Дон Кихот Ламанчский.
Глава XX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон Кихот Ламанчский. Глава XX (старая орфография)

ГЛАВА XX

БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ ДОН КИХОТА.

Несколько дней протекло таким образом. Молчаливый Дон Кихот, казалось, ни на что не обращал внимания. Он лишился сна и аппетита и вскоре сильно занемог горячкою, так что был принужден слечь в постель. Во все продолжение болезни, судья, цирюльник Никола и Карраско не отходили от постели своего друга. Добрый Санчо, печальный и безпокойный, не выходил из комнаты. Послали за лекарем, который объявил, что тоска - единственная причина его болезни. Санчо, не смотря на истинную горесть, удвоил усилия, чтобы развеселить своего господина. На все шутки больной отвечал едва заметною улыбкою, потом с нежностию смотрел на него, давая тем знать, что понимает доброе намерение его. Болезнь быстро усиливалась, и через неделю лекарь потерял всякую надежду на излечение. Дон Кихот чувствовал свое положение. Он попросил, чтобы его оставили в покое, потому что ему хотелось спать. Он действительно заснул, и сон его продолжался около семи часов. Ключница и племянница уже оплакивали его, как вдруг Дон Кихот проснулся и позвал их:

-- Милые мои, - сказал он им: - возблагодарите Всемогущого Бога за то, что Он в милосердии Своем оказал мне величайшее благодеяние. Он возвратил мне разум, это драгоценное сокровище, потерянное мною в то время, когда я занялся чтением глупых волшебных книг. Но я недолго буду наслаждаться разумом, чувствую приближение смерти, и потому хочу воспользоваться по крайней мере краткими минутами остающейся мне жизни, для исправления, по возможности, ошибок моего продолжительного сумашествия. Прошу вас позвать сюда друга моего судью, баккалавра Симеона Карраску, цирюльника Николу и верного Санчо, у которого я должен попросить прощения в том, что заставил его разделять со мною сумашествие мое. При этих словах вошли все четверо.

-- Друзья мои, - сказал умирающий: - я звал вас. Спешите поздравить меня: я уже не Дон Кихот Ламанчский, а Алонсо Кихано, прозванный когда-то добрым. Перестаньте видеть во мне подражание страствующих рыцарей, небывалых героев, которых я в сумашествии моем принял за образец, но зрите во мне только вашего соседа, друга и брата, которого слабый ум, с давняго времени разстроенный, находит при последних минутах жизни достаточно силы, чтобы раскаяться.

Все слушали его в безмолвии и смотрели друг на друга с удивлением и горестью. Санчо, который до сих пор не хотел верить, что господин его находится в опасности, упал на колена подле кровати и залился слезами.

Дон Кихот продолжал:

-- Чувствую, что ослабеваю все более я более; прошу вас позвать нотариуса, для совершения духовного завещания.

При этих словах, ключница и племянница его начали жалобно кричать и плакать. Что касается Санчо, отчаяние его было мрачно. Он как-бы онемел.

Когда пришел нотариус, то умирающий, собрав последния силы, приподнялся, сел на постель и слабым голосом продиктовал следующее:

-- Оставляю другу моему, Санчо Пансе, которого я называл оруженосцем моим во время моего сумашествия, двести червонцев, которые немедленно будут ему выплачены из имущества моего.

вы были побеждены, но не по своей вине, а по моей.

-- Спасибо, мой добрый Санчо, спасибо, - тихо сказал больной: - ты так долго видел меня сумашедшим, что и теперь еще не можешь поверить, что я образумился. Забудем наши прежния глупости, не забывая старинной дружбы. Теперь слушает тебя уже не прежний Дон Кихот, и я тебе скажу, употребив одну из любимых твоих пословиц, что после лета в лес по малину не ходят. Позволь же мне продолжать, друг мой.

Карраске, цирюльнику Николе и судье, которого он назначил душеприкащиком своим. Он кончил, прося прощения в худых примерах, поданных им во время сумашествия. Когда нотариус совершил печальную обязанность, Дон Кихот пожелал причаститься св. Таин и исполнил этот долг с таким благочестием и усердием, что возбудил всеобщее удивление и сожаление. Вечером, совершенно ослабев, он предал Богу душу свою.

Героя Ламанчского похоронили великолепно, и Симеон Карраско сочинил ему пышную эпитафию.

Что касается оруженосца его, Санчо, то он занялся по-прежнему земледелием и жил в довольстве, благодаря наследству, оставленному ему господином его, и двум стам червонцам, подаренным ему герцогинею, которая и после не забывала благодеяниями бывшого губернатора острова Баратарии.