Жизнь Наполеона Бонапарте и проч. Соч. Сира Валтера Скотта (Статья 4-я и последняя)
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Жизнь Наполеона Бонапарте и проч. Соч. Сира Валтера Скотта (Статья 4-я и последняя)

Забывая, кажется, экспедицiю Англичанъ въ Египетъ, и две армiи, приведенныя въ Голландiю Герцогомъ Іоркскимъ, въ 1793 и 1799 годахъ, В. Скоттъ думаетъ, что въ первыя двенадцать летъ воины, Англiйскiя войска мало приобрели славы отъ ошибокъ Сенъ-Джемскаго Кабинета, который, по его мненiю, руководствовался планомъ, не столько военнымъ, сколько меркантильнымъ, и раздроблялъ силы народныя, а не соединялъ ихъ для удара более решительнаго. Авторъ спешитъ сказать (томъ XI стр. 23), что "первые признаки измененiя Англiйской политики явились въ славной Копенгагенской экспедицiи."

Здесь не можно удержаться отъ горестной улыбки. Читатель вспомнятъ: сколько разъ Авторъ приставлялъ къ имени Францiи вероломство, зверство, разбойничество? Давно-ли (т. X стр. 132) обвинялъ онъ Пруссiю въ недобросовестности, въ эгоизме, и самымъ обиднымъ тономъ объявлялъ, что она была столько-же нестерпима своимъ хищничествомъ, сколько неизвинительна тесными пределами своей политики (стр. 121 ). Когда сiя держава потеряла сраженiе на полякъ Іенскяхъ, онъ не боится сказать вамъ, что въ семъ бедствiи "не могли не признать, съ некоторымъ удовольствiемъ, возмездiя, заслуженнаго политикою Пруссiи, въ последнее время непрямодушною, корыстною и столь-же недальновидною, сколь жадною и недобросовестною" (стр. 173). Наконецъ, наследующихъ страницахъ онъ позволилъ себе изобразишь намъ поступокъ Берлинскаго Кабинета, положившаго приступить къ союзу съ Англiею, не отступая отъ Ганновера, уступленнаго ему Наполеономъ, какъ поступокъ несправедливыя и своекорыстныя.

Ухо читателя еще наполнено сими восклицанiями, оглушено еще сими бранями, которыя онъ, не смотря на ихъ холодность, желалъ-бы приписать великодушному негодованiю. Теперь, онъ спрашиваетъ самого себя: Человекъ, показавшiй необыкновенную строгость къ чужестраннымъ Правительствамъ, какъ будетъ говорить о своемъ собственномъ, переменяющемся въ политике, то есть, во время совершеннаго мира сожигающемъ столицу Данiи, для того, чтобы заставишь государя Датскаго выдать свои флотъ и арсеналы? Какое слово выберетъ историкъ изъ множества оскорбительныхъ наименованiй, коими онъ безпрестанно удивлялъ насъ? Не будетъ это вероломство? но выраженiе кажется вамъ неполнымъ; , кажется вамъ несвойственнымъ и неудовлетворительнымъ; вы ищете другаго слова, колеблетесь. Но Сиръ В. Скоттъ не раздумываетъ долго: первымъ словомъ въ устахъ его является - человеколюбiе! Да, экспедицiю Копенгагенскую сделали столь грозною изъ человеколюбiя, чтобы Датчане, съ самаго начала поняли, какъ безполезно будетъ всякое ихъ сопротивленiе! Спешу объявить однакожъ, что Авторъ видитъ здесь человеколюбiе только въ исполненiя; касательно-жь сущности дела, соглашается, что такой способъ требовать ручательствъ былъ суровъ. За то, сделавъ эту уступку, онъ продолжаетъ: "При обыкновенной форме политики между народами, такiя реквизицiи Англiи относительно Данiи, были-бы неизвинительны, если-бы ихъ не оправдывали тогдашнiя обстоятельства. Положенiе Англiи было подобно положенiю человека, угрожаемаго приближенiемъ превосходныхъ силъ смертельнаго непрiятеля, и въ это-же время видящаго подле себя вооруженнаго человека, которому имеетъ онъ право не вверяться, потому, что сей уже два раза вооружался на него, и все показываетъ, что онъ готовъ изменить ему и въ третiй. Въ такомъ (е случае, угрожаемый, безъ сомненiя можетъ по всемъ правамъ требовать, чтобы третiй объявилъ ему свои намеренiя; если-же достанетъ силы, то можетъ отнять у него оружiе и удержать оное какъ лучшее поручительство за его неутральность (т. XI стр. 28)."

Подлинно! после этого стоило труда, въ продолженiе десяти томовъ взывать къ общественной вере и народному праву, чтобы раздать всемъ нарушителямъ правъ народныхъ такое полное отпущенiе въ грехахъ! Но пусть на минуту примутъ столь удобное ученiе - и въ летописяхъ мiра не найдется ни единаго притеснителя, который не могъ-бы оправдаться вероятными намеренiями своихъ жертвъ. Къ счастiю В. Скотта, чувствуешь, что патрiотизмъ не столько ослепилъ его совесть, сколько разсудокъ, и что, даже веруя въ необходимость сей меры критической и решительной, ему было гораздо труднее одобрить ее, чемъ похвалить. Однако-жь, каково народное предубежденiе у столь отлично умнаго Человека! Избавимъ его отъ всякаго другаго доказательства въ этомъ роде; и это я долженъ былъ привесть для его мночисленныхъ читателей, опасаясь, чтобы во всей Европе не нашелся, хотя одинъ изъ нихъ, который отважился-бы сделать его судьею между Англiйскимъ и другихъ народовъ Правительствами.

Но, такъ много насмехавшись (потому, что у В. Скотта Исторiя любитъ насмешку) надъ нашими намеренiями сделать высадку въ Англiю; сказавши въ последствiи, что Бонапарте виделъ, какъ при Трафальгаре погибли все надежды его на вторженiе, для чего ссылаться и на приближенiе смертельнаго непрiятеля и на его превосходныя силы? Не будетъ-ли противоречiя между превосходствомъ нашихъ силъ и презренiемъ, более нежели высокомернымъ, какое возбуждали въ Англичанахъ угрозы и вооруженiя Наполеона, даже прежде дня, истребившаго наши надежды? Какъ-бы то ни было, но порядокъ идеи довелъ насъ до похвалъ, при всякомъ случае, и весьма справедливо, воздаваемыхъ нашимъ Авторомъ Англiйскимъ морякамъ, за ихъ храбрость и удивительную ловкость. Европа, особенно Францiя, думаетъ и говоритъ о нихъ также какъ В. Скоттъ; но она будетъ сожалеть, единственно за него и за нихъ, что онъ надеялся польстить имъ, явившись столь несправедливымъ къ нашимъ морякамъ.

Какое чувство угодно ему внушишь намъ, когда мы слышимъ, что онъ сравниваетъ наши эскадры съ зайцомъ, бегущимъ передъ сворою? Очень знаю, что все эти порицанiя, более жалкiя, нежели оскорбительныя, износились въ продолженiе вековъ въ народныхъ, или лучше сказать, простонародныхъ песняхъ Англичанъ (такъ платятъ они намъ за нашу Англоманiю!); но еще не доказано, чтобы справедливость и вкусъ позволяли делать Исторiю эхомъ Соутварскихъ тавернъ. Здесь недостатокъ не въ одномъ отсутствiи справедливости и приличiя: здесь страшная неловкость. Геройство побежденныхъ при Трафальгаре и Абукире необходимо для славы ихъ победителей: отнять его у первыхъ, значитъ помрачить славу последнихъ. Кажется, въ этомъ случае сама истина была столь богата и прекрасна, что она одна могла-бы удовлетворить народное честолюбiе, самое взыскательное, и Историкъ, не унижая Турвиллеи, Дюкеновъ, Сюффренновъ, и проч., могъ-бы сохранить Британской морской силе ея достоинство и означить ея превосходство, коихъ никто не оспориваетъ.

Признаюсь, гораздо оригинальнее и труднее было доказать, за что однакожъ Историкъ ее побоялся взяться, что Англiйскiй солдатъ, человекъ за человека, имеетъ то-же превосходство надъ своими непрiятелями, какое Англiйскiе моряки надъ коряками другихъ народовъ. И доказательство, на которое онъ опирается, конечно покажется странно выбраннымъ. Это - поверятъ-ли? - незамечательная, ничтожная победа Майдская въ Калабрiи, одержанная Сиръ Джономъ Стюартомъ, надъ Генераломъ Ренье! Такъ-то, после двадцати летъ безпрерывной и отчаянной борьбы атлетовъ, судятъ по образу однодневнаго счастiя! Когда безчисленныя армiи столько летъ мерялись другъ съ другомъ, хотятъ чтобы венокъ мужества былъ ценою сшибки пяти или шести тысячъ человекъ. По крайней мiре, хорошо-ли знаютъ обстоятельства сраженiя, которое одно должно утвердишь достоинство храбрыхъ между двумя великими народами? Не могу подтвердишь этого.

Вотъ разсказъ В. Скотта: "Въ девять часовъ утра оба войска были готовы къ битве. Англiйская бригада легкой пехоты составляла правое крыло линiи фронта, а первый легкiй отборный полкъ составлялъ левое крыло Французовъ. Такимъ образомъ, противополагаясь одинъ другому, оба сiи корпуса, какъ-бы съ обоюднаго согласiя, после двухъ или трехъ выстреловъ, пошли на штыки. Англiйскiй начальникъ заметивъ, что плащи, бывшiе у солдатъ его на спинахъ, мешаютъ имъ, велелъ остановиться, чтобы солдаты могли сбросишь съ себя плаща. Видя, что непрiятель идетъ впередъ, и думая, что страхъ заставляетъ его колебаться. Французы пошли усиленнымъ шагомъ, громко восклицая... Но Англичане, какъ скоро освободились отъ своей тягости, получили приказъ двинуться на непрiятеля: они двинулись бодро, и въ свою очередь скорымъ шагомъ, съ примкнутыми штыками. Тутъ Французскiе офицеры начали поощрять своихъ солдатъ, которые потеряли спелость, увидевъ, что поменялись ролею съ Англичанами, перестали быть нападающими. Они остановились, все усилiя офицеровъ подвинуть ихъ впередъ, остались безуспешны, и когда Англичане приблизились; противники ихъ разстроили свои ряды и побежали (т. XI стр. 8 и 9 )."

Но вотъ что нахожу я въ Опыте изследованiя о легкой пехоте (Essai sur l'Infanterie légère), сочиненiи Генерала Дюэма. Прежде всего читатели заметятъ, что здесь не историкъ, какъ въ предшествующемъ повествованiи, описывающiй битву, и желающiй показать непрiятельскихъ старыхъ усачей, бегущими при одномъ приближенiи молодыхъ рекрутъ своего народа; но Авторъ сочиненiя чисто дидактическаго: онъ долженъ былъ говорить о сраженiи, темъ съ большею точностiю и большимъ безпристрастiемъ, что говоритъ о немъ единственно для подтвержденiя примеромъ правилъ имъ выше изложенныхъ. Описавъ порядокъ, въ какомъ онъ располагаетъ свою аттаку, и заметивъ, что непрiятелю всего лучше ожидать ее твердо въ батальной, хорошо устроенной линiи, готовой произвести огонь на близкомъ выстреле онъ прибавляетъ (стр. 390 ): "Такъ, Англичане отразили при Майде, въ Калабрiи, войнами Генерала Ренье, приближавшiеся съ штыками, не стреляя, и положили на месте почти все первые ряды изъ." Эти два разсказа совершенно несогласны одинъ съ другимъ. Но если-бы последнiй и не былъ верно засвидетельствованъ, то шло задумался-бы принять его? Онъ одинъ естественъ: онъ объясняетъ гибель нашихъ старыхъ отборныхъ войскъ, и всего более онъ, съ особенною вероятностiю, даешь понятiе о торжестве ихъ противниковъ, потому, что если Англичане доказали свое уменье ходишь въ штыки, то еще более отличились они хладнокровiемъ, съ какимъ ожидали самой жаркой аттаки, и меткостью выстрела, сохраняемою имя въ самыя опасныя минуты.

Историку угодно также, чтобы въ битве Вимеираской, имевшей следствiемъ капитуляцiю Жюно, успехъ праваго крыла Англичанъ решенъ былъ двойнымъ нападенiемъ въ штыки, где, "какъ при Майде, Французы храбро шли впередъ, но потеряли бодрость въ роковую минуту столкновенья..." Какой другой причине, спрашиваетъ онъ у самаго себя (т. XII. стр. 55), можемъ мы приписать то неотрицаемое событiе, что весь первый рядъ, состоявшiй более нежели изъ трехъ сотъ гренадеровъ, былъ опрокинутъ въ одну минуту?"

На эте четыре строчки можно написать четыре листа возраженiй. Я не буду такъ многословенъ; но прежде всего замечу, что весьма редко случается, чтобы при нападенiи на штыкахъ, войска оставались въ развернутой линiи; они обыкновенно строятся въ колонну, и тогда, первый рядъ составляетъ почти всегда третью часть взвода, следовательно, въ немъ не можетъ быть трехъ сотъ. Во вторымъ, если-бы къ сшибке холоднымъ оружiемъ, весь первый рядъ былъ опрокинутъ, это было-бы яснымъ доказательствомъ, но онъ не бежалъ, а смело сблизился съ непрiятелемъ, или покрайней мере, ожидалъ его въ наилучшемъ порядке. Наконецъ, отъ того, что В. Скоттъ не позаботился о ясности описанiя битвы, не льзя хорошо распознать; о какой аттаке говоритъ онъ; однакожъ, все заставляешь полагать, что въ этомъ месте онъ имелъ въ виду аттаку нашего втораго полка гренадеровъ. Но очевидный свидетель сего движенiя, Генералъ Фуа, вотъ что разсказываетъ о немъ: "Много потерпевъ на марше отъ непрiятельскихъ выстреловъ чиненными ядрами, колонна готова была развернуться, когда шесть полковъ Англiйскихъ открыли въ нее ружейный огонь, сходившiйся въ одну мешу. Два первые взвода были истреблены въ одну минуту. Колонна не имела возможности прямо построиться въ боевой порядокъ, и уклонявшись вправо, не взирая на приказанiе и примеръ вождей, спустилась въ оврагъ."

Вотъ, не разсказъ слово въ слово (для сокращенiя я изменяю его), но свидетельство Генерала, где видна печать величайшей точности {См. Histoire de la Guerre de la Péninsule, T. IV, стр. 934.}. Пусть судятъ теперь: есть-ли, въ этомъ деле, или въ Майдскомъ, что нибудь такое, что-бы заставило, не раздумывая, провозгласишь неоспоримое превосходство Англичанъ, везде, где только они встречались въ равномъ числе съ своими противниками.

храбрые можетъ быть, какъ наши, более непоколебимые ни упорные, особенно более ловкiе стрелки, Англiйскiе солдаты не имеютъ ни той силы въ аттаке, ни той быстроты въ маршахъ, ни того мужества въ бедствiи, какъ наши, и далеко не обладаютъ, въ той степени, какъ ихъ соперники, сметливостiю, необходимою для всехъ войскъ, за аванпостахъ, и для всехъ корпусовъ, начинающихъ или продолжающихъ осаду.

Одною верною чертою, где нибудь кстати, заметить сiи различiя между войсками, вообще или попеременно заслуживавшими честь быть примеромъ для войскъ всехъ образованныхъ государствъ: вотъ что, кажется мне, было-бы достойнее Исторiи и В. Скотта, чемъ безпрестанное старанiе его утверждать, (а Богъ знаетъ какъ!) превосходство своихъ соотечествениковъ, въ схваткахъ голова на голову. Въ этомъ упорстве его есть что-то детское, невольно изумляющее. Къ чему оно? Чего хотелъ Авторъ? Можешь быть угодить тому классу Англiйской публики, который, какъ говорятъ, наконецъ решительно убедился, что одинъ Великобританецъ непременно победитъ, при всякой встрече, трехъ Французовъ, или четырехъ, или, помнится, даже десятерыхъ? По крайней мере не льзя не вывесть такого заключенiя, когда примемъ трудъ сблизить размышленiя Историка, разсеянныя въ повествованiи его о воинахъ на Пиринейскомъ полуострове. Конечно, это его слабость, но такая невинная, что что для нее не нуженъ-бы дальнейшiй комментарiй, и здесь я положилъ-бы перо, если-бы Авторъ не позволялъ себе, по случаю Пиринейской-же войны, такаго обвиненiя, что мне не возможно оставить его безъ ответа.

"Никогда Францiя столько не гордилась Наполеономъ, и никогда не удивлялись ему такъ, какъ по возвращенiя его изъ Байонны, когда стараясь овладеть короною Испанiи, онъ сделалъ великое преступленiе и явное дурачество." Вотъ что утверждаетъ Сиръ Валтеръ, слово въ слово, том. XI. стр. 267. Онъ не думалъ клеветать на насъ: въ этомъ я уверенъ; онъ самъ былъ обманутъ. Но бросая на какой либо народъ столь важное обвиненiе, не должно-ли заблужденiю обвинителя быть непобедимымъ, и тогда только будетъ оно еще извинительно, ибо должно выдержать самое тщательное, самое глубокое изследованiе. Спрашиваемъ у обвинителя доказательствъ. Онъ ссылается на речи префектовъ и сенаторовъ. Ручательство прекрасное! Но давно-ли забылъ онъ, кто въ это время былъ суффлёромъ всехъ декламировавшихъ роли? Столько разъ, и такъ справедливо, обозначивъ учрежденныя тогда власти, скромнымъ эхомъ мыслей Наполеона, для чего теперь решается онъ почитать ихъ истолкователями мыслей народа? Онъ свидетельствуется почестями, отданными Наполеону на всемъ пути отъ Байонны до Парижа; спрашиваю его: кто учреждалъ сiи празднества? Но, продолжаетъ онъ, все народонаселенiе теснилось на дороге. Где онъ виделъ это? Конечно, въ Монитёре? Но разве опять забылъ онъ: кто былъ тогда редакторомъ или главнымъ цензоромъ Монитёра и всехъ другихъ журналовъ? Какъ не понялъ онъ, что чемъ более народъ являлся недовольнымъ, темъ более Наполеонъ долженъ былъ окружаться или прикрываться оффицiяльными комплиментами? Нетъ! что-бы ни говорили Сенатъ и префекты и Монитеръ и В. Скоттъ, нетъ! Францiи не была сообщницею въ Байоннскомъ вероломстве! Напротивъ: ничто, решительно ничто, никогда м нигде, такъ скоро, такъ сильно не было означено печатью всеобщаго неодобренiя. Ни въ одной части целой Европы не смотрели съ такою горестью, какъ во Францiи, на человека, которому счастiе и его генiи вверили судьбу нашу, употребившаго геройство нашихъ войскъ на порабощенiе народа, явившагося въ то время столь достойнымъ спасенiя своей независимости. Въ самыхъ отдаленныхъ деревенькахъ и въ Парижскихъ гостиныхъ, все голоса, все сердца были на стороне утесняемыхъ, и даже, гораздо позднее, даже тогда, какъ Испанцы, раздраженные бедствiями, смешали свои благородные подвиги съ отвратительными жестокостями, Францiя ни на минуту не переставала жалеть о нихъ. Не похожая на старинную свою соперницу, она показывала себя человеколюбивою и сострадательною ко всемъ своимъ пленникамъ; она сделала еще более для пленныхъ Испанцовъ: она изъявляла имъ не только человеколюбiе, но горестное участiе, смешенное, почти съ уваженiемъ. Возвратившись въ свои жилища, пленники сiи утишили ненависть семействъ своихъ, когда разсказали, что делали ихъ хозяева, желая усладишь и, прибавлю, почтишь ихъ несчастiе. Пусть В. Скоттъ спроситъ у нихъ, пусть узнаетъ отъ нихъ, что истинно чувствовали къ нимъ, къ ихъ отечеству, Французы всехъ классовъ - и да поспешитъ онъ отступиться отъ обвиненiя несправедливаго; онъ самъ, я совершенно уверенъ въ томъ, будетъ имъ глубоко опечаленъ.

Заключенiе въ границы, какiя я самъ назначилъ себе, разбора шести томовъ, обнимающихъ величавшее разнообразiе предметовъ, можетъ показаться деломъ труднымъ. Къ счастiю, сiи столь различные предметы, могутъ быть мысленно разделены на несколько разрядовъ, столь-же определенныхъ, какъ действiя трагедiи. И такъ, не вступая въ подробности явленiи, я пробегу главныя разделенiя, и если не покажу, то, по крайней мере, означу, какъ по моему мненiю изображено каждое изъ нихъ.

Кампанiи 1812, 1813 и 1814 год. написаны по Запискамъ, более точнымъ и вернымъ, нежели какими дотоле руководствовался Историкъ: это очевидно. Большiе пропуски изчезаютъ; ошибки, вообще не столь разительныя, становятся также гораздо реже. Повествованiе, правда, слишкомъ ленивое и частiю безцветное, развивается почти постоянно съ удовлетворительною последовательностiю и методою, такъ, что безъ труда можно схватывать, безъ усилiя соображать военныя движенiя и политическiе разсчеты, которые запутываются, не смешиваясь. Но что выходитъ изъ всего этого? Простое удовлетворенiе любопытства. Нетъ сильныхъ движенiи души, ни отъ истины, ни отъ действiя разсказа. Изображая съ некоторою силою быстрый упадокъ Францiи и неутомимую армiю, до конца поддержавшую свою славу, и народъ, утомленный и измененный деспотизмомъ, до того, что онъ не подкрепляетъ, более своей армiя, Историкъ могъ-бы видеть и чувствовать, почему тотъ-же народъ, явившiйся непобедимымъ въ народной воине противъ всей Европы, долженъ былъ наконецъ пасть, когда воина перестала для него быть народною и сделалась такою для его непрiятелей. Изображенныя къ своимъ настоящемъ свете, противоположности, того, что мы были прежде, и чемъ сделались после; что претерпели наши противники и на что еще могли отважиться, сiи подробности могли явишь картины новыя и важныя. Но не начертывая ихъ и даже еще не создавая, надобно-бъ было понять характеръ и духъ Французовъ. Безъ этого; В. Скоттъ и здесь пускается не въ попадъ толковать наши чувства и мысли: въ картинамъ его всегда, или почти всегда, хуже всего изображено положенiе Францiи.

Посмотрите, какую роль заставляетъ онъ ее играть въ 1814 году! Роль набалованнаго дитяти: и это выраженiе кажется ему такъ верно и прилично избраннымъ, что онъ съ большою охотою повторяешь его два раза. У избалованнаго дитяти есть кормилица, и кормилица неразсудительная; да будетъ известно читателямъ, что это значитъ соединенныя Державы, къ большому сожаленiю Автора {T. XVI, гл. XII и именно 105 стр.}, имевшiя романическое великодушiе возвратить намъ пленниковъ, не обирать нашихъ Музеевъ и подписать трактатъ, по коему мы отдали, кроме завоеванiя Бонапарте, четвертую часть народнаго населенiя и третью часть земель, бывшихъ у васъ до консульства. Сердишься нечего; лучше разсудишь. Если-бы B. Скоттъ въ такихъ милостяхъ находилъ одну изученную нежность, конечно, я допустилъ-бы его сказать это; но когда онъ обвиняетъ Державы, и въ пагубныхъ уступкахъ, и въ худо понятой снисходительности, я долженъ въ свою очередь объявить сiи обвиненiя такъ несправедливы, что убедить его въ несправедливости оныхъ, могу сильнымъ авторитетомъ: его собственнымъ.

Не самъ-ли онъ напомнилъ, что за десять дней до входа союзниковъ въ Парижъ, и Главнокомандовавшiе ихъ армiями и весь Советъ Австрiйскiй, решились отступишь за Объ, почитая это началомъ другаго отступленiя за Рейнъ; что Великобританскiй Министръ Лордъ Кастлере воспрепятствовалъ этому, взявъ на себя объявить Державамъ, что какъ скоро начнется отступленiе, Англiя перестанетъ имъ платишь, субсидiи; наконецъ, что одинъ изъ союзныхъ Монарховъ, также противившiйся решенiю Австрiи, весьма справедливо далъ заметить, что продолжительная война проводитъ въ отчаянiе жителей деревень, и что крестьяне начинаютъ браться за оружiе... Это также могло быть только началомъ. Теперь, прошу Автора принять трудъ, или доставить себе удовольствiе перечитать места, только означенныя мною, и кое-что другое: все это очень хорошо изложено въ IV главе его XV-го тома. После сего, пусть онъ подвергнешь зрелому разсмотренiю снисходительность союзниковъ, которые, говоришь онъ съ досадою, казалось, хотели столько-же утаить свою победу, сколько Французы скрыть свое пораженiе, - можешь быть въ томъ, что сначала показалось ему романическимъ великодушiемъ, увидишь онъ, более нежнымъ глазомъ, учтивость благоразумную и достойную Исторiи, такъ, что нельзя позволишь себе поместишь ее въ число романическихъ добродетелей.

Не скажу того-же о некоторыхъ анекдотахъ, собранныхъ бiографомъ и относящихся къ пребыванiю Наполеона на острове Эльбе: можешь быть они и справедливы, но верно то, что они романическiе, къ тому-же забавны и малоизвестны. Въ самомъ деле, любопытно новое государствованiе Императора, подъ скипетромъ коего не более двенадцати тысячъ подданныхъ. В. Скопилъ обрисовалъ его очень хорошо. Монархъ-островитянинъ начинаетъ экспедицiю, состоящую изъ сорока человекъ: она присоединяетъ къ его владенiямъ необитаемый островокъ. Для обезпеченiя своего завоеванiя, которое у него могли-бы оспоривать корсары, онъ располагается делать укрепленiя; потомъ прожектируетъ водопроводы для своей столицы, соляныя варницы для одного изъ своихъ портовъ, большiя дороги для всехъ своихъ областей, суда для рыбной ловли, лазаретъ, дворецъ въ городе и дворецъ за городомъ и - где мне все звать! Эта минiатура администрацiи, въ слепке своемъ приведенная въ размеръ Лиллипутовъ. - И все это Исторiя? - Следующая глава есть не иное что, какъ бранная выходка. Авторъ, думая излагать причины возвращенiя Бонапарте въ 1815 году и объяснять переворотъ 20 Марта, смешиваетъ событiя, извращаетъ подробности и безъ разбора расточаетъ недоказанныя обвиненiя.

Можно полагать, что кампанiя Ватерлооская изображена въ лучшемъ порядке, начертана съ большимъ тщанiемъ. Италiянецъ воскликнулъ-бы, что особенно битва описана con amore, и по моему мненiю это значило-бы похвалить Историка: чемъ более любимъ патрiотизмъ, темъ не похвальнее было-бы желать его только для себя. Истинно-Патрiотическое повествованiе В. Скотта и въ другихъ отношенiяхъ замечательно и любопытно. Пьесы, приводимыя имъ въ доказательство, какъ Приложенiя, также достойны того, чтобы обратить на нихъ вниманiе. За всемъ темъ, мне прiятно верить, что не въ этехъ пьесахъ и совсемъ не въ этомъ разсказе будутъ узнавать Англичане (более привязанные къ славе своихъ войскъ, нежели къ известности счастливаго вождя) все, что солдаты ихъ показали въ сей ужасный день героическаго, или, вернее сказать, неукротимаго. Если они хотятъ иметь верную идею, или живой образъ своего геройства, Французскiй Генералъ скажетъ имъ: "Въ день нашего бедствiя, мы видели васъ сомкнутыхъ въ баталiоны-каре, въ долине, между Гонгемоншскимъ лесомъ и деревнею Монъ-Сенъ-Жанъ... Конница, подкреплявшая васъ, была истреблена, огонь вашей артиллерiи погашенъ... повозки, раненые, резервные парки, вспомогательныя войска бежали въ безпорядке къ Брюсселю.... При этомъ страшномъ столкновенiи, ядра нашей гвардейской артиллерiи, громившiя непрiятеля на близко цели и победоносная Французскiя конница не могла сбить неподвижное Британская пехоты. Можно-бъ было подумать, что она пустила корни въ землю если-бы черезъ несколько минутъ по захожденiя солнца, батальоны ея не заколебались такъ величественно: прибытiе Прусской армiи возвестило Веллингтону, что числомъ, силою, стойкостiю и храбростiю войскъ, выставленныхъ имъ въ битву, онъ одержалъ решительнейшую победу нашего времени." (Guerre de la Péninsule, томъ I, стр. 322).

Кажется, трудно воздать благороднейшую почесть врагамъ-победителямъ: какое-то героическое движенiе чувствуешь везде при этой похвале, и оно-то придаешь ей цену несравненную. Такъ истинно, что люди, достойнейшiе торжества, бываютъ въ дни пораженiя великодушны къ своимъ соперникамъ! Но, да будетъ справедливость ко всемъ нашею всегдашнею, первою обязанностiю! И мне кажется, что въ этомъ разделе, между Веллингтономъ и его войсками пальмовыхъ венковъ за Ватерлооскую битву. Генералъ Фуа могъ-бы, не похищая ничего у солдатъ, оставилъ вождю более, нежели одну неоспоримую честь, выставить ихъ въ битву. Съ какою-бы строгостiю ни судили распоряженiя, безмерно превознесенныя В. Скоттомъ, (и которыя, за всемъ темъ, кажется мне, были благоразумны и предусмотрительны), однако-жъ, честь Герцога, и не малая, состоитъ въ томъ, что онъ умелъ верно оценить все, чего можно было ожидать отъ своихъ храбрыхъ воиновъ. Впрочемъ, говоря собственно, я думаю, что въ Ватерлооскiй день точно въ этомъ состояла главная его заслуга.

Поверхностно налагая безмерныя следствiя сего дня, Историкъ обличаетъ себя и въ томъ, что онъ плохо дознался, какое действiе пело второе отреченiе на образъ поступковъ и духъ Французскихъ войскъ. Онъ полагаетъ несомненныхъ, даже то, что Откуда онъ взялъ это? Какiе нибудь фанатики, могли кричать: "Нетъ Императора, нетъ солдатъ!" По крайней мере я позволилъ-бы имъ это указать; В. Скоттъ могъ поверить этому легче или охотнее, нежели я, а его всегдашняя привычка заключать у насъ по частному объ общемъ, могла довершить остальное. Это одна изъ техъ ошибокъ, которыя опровергать почти везде я заставляю его самаго противоречiями, а это и говоритъ въ пользу его откровенности. Здесь опроверженiя ждать не далеко: Историкъ, почти не медля, разсказываетъ, что Генералы-победители замедлили до 7-го Іюля вступленiемъ своимъ въ Парижъ, потому, что - такъ замечаетъ Авторъ - не смотря на конвенцiю, подписанную въ ночи съ 2-го на 3-е число, не могли убедить войскъ къ удаленiю изъ столицы: "тщетный энтузiазмъ заставлялъ ихъ отвергать сiе съ негодованiемъ."

Между темъ, какъ уступая наконецъ увещанiямъ своихъ начальниковъ, войска отступаютъ за Луару, ихъ прежнiй Генералъ, почти безъ свиты, приезжаетъ къ берегамъ Океана; но Океанъ не допускаетъ его переехать въ Новый Светъ. Какъ скоро Наполеонъ ступалъ на корабль Великобританскiй, сцена переменявшей и переносится, вместе съ нимъ, къ Англичанамъ. Многiя изъ новыхъ действующихъ лицъ известны В. Скотту лично: онъ отвсюду получалъ оффицiяльныя известiя о и о переезде Наполеона отъ береговъ Англiи на островъ Св. Елены. Сiя известiя, впрочемъ любопытныя, совсемъ не такъ окончательно решаютъ, какъ можешь быть думаетъ Авторъ, продолжительныя споръ между Бонапарте, до самой смерти своей утверждавшаго, что онъ сделалъ только визитъ Англiи, и Англiйскими Министрами, неучтиво вменившими этотъ визитъ въ дело и желавшими обратить его въ отдачу. и внимательность будутъ здесь справедливостью и благоразумiемъ {В. Скоттъ почти везде следуетъ Повествованiе Капитана Мейтленда, на которое появилось недавно Опроверженiе, какъ сказываютъ, достойное замечанiя; но мне оно неизвестно.}. Почти тоже скажу я о несогласiяхъ знаменитаго пленника, съ начала съ Сиромъ Жоржемъ Кокбургомъ, и особенно после, съ Сиромъ Гудзономъ Лоу. Впрочемъ, въ семъ случае есть пунктъ, въ коемъ все разсудительные читатели будутъ согласны съ Историкомъ: это замечанiе его, несколько поздно сделанное, что ."

Напротивъ, что достойно и оригинально-историческое, что могло-бъ быть описано съ большею живостью и величiемъ, это преждевременная кончина и последнiе дни человека, родившагося простымъ гражданиномъ небольшаго острова Средиземнаго моря, но впоследствiи видевшаго подле своего трона посланниковъ всехъ государей Европы, кроме одного. Наконецъ: онъ видитъ посланниковъ четырехъ великихъ Державъ подле своей тюрьмы, и умираетъ на скале Атлантическаго моря, въ немилости у счастья, не повелителемъ, но пленникомъ мiра! Хотя въ уменьшенномъ виде; но и у нашего Историка развязка сей столь обширной драмы, представляетъ истинно любопытныя подробности.

Заключенiемъ, и составляетъ нечто большее или лучшее, чемъ обещаетъ его названiе. Это обзоръ, живой, сильный, и весь составленный изъ выводовъ, счастiя, генiя и характера Наполеона. Умы разсудительные не согласятся, ни со всеми правилами Автора, ни со всеми следствiями, какiя онъ извлекаетъ изъ нихъ; но они не могутъ не признать и не похвалишь въ семъ блестящемъ сокращенiи правды, иногда силы ума и, почти везде, необыкновеннаго таланта. Или я ошибаюсь, или В. Скоттъ собралъ все силы свои, желая кончить свой трудъ блестящимъ образомъ - и успелъ въ томъ.

Теперь мой чередъ сделать идею объ общности целаго. Основный, и можетъ бытъ неисправимые недостатокъ всего этого огромнаго зданiя, есть дурной выборъ матерiаловъ. Вместо того, чтобы основанiемъ своего труда поставить публичные акты и все къ нимъ относящееся по важности и достоверности, Историкъ почти везде составлялъ, то есть, разсказывалъ, описывалъ и судилъ, основываясь на Памятныхъ Запискахъ (Mémoires). Сочинители ихъ, долженствовавшiе быть только свидетелями при изследованiи, показались ему удобными и верными руководителями. Сверхъ того, онъ следовалъ иногда одному изъ нихъ, иногда другому, поочередно, не приводя ихъ въ порядокъ, и что еще хуже, не соглашая одного съ другимъ. Отсюда, неминуемо неверный ходъ, не ясныя картины, не твердость сужденiи; всего более, отсюда промахи, безчисленныя неточности, безпрестанныя повторенiя, и наконецъ противоречiя, коихъ вотъ еще последнiй примеръ. Въ осьмомъ, или девятомъ томе, Бонапарте, еще бывши первымъ Консуломъ, являлся благородно исполняющимъ обязанности своего высокаго достоинства, основывающимъ заведенiя для народнаго просвещенiя; всехъ углахъ Францiи. Хорошо; но вотъ, что читаемъ мы на 129-й странице XVI-го тома: "Во время возстановленiя, многiе приходы были и оставались иного летъ безъ всякаго публичнаго богослуженiя. Невежество увеличилось до удивительной степени. "Намъ известно," писалъ Бонапарте къ одному изъ своихъ префектовъ, "что опасныя сочиненiя распространяются въ вашемъ департаменте." - "Если-бы дороги были усыпаны ими," отвечалъ чиновникъ, "то Вашему Величеству ненужно-бъ было опасаться влiянiя такихъ сочиненiи: у насъ нетъ ни единаго человека, который-бы желалъ или могъ ихъ читатъ." В. Скоттъ не сказываетъ, и я не знаю, кто сыгралъ съ нимъ дурную шутку; не не принимая, и не выдавая намъ этой шутки за историческое доказательство, онъ умно сделалъ-бы, посоветовавшись немного съ двумя советниками, бывшими здесь не въ разногласiи: здравымъ разсудкомъ и своими первыми томами.

Все сiи противоречiя (упорствую въ моемъ замечанiи!) доказываютъ по крайней мере, что заблужденiи Автора происходятъ не отъ разсчета, но просто отъ ошибокъ, незнанiя событiй, неразмышленiя и, всего более, отъ поспешности въ работе. Обвиняя его въ легкомыслiи, они говорятъ за его прямодушiе. Оба сiи качества онъ соединились въ такой степени, что если мне укажутъ предметъ, на счетъ котораго онъ обманулся въ целомъ своей книги, берусь указать въ этой-же книге такую страницу, такой параграфъ, где о томъ-же предмете находится сущая истина, сущая справедливость. На примеръ: можно было видеть, что онъ безпрестанно позволяетъ себе поставлять всю Францiю виновницею и даже соучастницею во всехъ тиранствахъ, претерпенныхъ и, почти тотчасъ, свергнутыхъ ею съ себя, въ краткое время своихъ переворотовъ. Но въ конце XVI тома, Авторъ отделяешь отъ всего народонаселенiя, и объясняетъ политическiя несогласiя вообще, следующею красноречивою картиною: "Партiи въ государстве, и суть тоже, что ветры и Океанъ: которыя ветръ сильнее, тотъ гонитъ передъ собою волны" - и черезъ сто страницъ онъ говоритъ еще: "Мы, никогда не подвергавшiеся такимъ испытанiямъ, не имевшiе подобныхъ измененiй въ нашей политической системе, мы, казалось-бы, могли обвинять Французовъ въ переменчивости. Но бросивъ взглядъ на исторiю Англiи, "

В. Скоттъ могъ-бы прибавить, что во время своихъ переворотовъ Англiя, по крайней мере никогда не трепетала за свое политическое существованiе. Но и ничего не прибавляя, почему, довольно прямымъ умомъ, не сделать было ему сближенiя и замечанiя, выше приведеннаго? Чего недоставало ему быть правдивымъ? Или сделать-бы сiе замечанiе и зрело обдумать его, не писавши пятнадцати томовъ, или переделать все сiи томы, окончивши ихъ и хорошенько подумавъ.

Напротивъ, Историкъ кажется возвращался, при весьма многихъ предметахъ, къ впечатленiямъ времени самыхъ событiй, бывшихъ, можетъ быть, следствiемъ Чтенiя газеты или браннаго сочиненiя. Что сказали-бы, если-бъ теперь кто нибудь изъ насъ решился судить Питта и Англiю по выходкамъ Конвента и Бонапартовскаго Монитёра? Но более нежели кто либо другой, В. Скоттъ долженъ былъ подвергнутъ спокойному а строгому разсмотренiю свои понятiя о Францiи. Оне всегда принадлежалъ къ партiи, самими Англичанами называемой Анти-Французскою будучи съ давняго времени предубежденъ, къ тому-же не сделавъ необходимыхъ изысканiй, дабы противоположить предубежденiю совершенное познанiе событiй, при самой прямой душе, онъ не могъ предохранишь себя отъ заблужденiй, и даже отъ несправедливости, И, какъ помнится я сказалъ уже, что онъ былъ безпристрастенъ совершенно безъ пользы. Отъ того, какъ-бы ни была хороша такая-то, или такая-то часть, но целое сочиненiе не для техъ читателей, которые пожелаютъ во всей строгости изучить тридцать годовъ, обнимаемыхъ сею исторiею, ни для техъ, которые, зная, или думая знать описываемыя въ ней событiя, будутъ искать въ ней надежнаго руководства къ сужденiю о сихъ событiяхъ. Но въ замену того, что я уже заметилъ и опять повторяю, если угодно знать: какъ измененiя революцiи, какъ эпохи Имперiи, или, лучше сказать, каждое явленiе и почти каждый актёръ сихъ двухъ великихъ трагедiй, понимаемы были, не скажу Англичанами, но Министерскою партiею Англiи, то здесь можно узнать это, и можетъ быть единственно здесь, ибо ни одна книга, изъ известныхъ мне, не можетъ, въ семъ отношенiи, заменишь некоторыхъ главъ сочиненiя В. Скотта: оне представляютъ богатый рудникъ, изъ коего можно извлечь важные матерiалы, даже для исторiи Англiи за все время безмерной четверти века, когда историческое существованiе почти всехъ народовъ, почти все состояло изъ отношенiи ихъ къ Французскому народу.

Кто-то сказалъ, если не ошибаюсь, что Реньярову комедiю LégataireFieux Célibataire, и изъ комедiи безнравственной выйдетъ пьеса полезная для нравовъ. Можетъ быть сочиненiе В. Скотта также надобно-бъ было наименовать Исторiею мненiй, провозглашенныхъ Англiйскимъ Министерствомъ о Французской революцiи и Императоре Наполеоне, на недостатки ея въ целомъ, ошибки въ исполненiи, при коихъ мне нечего останавливаться, после замечанiй, уже сделанныхъ мною въ предшествующихъ моихъ статьяхъ, и всего более собранныхъ въ первой. Въ самомъ деле, все недостатки, какiе, казалось мне, должно было обличить въ четырехъ томахъ Введенiя, впоследствiи становятся реже, особливо въ некоторыхъ отрывкахъ, тщательно мною показанныхъ; однакожъ все являются они съ одного конца сочиненiя до другаго. Безпрестанно видите много ума; иногда признаете прекрасный талантъ но слишкомъ часто сiи блестящiя силы замечаете только въ въ злоупотребленiяхъ. Авторъ, мало затрудняясь въ выборе украшенiи и матерiаловъ кажется, не отметаетъ ничего, какъ-бы что ни было противно достоинству рода сочиненiя и важности предмета. Намъ говорятъ (томъ V-й), что две трети Конвента, въ ІІІ-мъ году сделавшись членами двухъ Советовъ, поступили, какъ несчастныя женщины, собранныя на перекресткахъ и въ тюрьмахъ столицы и сосланныя въ колонiи, где, ... ... и въ томе VIII-мъ, такимъ-же языкомъ говорятъ намъ, что во многихъ случаяхъ, союзъ перваго Консула и его Министровъ можно было уподобитъ свадьбамъ Испанскихъ колонистовъ, съ теми тварями и нечистотою городовъ, которыхъ посылаютъ для населенiя колонiй; далее, какъ-бы желая исчерпать предметъ, утешаются, приводя въ примеръ речь потомъ, после сихъ госпожъ и господъ, еще встречаемыхъ въ последствiи, являются, или лучше сказать, снова появляются, можетъ быть въ сотый разъ, колдуньи и домовые, во всякой главе представляющiя намъ какой нибудь новыя призракъ. Какъ не признаться, что все сiи особы, плохое товарищество и для романиста, у историка составляютъ безобразную, нищенскую свиту.

Самое увлекательное повествованiе "едва-ли заставило-бы проглядеть такiя погрешности. Къ несчастiю В. Скоттъ дастъ читателю время и доставляетъ необходимое хладнокровiе пересчитать сiи погрешности. Исключая описанiе некоторыхъ военныхъ происшествiи, въ числе коихъ особенно замечу я пораженiе Баварскаго корпуса въ теснинахъ Тироля, разсказъ В. Скотта редко бываетъ драматическiй: никогда картины его не возвышаютъ и почти совсемъ не волнуютъ душу. Жаль, но должно сказать, что сочиненiе его вообще холодно.

Появленiе сего сочиненiя въ светъ несчастливо для Автора; но можетъ быть намъ оно будетъ полезно. У насъ было множество энтузiастовъ В. Скотта, людей, одаренныхъ умомъ и талантами, которые предназначали ему возобновить все роды, Исторiю, въ ихъ глазахъ не столь истинную, какъ его романы. Я не увеличиваю, а только переписываю. Можетъ быть двадцать подражателей, падкихъ на новизну, готовились уже представить намъ историческую пародiю его блестящихъ вымысловъ. Но вдругъ, учитель ихъ самъ выходитъ на сцену и съ перваго шага - падаетъ! Можно надеяться, что его паденiе надоумитъ учениковъ не столь строго осуждать великую школу Фукидида, Тацита, Макiавеля, и другую, не столь великую, но за то более приспособленную къ нуждамъ нашего времени, которой первая мысль находится у нашего де-Ту: она имела основателемъ своимъ въ Европе Вольтера и произвела у Англичанъ истинныхъ историковъ: Робертсона, Юма, Гиббона. Можетъ быть согласятся подумать и о томъ, что заключить занимательность и историческую, истину въ мелкихъ подробностяхъ наряда и нравовъ, кои могутъ понравиться въ романе, где являются украшенныя по летописямъ, значить вести нацiю, кажется уже возрастную, къ первому вкусу детства. Это уже значило-бы что нибудь; но вотъ что еще важнее: Люди, съ самыми лучшими намеренiями, одаренные талантомъ, умомъ, и умомъ весьма просвещеннымъ, внесли къ намъ филантропiю, въ глазахъ которой, патрiотизмъ, зараженный нетерпимостью и гордостью, есть не иное что, какъ предразсудокъ, недостойный просвещенiя нашего века, и едва пригодный еще известнымъ въ мiре подъ именемъ Грековъ и Но славный чужестранецъ пускается судишь насъ; известность привлекаетъ полное вниманiе къ его разсказу - и съ перваго слова способнаго встревожить самолюбiе (чтобы ни говорили - самое общественное, потому что безъ него въ городахъ были-бы только , а не граждане), тотчасъ, со всехъ сторонъ начались всеобщiя возраженiя, ее всехъ сторонъ возвысилось чувство народнаго я. За это искренно благодарю В. Скотта, потому что это заслуга важная.