никогда не странствовать без денег: и вам, и всем будет от того лучше. Не дурно было бы, еслиб вас сопровождал оруженосец.

тем ночь, при лунном сиянии, посветлела. Один из погонщиков лошаков, остановившихся в трактире, вздумал напоить своих лошаков и вышел из дому, чтобы очистить ясли. Дон Кихот, видя, что кто-то приближается, закричал ужасным голосом:

Не заботясь об этих угрозах, погонщик взял оружие и отбросил его в сторону. В ту же минуту наш герой кинул щит, схватил копье обеими руками и нанес бедняку такой сильный удар по голове, что тот упал без движения к его ногам. После этого подвига, Дон Кихот поднял свое оружие, хладнокровно сложил на прежнее место и снова начал расхаживать.

Вскоре потом другой погонщик, не зная ничего о случившемся, также хотел напоить лошаков, и снял оружие с яслей. Дон Кихот немедленно поднял копье, не говоря ни слова, и с размаха переломил на его голове, раскроив ее на несколько частей; но тут товарищи раненых принимаются бросать в героя камнями. Дон Кихот закрывается тарчем и защищается со всех сторон. Трактирщик, видя трагический оборот, который принимает его шутка, бросается к погонщикам, рассказывает им о съумасшествии их противника и с трудом убеждает их покинуть поле битвы. После того ор приближается к Дон Кихоту и толкует ему, что этих испытаний достаточно, и что наступило мгновение к принятию его в рыцарский орден. Дон Кихот без труда убеждается словами мнимого владетеля замка, который идет за счетною книгою, в которой записывал расход на солому, и возвращается с мальчиком, держащим в руках огарок свечи; с ним вышли и обе служанки, о которых мы уже говорили. Тогда трактирщик поставил нового рыцаря на колена, пробормотал несколько слов, будто бы вычитанных из книги и, подняв руку, опустил ее довольно безцеремонно на шею Дон Кихота, которого в то же мгновение ударил плашмя шпагою. Затем, одна из девушек опоясала его шпагой, другая привязала ему шпоры. Дон Кихот, посвященный таким образом в рыцарство по всем правилам, горя нетерпением пуститься в странствия, побежал седлать Росинанту и, сидя верхом, обнялся с трактирщиком, который, обрадовавшись, что может отделаться от него, отпустил его от всей души, не требуя никакой платы.