| Автор: | Скотт В. |
| Категории: | Роман, Детская литература, Историческое произведение |
Глава V
Ротмистр очутился в совершенной темноте и стал осторожно спускаться, но, не смотря на всю осторожность, он оступился и полетел вниз на груду чего-то мягкого, шевелящегося и издававшего какие-то звуки. Дольгетти тотчас же спросил: человек, что ли?
- Месяц тому назад был человеком, - отвечал ему грубый, сиплый голос.
- А теперь кто же? - продолжал Дольгетти. - Ну, можно ли лежать на ступеньке лестницы?
- А теперь пень с обрубленными ветвями, - отвечал тот же голос. - И пень этот скоро будет брошен в печь. А вы - солдат? Я слышал, как забряцало ваше вооружение, а теперь и вижу вас. Если вы пробудете здесь в темноте так же долго, как я, то и ваши глаза привыкнут к мраку.
- Нет, я предпочту в таком случае виселицу, солдатскую молитву и скачок с лестницы! Но какова у вас здесь пища, почтенный товарищ?
- Хлеб да вода, по одному разу в день, - отвечал голос.
- А нельзя ли мне попробовать вашего хлеба? - сказал Дольгетти.
- Кусок хлеба и вода стоят направо. Попробуйте. Я почти ничего не ем.
Дольгетти, не дожидаясь дальнейшего приглашения, нашел хлеб и тотчас же начал его грызть. Доев все до последней крошки и запив водой, ротмистр завернулся в плащ и уселся в угол, чтобы иметь возможность, как в кресле, облокотиться о ту и о другую сторону, и затем начал предлагать вопросы товарищу своего плена.
- Дорогой друг, - сказал он, - так как судьба свела нас и мы стали товарищами, то нам не мешает покороче познакомиться друг с другом. Я - Дугальд Дольгетти из Друмтвакена, уполномоченный посланник могущественного графа Монтроза. Ну, теперь за вами очередь. Кто вы такой?
- Я Ренольд Мак-Иг, или Ренольд, сын тумана.
- Сын тумана? - повторил Дольгетти. Но, Ренольд, какими судьбами попали вы сюда? Или, говоря иначе, какая нелегкая занесла вас сюда?
- Занесли меня сюда несчастие и преступление, - отвечал Ренольд. - Не знаете ли вы рыцаря Арденвура?
- Знаю, - отвечал Дольгетти.
- А не знаете-ли вы, где он теперь?
- Сегодня он справляет у себя дома печальную церемонию, а завтра будет здесь в Инверраре. Если же он не исполнит этого, данного им обещания, то на дальнейшей его жизни будет лежать печать бесчестия.
- Передайте ему при личном свидании, что его самый злейший враг и в то же время самый горячий доброжелатель умоляет его о посредничестве, - сказал Ренольд.
- Прошу вас избавить меня от такого сомнительного поручения, - отвечал Дольгетти. - Такими загадками нельзя говорить с сэром Дунканом.
- Трусливый саксонец! - вскричал пленник. - Ну, так скажите же ему, что я тот самый ворон, который пятнадцать лет тому назад опустился на башню его замка и оставил там неизгладимый след!.. Я тот волк, который истребил его потомство. Я глава того отряда, который пятнадцать лет тому назад напал на его замок и погубил четверых его детей.
детенышей, а не только человек. Скажите мне, пожалуйста, с которой стороны вы осаждали замок, считающийся неприступным?
- Мы взобрались на него по веревочной лестнице, - отвечал Ренольд. - Нам помог один из наших земляков, который месяцев за пять поступил на службу в замок, чтобы удобнее выполнить задуманную нами месть. Совы кричали в то время, как мы висели на веревках над морем, разбивавшимся о скалы, но никто из нас не потерял присутствия духа. На другой день солнце осветило картину смерти и разрушения там, где накануне царствовали мир и тишина.
- Я уверен, что атака была произведена очень ловко, но скажите же мне причину, заставившую вас искать войны «teterrima causa?»
- Мак-Олей и другие предводители кланов вынудили нас начать войну, - отвечал Ренольд. - Они грозили гибелью нашим владениям.
- Я что-то об этом слыхал, - заметил Дольгетти. - Так это вы вложили кусок хлеба в рот мертвой головы? Шутка эта была, надо признаться, груба.
- Так вы слышали о нашей мести лесничему? Сэр Дункан сделал на нас нападение, - продолжал Мак-Иг. - Брат мой был убит. Голову его повесили на те самые укрепления, через которые мы потом пробрались в замок. Я дал клятву мстить, и всю жизнь не изменил ей.
- Из всего того, что вы мне говорите, я никак не могу понять, каким образом вся эта история может оправдать вас в глазах сэра Дункана? Мне кажется, что вместо заступничества, он может попросить маркиза не только казнить вас, но даже пытать. Будь я на вашем месте, Ренольд, я скрыл бы от сэра Дункана свое имя и постарался бы поскорее исчезнуть.
- Ну, так слушайте, чужеземец! - вскричал горец. - У сэра Дункана было четверо детей. Трое были заколоты нашими кинжалами, а четвертый ребенок еще жив, и разумеется за то, чтобы получить обратно этого ребенка сэр Камбель даст более чем за то, чтобы пытать мое бренное тело. Одним своим словом я могу обратить его горе в радость. Я знаю это по себе. Дитя мое - Кеннет дороже мне всего на свете, дороже тех сыновей, что сгнили уже в земле, и тех, что вывешены на добычу хищным птицам!
- Так это ваши сыновья висят там на площади? - спросил Дольгетти.
- Да, чужеземец, это мои сыновья, - дрогнувшим голосом отвечал Ренольд. - Ах как они были легки на бегу, как неутомимы в трудах! Если бы сыновья Диармиды не напали на них врасплох, они были бы живы до сих пор. Пережить их я хочу только для того, чтобы воспитать Кеннета в чувствах мести. Я хочу, чтобы молодой орел выучился у старого, как мстить врагам! И только для этого-то за жизнь свою и свободу я продам рыцарю Арденвуру тайну…
- Цели вашей вы достигнете гораздо скорее, - послышался чей-то третий голос, - если тайну вашу вверите мне.
Суеверный горец вскочил и отступил назад, причем цепи его глухо зазвенели. Страх его заразил и ротмистра, и он заговорил какую-то галиматью на латинском языке.
- Довольно! Замолчите с вашими заклинаниями, - раздался тот же голос. - Я такой же смертный как вы, и мое присутствие может даже принести вам пользу, если вы не станете упрямиться и примете мой совет.
Незнакомец открыл потайной фонарь, и при слабом свете его Дольгетти мог заметить, что новый товарищ их, мужчина высокого роста, одетый в ливрею маркиза. Взглянув на его ноги, он не увидал раздвоенных копыт, какие бывают обыкновенно у демонов.
- Кто сообщит мне ту тайну, которую я желаю знать, - продолжал незнакомец, - того я обещаюсь вывести отсюда по той же дороге, по которой пришел сюда сам.
- Если вы пробрались сюда в щель, - отвечал Дольгетти, - то меня вывести будет совершенно невозможно. Что же касается до тайн, то своих у меня вовсе нет, а чужих очень мало. Но все-таки скажите, какого рода тайны желаете вы знать?
- Сначала я поговорю с ним, - отвечал незнакомец, освещая грубые черты лица Мак-Ига. - А вам, дружище, сказал он, обращаясь к Дольгетти, - я принес кое-что для подкрепления сил. Хотя завтра вас ждет смерть, но это не мешает покушать сегодня.
- Совершенно справедливо, - подтвердил ротмистр, тотчас же начавший разбирать поставленные на пол корзинку и кувшин с вином. - Но все-таки я желал бы знать, кто вы такой?
- Я служитель маркиза, Мурдох, временно исправляющий должность тюремщика, - отвечал незнакомец.
- Пью за ваше здоровье, Мурдох, - отозвался Дольгетти и желаю вам счастья. А ведь вино недурно, Мурдох. Стыдно маркизу кормить у себя в тюрьме одним только хлебом. Но я вижу, что вы желаете переговорить с моим товарищем по несчастию и не стану мешать вам, а займусь в том углу корзинкой, и чтобы не слышать вашего разговора, нарочно начну чавкать погромче.
Но, не смотря на свое обещание, воин тщательно насторожил уши, и ясно слышал следующий разговор:
- Дорогие сердцу моему люди, - отвечал Мак-Иг, - указали уже мне эту дорогу.
- И неужели ты не хочешь избавиться от подобной участи? - продолжал посетитель.
- Я многое сделаю, - сказал пленник, несколько помолчав, - сделаю ради спасения тех, что остались в горах.
- Мне не надо знать, ради кого ты сделаешь, а я хочу знать, что ты сделаешь. Где дочь и наследница рыцаря Арденвура? Это я желаю знать взамен твоей свободы.
- Для того, чтобы выдать ее замуж за какого-нибудь бедного родственника вашего могущественного начальника? - сказал Ренольд. - Разве местные жители не помнят, как вели насильно бедное дитя в ваш замок для того, чтобы выдать замуж за брата вашего господина? И из за чего? Из-за ее богатого поместья!..
- Если эта история и справедлива, - возразил Мурдох, - то разве девушка не получила более, чем мог бы дать ей сам король Шотландии? Но ведь дочь сэра Камбеля не чужая нам, она нам родственница, и кто же имеет более права знать ее участь, как не маркиз Аржайль, предводитель клана ее предков?
- Стало быть, вы делаете мне вопросы от его имени? - спросил Мак-Иг.
Служитель утвердительно кивнул головой.
- И вы не сделаете ничего дурного девице, которой я сделал уже и так много зла?
- Клянусь, ничего.
- А дадут ли мне за это свободу и жизнь?
- На этом основывается наш договор.
- Ну, так знайте же, что во время битвы я из жалости спас несчастного ребенка и унес его из башни укрепленного замка. Девочка росла у нас, пока мы не были разбиты заклятыми врагами нашего клана, Алланом Мак-Олеем Кровавою Рукою и всадниками под начальством графа Ментейта.
- Стало быть, несчастная девочка попала в плен к Аллану Кровавой Руке? Следовательно кровь ее окрасила его кинжал, и ты ничего не сделал, чтобы спасти ее?
- Мне обещана жизнь, - отвечал пленник, - и я скажу, что она жива и теперь, но могу ли я положиться на ваши слова, или это пустое обещание сына Диармиды.
- Обещание будет выполнено, - отвечал Мурдох, - если ты докажешь мне, что она жива, и скажешь, где ее теперь найти.
- Она живет в замке Дарленварате под именем Анноты Ляйль, - отвечал Ренольд Мак-Иг. - Я часто слыхал, о ней от своих земляков. Они иногда посещают свои родные леса. Я сам недавно собственными глазами видел нашу несчастную питомицу.
- Ты сам? - с удивлением вскрикнул Мурдох, - ты осмелился подойти так близко к своим заклятым врагам? Ты, предводитель сынов тумана?
- Я осмелился еще на большее, сын Диармиды! - отвечал пленник. - В одежде музыканта я пробрался в замок, для того, чтобы вонзить кинжал в грудь Аллана Мак-Олея Кровавой Руки, грозы нашего племени, и ждать потом участи, какую послал бы Бог. Но в ту минуту, как я схватился за кинжал, я взглянул на Анноту Ляйль. Она взяла арфу и запела песню «детей тумана», которую выучила у нас. Рука моя замерла на кинжале!.. Я заплакал, и, час мщения прошел!.. Ну что же? Разве я не выкупил теперь головы моей?
- Да, если рассказ твой справедлив.
- Обещание будет исполнено свято, лишь бы рассказ твой был справедлив. Однако же мне надо поговорить еще с твоим товарищем.
- Коварные! Все вы таковы! - шептал пленник, в отчаянии бросаясь на пол.
Между тем Дольгетти недоумевал, о чем бы мог говорить с ним слуга маркиза.
- Вы вед космополит, - начал Мурдох, - и служили во многих государствах?
- За исключением турок, - отвечал Дольгетти, - я потянул-таки лямку у всех европейских народов.
- Если это так, то человек с вашей опытностью, - продолжал Мурдох, - легко поймет меня, когда я скажу, что свобода ваша зависит от нескольких откровенных ответов на мои вопросы.
- Спрашивайте.
- Сколько ирландцев собрано под знамена вашего Монтроза?
- Тысяч с десяток есть, - отвечал Дольгетти.
- Десяток! - сердито вскричал Мурдох. - А мы наверное знаем, что на берег высадилось только две тысячи.
- В таком случае вы знаете больше меня, - спокойно отвечал Дольгетти. - Ведь надо и то сказать, что я сам их не видал.
- А как много ожидают новобранцев из кланов?
- Сколько можно будет собрать, - отвечал ротмистр.
- Вас спрашивают серьезно… Позволяя себе шутить со мной, вы страшно рискуете своей жизнью, - сказал Мурдох, - знаете ли вы, что мне стоит только свистнуть, и через десять минут голова ваша будет на шесте у входа в замок.
- Поговорим откровенно, м-р Мурдох, - возразил Дольгетти. - Неужели вы находите благоразумным выведывать от меня тайны о войске, в котором я поклялся служить до окончания компании? Если я укажу вам, как разбить Монтроза, что станется тогда с моею платою, наградами и надеждами на добычу?
- Я вам скажу, - продолжал Мурдох, - что если вы станете упрямиться, то вся ваша кампания ограничится походом к виселице. Если же будете отвечать как должно, то я приму вас на службу к маркизу Аржайлю.
- А велико ли жалованье? - спросил ротмистр.
- Вы будете получать двойное жалованье, если воротитесь к Монтрозу и будете действовать в нашу пользу.
- Как жаль, что я не встретился с вами до вступления моего на королевскую службу, - нерешительным тоном проговорил Дольгетти.
- Напротив, теперь я могу предложить вам более выгодные условия, надеясь на вашу верность.
- На верность правому делу.
- А маркиз Аржайль добрый начальник? - спросил воин.
- Предобрый. Во всей Шотландии не найдешь человека обходительнее и щедрее его, - отвечал Мурдох.
- Верно и честно исполняет он свои обещания? - опять спросил воин.
- Он благороден, как рыцарь и дворянин.
- Знаете, мне никогда не доводилось прежде слышать о нем столько хорошего, - возразил Дольгетти. - Верно вы хорошо знаете маркиза, или сами вы лорд Аржайль, - прибавил он, неожиданно бросившись на переодетого маркиза. - Именем короля Карла арестую вас, как изменника! - закричал он, - и если вы вздумаете позвать кого-нибудь себе на помощь, я тотчас же задушу вас.
Нападение Дольгетти на маркиза было до того стремительно и неожиданно, что он опрокинул Аржайля на пол и, придерживая левой рукой, правой давил за горло так, что при первой попытке закричать, мог тотчас же задушить его.
Придерживая левой рукой, правой давил за горло.
- Ну, лорд Аржайль, теперь моя очередь назначать условия, - проговорил он. - Если, вы покажете мне потайной ход, по которому вы вошли сюда - вы спасены, с условием однако же остаться моим «ocum-tenens» (заместителем), как говорили мы, бывало, в маршальской школе, до тех нор, пока сюда не придет тюремщик. А иначе я сейчас задушу вас.
- Мерзавец хочет задушить меня за мое великодушие, - прошептал Аржайль.
- Нет, милорд, не за великодушие, - возразил Дольгетти, - а за то, чтобы показать вам, как надо относиться к личной свободе заехавшего к вам парламентера, и отучить вас делать воинам позорные предложения.
- Не убивайте меня, - прошептал Аржайль, - и я исполню все, что бы вы от меня ни потребовали.
Но ротмистр продолжал держать маркиза за горло, надавливая, когда делал вопросы, и отпуская немного потом, чтобы дать возможность отвечать.
- Где потайная дверь в тюрьму? - спросил он.
- Вон в том углу.
- Прекрасно! А куда эта дверь?
- В мой кабинет, - отвечал маркиз.
- Как мне пробраться к воротам замка?
- Через комнаты…
- Наполненные солдатами? Указывайте на другой выход.
- А какой пароль в воротах?
- «Сабля Леви», - отвечал маркиз. - Впрочем если хотите, я дам вам честное слово и тогда пойду с вами мимо всей стражи и выпущу вас с паспортами.
- Я поверил бы вам, если бы горло ваше не посинело под моими пальцами. Впрочем паспорт иметь нам не мешает. Есть у вас готовые бланки?
- Есть, мне стоит только подписать. Сходите за ними.
- Пока я буду в отлучке, ваша милость останется под надзором Мак-Ига. Позвольте мне притащить вас к нему поближе. Ну, друг Ренольд, у нас теперь с тобой хлопот полон рот. Только не робей! Схвати эту важную особу поплотнее за горло, и если она вздумает пикнуть, то не стесняйся, сдави так, чтобы и дух вон. Ведь и нас с тобой ждала не лучшая участь.
- Если никнет, конечно задушу, - отвечал Ренольд.
- Хорошо.
Передав таким образом особу маркиза под надзор настоящего разбойника, Дольгетти надавил пружину потайной двери; она отворилась, не скрипнув. На одной из половинок дверей висело несколько ключей очевидно от цепей узников. Узкая лестница вела в маленький коридор, из которого маркиз мог слышать все, что говорилось в темнице, и иногда навещать своих пленников.
Дольгетти осмотрел сначала комнату, а потом уже вошел в нее, схватил один из бланков, лежавших на столе, захватил чернила, перо, кинжал и шелковый пояс маркиза, висевший на стене, и отправился назад в темницу, где постояв с минуту у дверей, подслушал маркиза, делавшего кучу обещаний Мак-Игу, лишь бы он поднял тревогу.
- Ни за какие сокровища в мире, - отвечал разбойник, - не нарушу я обещания, данного молодцу в железной сбруе!
- А вот и сам молодец в железной сбруе, - входя, сказал Дольгетти. - Теперь надо заставить этого господина подписать паспорт, а если он не подпишет, то мы ему сейчас же выдадим паспорт на тот свет.
При свете потайного фонаря маркиз написал и подписал все, что ему диктовал воин.
- А теперь, Ренольд, - продолжал ротмистр, - сними с себя плед, я закутаю в него маркиза и сделаю из него на время сына тумана. Надо закутать его с головой, чтобы не слышно было его стонов. Держите вниз ваши руки, крикнул Дольгетти, - или, клянусь небом, я убью вас вашим собственным кинжалом! Вы не беспокойтесь, я завяжу вас не простой веревкой, а шелковым поясочком. Славный вышел из него тюк, теперь он неопасен. Когда приносят сюда обед?
- После заката солнца, - отвечал Мак-Иг.
- Ну, значит, у нас имеется добрых часа три. В это время надо постараться освободить себя.
Прежде всего, с помощью одного из ключей, они сняли с Ренольда цепи. Ключи, висели на дверях, вероятно для того, чтобы маркиз мог сам освобождать своих пленников. Мак-Иг, освободившись от оков, запрыгал от восторга.
- Надень теперь ливрейное платье благородного маркиза, - продолжал Дольгетти, - и иди за мной как можно ближе. Они прошли потайную лестницу, затворили за собой дверь и вошли в кабинет.
- Посмотри-ка, нет-ли потайного хода через церковь, Ренольд, сказал Дольгетти, - а я пока взгляну тут на вещицы.
Сказав это, Дольгетти схватил одной рукой связку секретных бумаг Аржайля, а другою кошелек с золотом, лежавший тут же. Пользуясь удобным случаем, он не забыл захватить саблю с пистолетом и сумку с порохом и пулями.
- Тише, что с тобой? - крикнул Дольгетти.
нашел его. Извилистый ход упирался в другую дверь, за которой раздавался громкий голос пастора. Отворив тихонько дверь, он увидал, что она вела в галерею с опущенными занавесками, в которой стоял обыкновенно маркиз и которую он сделал вероятно для того, чтобы заставлять думать, что постоянно присутствует при богослужении, между тем как на деле этого не было.
Галерея была пуста. Дольгетти и Ренольд вошли в нее и затворили за собою дверь. С понятным нетерпением дослушали они проповедь до конца. Прихожане, по принуждению ходившие в церковь, разошлись очень скоро, а пастор остался один и стал в раздумье расхаживать взад и вперед. Пастор оказался тем же самым, который обедал с Дольгетти накануне. Ротмистр, шепнув Ренальду, чтобы он не отставал от него, стал тихо спускаться с лестницы. В то время, как он вошел в церковь, пастор стоял у алтаря. Ротмистр важно подошел к нему и, сняв каску, попросил благословения.
- Никак не мог оставить этого замка, не поблагодарив вас, почтенный сэр, за сказанную вами проповедь.
- А я и не заметил вас в церкви, сказал пастор.
- Маркизу угодно было дать мне место в галерее, - скромно отвечал Дольгетти.
Пастор низко поклонился Дольгетти, так как маркиз оказывал честь и приглашал к себе в закрытую галерею только людей очень высокого звания.
- На службе у великого бессмертного Густава, - продолжал Дольгетти, - мне много приводилось слышать хороших проповедей, но такого проповедника, как вы, я не слыхивал. Очень рад, что мог вам это высказать, а теперь позвольте с вами проститься. Необходимость заставляет меня оставить замок с паспортом маркиза Аржайля.
- Не могу ли я чем-нибудь доказать личное свое уважение питомцу великого Густава и столь превосходному ценителю проповедей?
- Очень вам благодарен, сэр, - отвечал ротмистр. - Если вам не будет в тягость, то я попросил бы вас указать мне путь к воротам замка и кстати уже приказать оседлать мою лошадь и вывести ее за ворота. Сам я не знаю, где находятся конюшни, а этот человек, прибавил он, указывая на Ренольда, - ни слова не говорит по английски.
- Постараюсь исполнить ваше поручение, - отвечал пастор, - а вам надо идти вот тут, через монастырский двор.
- Ну, благодаря тщеславию святого отца, я с конем, - сказал ротмистр. - Признаюсь, я сильно побаивался, что мне придется отправиться отсюда без моего Густава!
Пастор так усердно хлопотал в пользу превосходного ценителя проповедей, что в то время как ротмистр вел переговоры со стражей у подъемного моста и показывал свой паспорт, сказав предварительно лозунг, слуга подвел ему совершенно оседланного Густава.
В другом месте неожиданное появление пленника возбудило бы подозрение в офицерах, но подчиненные маркиза слишком привыкли к тайным аудиенциям Аржайля, который зачастую выпускал потихоньку пленников и посылал их с каким-нибудь тайным поручением. Дольгетти тотчас же пропустили, и он тихо поехал по городу. Пленный сын тумана, как оруженосец, тихо шел около шеи его лошади. Когда они подошли к виселице, старик взглянул на трупы, и лицо его приняло выражение нестерпимой скорби.
Проходя около казненных, Ренольд прошептал что-то одной из женщин, приготовлявшей трупы к погребению. Женщина, призвуке его голоса, вздрогнула, потом в знак ответа слегка наклонила голову.
Дольгетти все время раздумывал, куда бы ему направиться, чтобы скрыться от преследований, которые должны несомненно начаться. При выезде из города Ренольд спросил его: «куда он намерен ехать?»
- Вот именно на этот-то вопрос я и не знаю как ответить, - сказал ротмистр.
- Нерешительный саксонец! - вскричал Ренольд. - Отдайся в мое распоряжение, и сын тумана не заставит тебя раскаиваться, что ты спас его.
- Неужели ты можешь привести меня обратно в лагерь Монтроза?
- Конечно могу, - отвечал Мак-Иг, - на свете нет горца, который бы так хорошо знал горные проходы, как знаю их я. Ни один аржаильский бульдог не найдет тех тропинок, по которым я проведу вас.
- Если это так, - возразил Дольгетти, - то я готов следовать за тобой.
Получив такое полномочие, беглый сын тумана бросился по тропинке и скрылся в лесах, расстилавшихся кругом замка. Он шел так быстро и так часто менял направление, что Дольгетти только рысью поспевал за ним и вскоре совершенно спутался. Почва была до такой степени неудобна, что ротмистр наконец вскричал:
- Не бойтесь, - утешал его Мак-Иг, - если вы даже и расстанетесь, то не надолго.
Сказав это, Ренольд свистнул, и из кустов, как дикий зверек, выскочил полунагой горец, прикрытый куском ткани. Черные глаза его дико сверкали.
Дольгетти застонал от отчаяния.
- Вы с ума сошли! - вскричал старик. - Можно ли тратить время? Лошадь вам возвратят. Разве жизнь ваша вам не дороже лошади?
Дольгетти соскочил с Густава, как на человека посмотрел на него и быстро пошел за Мак-Игом, не оглядываясь на мальчика, уводившего коня.
Как на человека посмотрел на него.
- Это бьет для вас час смерти, если вы не пойдете так же быстро, как я, - сказал Мак-Иг.
- Мне так тяжело, что я готов тут лечь и ждать своей участи, - отвечал Дольгетти.
- Трусливый саксонец! - вскричал Мак-Иг. - Ведь в замке бьют тревогу и преследователи вскоре будут около нас. До отдыха ли теперь?
Ротмистр поднялся и с помощью Мак-Ига стал подниматься в гору.
Не смотря на трудность пути, ротмистр болтал всю дорогу, рассказывая о своих военных подвигах, но горец вовсе не слушал его, а только тащил вперед. Вдруг по ветру раздался лай собаки.
- Лай этой собаки ничего доброго не предвещает - проговорит горец, - уж не пронюхала ли она наши следы? Но только она опоздала. Олень достиг стада.
Он слегка свистнул и с вершины утеса, на который они, скоро взобрались, отвечали таким же свистком. На верхней площадке они встретили несколько человек горцев - мужчин и женщин. При виде Мак-Ига они выразили шумную радость. Ренольд что-то быстро рассказал им, и они бросились к Дольгетти и стали целовать ему руки и ноги.
- Скажите им, - обратился он к Ренольду, - что я не люблю этой фамильярности, этого обращения запанибрата. Скажите мне лучше, какие имеются у вас орудия для защиты этого прохода?
- Стрелами и луками! - вскричал Дольгетти. - Да что вы. Они уже лет сто тому назад, как вышли из употребления…
Ренольд остановил болтливого ротмистра и молча указал вниз в ущелье. Лай собаки слышался все ближе, а за ней по следам шли люди. Мак-Иг стал уговаривать Дольгетти снять военную амуницию, но тот гордо отвечал, что это противно военной дисциплине, хотя сделал одну уступку и позволил снят с себя тяжелые сапоги, заменив их легкими башмаками. Облегчив себе ноги, он начал было давать кое-какие советы, как вдруг лай собаки раздался совсем близко, и все сразу замолчали. Замолчал и Дольгетти. Голоса преследователей ясно доносились до детей тумана. Внизу очевидно не находили тропинки, или же не решались пойти по ней. Вдруг из лесного мрака отделилась тень и стала взбираться наверх.
Но лишь только горец вступил на уступ и знаками пригласил других преследователей двинуться за ним, как стрела, пущенная сверху, попала прямо в несчастного и он, смертельно раненный, полетел вниз головою в темную пропасть. Между нападающими произошло смятение, а наверху послышался победоносный крик.
- Вон солдат! - крикнули голоса снизу, и сразу несколько пуль полетело в ротмистра. Раненный воин упал на самый край пропасти, но был тотчас же взят Мак-Игом и передан на руки женщинам.