Дон-Кихот Ламанчский. Часть II.
Глава LXIII , в которой описывается пос е щение Дон-Кихотом и Санчо одного корабля и встреча с прекрасною мавританкой.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть II. Глава LXIII , в которой описывается пос е щение Дон-Кихотом и Санчо одного корабля и встреча с прекрасною мавританкой. (старая орфография)

ГЛАВА LXIII,
в которой описывается посещение Дон-Кихотом и Санчо одного корабля и встреча с прекрасною мавританкой.

Как ни старался Дон-Кихот понять фокус с говорящею головой, но никак не мог узнать этого, так что, в конце-концов, он пришел к убеждению, что голова, действительно, была одарена волшебною силой прорицания. Благодаря этому оракулу, он стал надеяться на скорое разочарование Дульцинеи Тобозской, вследствие чего заметно повеселел.

Через два дня после описанных нами событий, дон Антонио Морено и двое из его друзей отправились вместе с Дон-Кихотом и Санчо осматривать галеры королевского флота. Заранее предупрежденный начальник эскадры встретил знаменитых посетителей на легком ялике, покрытом богатыми коврами и бархатными подушками. При этом играла музыка, и на всех галерах развевались пестрые флаги.

Когда Дон-Кихот вступил на адмиральскую галеру, раздались пушечные салюты. Собранный на палубе экипаж приветствовал посетителей громкими восторженными криками, Обняв Дон-Кихота, адмирал растроганным голосом произнес:

-- Нынешний день - один из прекраснейших во всей моей жизни, потому что я имею счастие видеть собственными глазами знаменитого Дон-Кихота Ламанчского, славу и светоч странствующого рыцарства.

Восхищенный таким лестным приемом, Дон-Кихот, с своей стороны, разсыпался в утонченнейших любезностях перед адмиралом.

Когда посетители сели, капитан галеры скомандовал экипажу раздеться и натянуть паруса. То и другое было исполнено с таким изумительным проворством, что даже Дон-Кихот удивился, а что касается Санчо, то восхищенный толстяк так и остался с разинутым ртом.

Санчо сидел на корме, возле шпалерника, то-есть около первого гребца на правой скамье. Заранее наученный шпалерник вдруг поднял Санчо и, не говоря ни слова, передал его следующему гребцу; тот взял его и передал соседу с другой стороны. Таким образом бедный оруженосец стал перелетать из рук в руки с такою быстротой, что у него помутилось в глазах и ему показалось, что его уносят черти. Весь в поту, измученный, растрепанный, недоумевающий, он снова очутился на своем месте и никак не мог понять, кто и что собственно с ним проделали.

Положив руку на эфес шпаги, Дон-Кихот, видевший всю эту процедуру, встал и громко спросил:

-- Неужели то, что сейчас было сделано с моим оруженосцем, входит в программу церемоний встречи посетителей этой галеры? Предупреждаю, что я вовсе не имею охоты подвергнуться подобным церемониям, и если кто-либо позволит себе тронуть меня, то ему не поздоровится! Прошу запомнить это.

В это время убирали паруса и спустили большую рею с таким шумом, что Санчо показалось, будто ему на голову обрушивается небо, и он со страха спрятал голову между ног. Сам Дон-Кихот несколько смутился, побледнел и нагнулся. Рею подняли с таким же шумом, хотя и в полном молчании, точно работали не люди, а призраки. Потом раздался сигнал к поднятию якоря, и капитан начал хлестать гребцов-негров бычачьими жилами по голому телу.

Когда Санчо увидел, что "красные ноги", как он называл весла, пришли в движение, то воскликнул:

-- Вот это так чудо! Это будет получше тех чудес, о которых рассказывает мой господин... По за что же так бьют этих несчастных черномазых людей? Что они сделали дурного? И как хватает смелости у одного человека бить сразу стольких? Клянусь Богом, вот где настоящий ад, или, по крайней мере, чистилище!

-- Что бы тебе, друг мой, воспользоваться удобным случаем и совершить разочарование Дульцинеи? - сказал Дон-Кихот своему оруженосцу, - разделся бы ты и сел между гребцами, и капитан отодрал бы тебя заодно с ними. Посреди страданий стольких людей ты и не почувствовал бы своих собственных. И очень может быть, что мудрый Мерлин согласился бы считать каждый удар, нанесенный тяжелою рукой капитана, за десять.

Адмирал хотел было спросить, о чем это Дон-Кихот толкует со своим оруженосцем, как вдруг вахтенный закричал:

-- Форт Монжуин подает сигналы, что с запада приближается судно!

-- Ребята! - крикнул в ответ на это капитан: - нам нужно, во что бы то ни стало, захватить это судно! Это, наверное, бригантина алжирских корсаров.

Отдав приказание трем другим галерам выйти в открытое море, адмирал направил свой корабль вдоль берега, чтобы бригантина была окружена со всех сторон. Галеры с быстротою стрелы полетели по волнам. Невдалеке, действительно, виднелась четырнадцативесельная бригантина. Завидев шедшия ей на перерез галеры, ода хотела скрыться от них, надеясь на свою легкость. Но адмиральская галера была легче на ходу. Быстро догнав бригантину, она стала брать ее на абордаж. Убедившись в невозможности спастись, арраэц (так назывались капитаны алжирских судов) скомандовал своим людям сложить весла и сдаться, чтобы не раздражать безполезным сопротивлением:начальника испанской эскадры. Между гребцами бригантины находились двое пьяных турок, которые выстрелили из своих аркебуз и уложили двух испанских матросов. Последствием этого было то, что адмирал поклялся не оставить в живых ни одного человека на бригантине. Услыхав эту страшную угрозу, арраэц ловким маневром заставил бригантину увернуться от абордажа и быстро поднял паруса. Но как ни вертелось судно, испанская галера все-таки взяла его на абордаж и с торжеством привела к берегу, где уже собралась громадная толпа народа. Впереди всех на пристани стоял сам вице-король. Увидав его, адмирал выслал за ним ялик, а между тем, приказал сделать нужные приготовления к повешению на рее пленников, которых было тридцать шесть человек, по большей части, вооруженных аркебузами.

-- Вот он, - ответил один из пленников, оказавшийся испанским ренегатом, указывая на одного молодого человека поразительной красоты, которому казалось на вид самое большее двадцать лет.

-- Безумный! - крикнул адмирал, подступая к красавцу, - как ты смел убивать моих матроеов, когда видел, что все равно не спасешься? Таким ли путем выказывают покорность сильнейшему? Разве ты не понимаешь, что дерзость далеко не одно и то же, что мужество? В сомнительных обстоятельствах лучше благоразумная покорность, нежели дерзкий протест.

-- Вы, кажется, удачно поохотились? - спросил вице-король адмирала, указывая на пленных.

-- Да, добычи не мало, - ответил адмирал. - Ваша светлость сейчас увидите всех моих пленников повешенными.

-- За что же вы хотите их казнить?

-- За то, что они, вопреки всем правилам и обычаям, убили двух из моих лучших матросов. Я поклялся повесить всех, кого только захвачу на этом судне, а прежде всего арраэца, вот этого мальчишку, который стоит как истукан, точно до него ничего и не касается.

-- Кто ты арраэц? - обратился к нему вице-король, почувствовавший глубокую жалость к этому молодому, мужественному красавцу и решившийся спасти его от рук адмирала. - Ты турок, мавр или ренегат?

Юноша отрицательно покачал головою.

-- Так кто же ты? - продолжал вице-король.

-- Я - христианка.

-- Отсрочьте немного казнь, и я разскажу вам мою историю, - сказал арраэц, оказавшийся женщиной. - Вы от этого ничего не потеряете: повесить меня всегда успеете. Я теперь в вашей власти и никуда не уйду.

По распоряжению вице-короля адмирал отложил казнь, и все со вниманием стали слушать следующий рассказ молодой красавицы.

" - Прежде всего я должна сказать, - начала пленница, - что я принадлежу к той более несчастной, чем благоразумной нации, на которую в последнее время обрушилось столько ударов. Из этих слов вы, вероятно, уже поняли, что я мавританка. Двое моих дядей увезли меня во время последняго несчастия, постигшого нас в Испании, в Берберию, несмотря на то, что я христианка, и даже искренняя, а не только притворная, как многие другие мавры. Напрасно я кричала об этом: те, которым было поручено прогнать нас, не слушали меня, а дяди не верили мне. Они думали, что я хочу остаться в Испании по другой причине, и увезли меня насильно. Между тем, мои отец и мать тоже были христианами, так что я уже с молоком матери всосала христианскую религию и ничем не напоминала мавров. Отец мой был очень богат. Узнав о том, что нам всем грозит изгнание, он варыл в земле, в месте, случайно сделавшимся мне известным, много денег и драгоценных камней и отправился на чужбину отыскивать для себя и своего семейства новый приют. Во время его отсутствия дяди и увезли меня и некоторых наших родственников. По пути к нам присоединился один из моих односельчан, молодой человек, по имени Гаспар Грегорио, который любил меня и пользовался моею взаимностью. Он последовал за мною украдкой, не предупредив даже меня о своей безумной затее. Мы поселились в Алжире, который оказался для меня адом. Алжирский дей, услыхав о моей красоте и моем богатстве, приказал привести меня к себе. Он спросил, в какой провинции я родилась и сколько привезла с собой денег.

"Я назвала ему место моей родины и сказала, что денег и сокровищ у меня много, но все осталось зарытым в земле в прежнем месте вашего жительства. Я надеялась, что дей согласится отпустить меня на родину, если я дам обещание отдать ему все сокровища отца. Пока он беседовал со мною, один из моих провожатых сказал ему, что за мной погнался из Испании один молодой человек удивительной красоты. Он говорил о Гаспаре Грегорио, действительно, обладающем замечательною красотой. Я задрожала при мысли об опасности, угрожавшей моему возлюбленному, так как знала, что алжирцы предпочитают красивых юношей самым прекрасным девушкам. Дей сейчас же хотел приказать привести к себе и Гаспара, но прежде спросил меня, правда ли, что Гаспар так красив, как говорят. Точно вдохновенная свыше, я ответила:

" - Да, это правда. По только я должна сказать тебе, благородный дей, что это вовсе не юноша, а такая же девушка, как и я, переодетая мужчиной для удобства в пути. Позволь мне пойти и одеть ее в надлежащее платье, чтобы она могла явиться перед тобой в полном блеске своей красоты, много теряющей в мужской одежде.

"Дей согласился и сказал, что на следующий день переговорит со мной относительно оставленных мною на родине сокровищ. Я побежала в Гаспару и, рассказав ему, в чем дело, одела его в свое платье. Дей так был восхищен его красотою, что оставил его у себя с тем, чтобы подарить султану, а пока велел отправить его под покровительство одной знатной мавританки, чем и устранил от него всякую опасность. Что почувствовали мы с Гаспаром в минуту разлуки, это может понять только тот, кто сам был в подобном положении. На другой же день дей отправил меня на своей бригантине в Испанию, в сопровождении двух преданных ему турок - тех самых, которые убили ваших матросов, вопреки моему приказанию. Было решено, что я отдам этим туркам сокровища, о которых говорила ему, а меня за это оставят на родине. Я тайком захватила в собою вот этого испанского ренегата, который давно уже искал случая бежать на родину, но все неудачно. Видя мою решительность и неустрашимость, дей предложил мне одеться в мужское платье и взять на себя роль арраэца на бригантине, на что я, конечно, с радостью согласилась. К счастью, во время пути из Испании в Алжир я пригляделась к морскому делу и как-то раз сказала об этом дею. Остальное вы сами знаете. Я попалась вам в руки и должна платиться за чужую вину своею жизнью. Ну что ж! я готова".

Растроганный этим безыскусственным рассказом, вице-король подошел к прекрасной пленнице и поспешил снять с нея веревки. В то же время сквозь толпу протискался какой-то старый странник, протянул к девушке дрожащия руки и. обливаясь слезами, воскликнул:

-- О, Анна, бедная моя дочь! Какая счастливая звезда привела меня сюда, чтобы я мог, наконец, снова прижать тебя к своей отцовской груди!

-- Это моя дочь; ее зовут Анною Феликс. Хотя латинское слово феликс и значит "счастливая", однако, это имя не соответствует действительности: моя дочь слишком много перенесла горя, чтобы могла назваться счастливою. Я пришел из Германии, где нашел второе отечество, чтобы, взять свои сокровища, спрятанные мною возле моего прежнего места жительства, а затем ехать отыскивать свою дочь. Сокровища со мною, а теперь я нашел и свое последнее сокровище - дочь. Если Господь поможет жениху моей дочери, Гаспару Грегорио, освободиться из плена, я охотно благословлю его на брак с Анною.

Ренегат вмешался в разговор и предложил свои услуги для освобождения Гаспара, если только Рикот даст ему для этого необходимые средства. Рикот с радостью обещал дать на это две тысячи реалов. Вице-король обещал свое содействие делу освобождения молодого испанца из плена и, не желая помрачать милосердия к одним жестокостью к другим, убедил адмирала оставить в живых всех пленников с захваченной бригантины. После этого он возвратился на берег вместе с остальными посетителями галеры. Дон Антонио пригласил к себе Рикота с дочерью, которые с удовольствием приняли это приглашение. Так окончилось приключение, угрожавшее жизни стольких лиц. Пострадал только один Санчо, которого перешвыривали с рук на руки; но и он скоро оправился от этого неожиданного воздушного путешествия.