Редгонтлет.
Часть вторая. Глава VI. Продолжение журнала Дарси Летимера

Вальтер Скотт

Редгонтлет

Часть вторая

Глава VI. Продолжение журнала Дарси Летимера

Свидание это произошло гораздо раньше, чем я предполагал. В самый день получения письма, тотчас после обеда, ко мне вошел сквайр. Фигура его была величественна и внушительна, голос энергичный и повелительный. Я невольно встал при его входе.

- Вы желали меня видеть, - сказал он, - я к вашим услугам. Если вы имеете что-нибудь сказать мне, говорите скорее: мне некогда.

- Мне хочется знать, в силу какой власти я заключен сюда и какова причина моего ареста?

- Я уже сказал вам, что власть моя достаточна - вот все, что вы можете узнать в настоящее время.

- Каждый англичанин имеет право знать причину своего задержания: нельзя лишить человека свободы без соответствующего судебного указа. Покажите мне указ, в силу которого вы держите меня в заключении.

- Я сделаю больше: я отведу вас к судье, который подписал его, отведу сию же минуту.

Предложение это немного встревожило меня. Но я знал, что дело мое правое, и решил предстать перед судьей. Сквайр повел меня через коридор в большую светлую комнату, где за одним столом сидел господин лет около пятидесяти, неприятной наружности, который мог быть местным судьей, а мог только играть его роль для меня. За другим столом восседал письмоводитель.

- А! - сказал судья, - это наш подсудимый. Кажется, он нездоров. Молодой человек, вы можете присесть.

Я воспользовался этим позволением, ибо действительно ослабел за время болезни.

- Ваше имя, молодой человек?

- Дарси Летимер.

- Очень хорошо. Дарси Летимер. Это верно. Откуда вы прибыли?

- Из Шотландии.

- Родились в Шотландии? Что вы скажете на это?

- Я англичанин по рождению.

- Сколько, могу помнить, я не назывался иначе.

- Гм! Я не поверил бы. А вы, сосед, что скажете?

Он обратился к сквайру, равнодушно сидевшему в кресле.

- Память этого молодого человека, может быть, не восходит так далеко, - отвечал сквайр.

- До какого же она восходит возраста? - спросил меня судья.

- Может быть, до трехлетнего или около того, - отвечал я.

- Но осмелитесь ли вы утверждать, - воскликнул сквайр громким голосом, выпрямляясь в кресле, - что вы носили тогда то же имя, какое носите сегодня!

Убеждающий тон, с которым были сказаны эти слова, заставил меня вздрогнуть, и я с усилием начал припоминать детство.

- По крайней мере, - отвечал я наконец, - очень хорошо помню, что меня всегда называли Дарси, а дети знают свое имя.

- Я так и думал, - сказал сквайр, принимая прежнюю позу в кресле.

- Итак, вас называли в детстве Дарси, - проговорил судья, - но когда же вы приняли фамилию Летимер?

- Я ее не принимал, мне ее дали.

- Я вас спрашиваю, - молвил судья более мягким голосом, - можете ли вы припомнить, называли ли вас когда-нибудь Летимером, прежде чем дали эту фамилию в Шотландии?

- Я буду вам отвечать откровенно. Я не могу припомнить, чтобы меня так называли в Англии, но также не помню и времени, когда в первый раз назвали меня подобным именем. Если из этих вопросов и ответов предстоит вывести какое-нибудь заключение, то прошу принять во внимание мой тогдашний возраст.

- Все, на что следует обратить внимание, не будет упущено, - сказал судья. - Молодой человек, как назывались ваши родители?

Это значило растревожить давно болевшую рану: я не мог перенести этого вопроса так же легко, как предшествующие.

- Я спрошу в свою очередь, - отвечал я, - нахожусь ли я в присутствии английского мирового судьи?

- В присутствии его чести сквайра Фоксли из Фоксли-Холла, члена судебного ведомства более двадцати лет, - отвечал письмоводитель мистер Николс.

- В таком случае он должен знать, что так как я жалобщик, он должен выслушать мою жалобу прежде, чем подвергать меня контрдопросу.

- Вы удивляете меня, Фоксли, - возразил сквайр твердым голосом, - как вы можете оказывать правосудие этому молодому человеку, когда не знаете, кто он?

- Да, без сомнения, это правда. И теперь, когда я вникаю глубже в дело, я вижу, что в словах его нет ничего основательного. Молодой человек, необходимо, чтобы вы мне сказали имя и фамилию вашего отца.

- Это невозможно, потому что я сам этого не знаю.

- Вы не знаете имени ваших родителей, молодой человек? - воскликнул судья, - в таком случае я должен заключить вас в тюрьму как бродягу.

Я постарался объяснить ему происшествие, случившееся на шотландском берегу Солвея, назвал то обстоятельство, в силу которого я очутился в настоящем положении, и просил возвратить мне свободу.

- Удивительно! - сказал судья. - И это вся благодарность, какой вы платите сквайру за все его заботы и труды!

- Сознаюсь, мистер Фоксли, что сквайр спас мне жизнь, но это не дает ему никаких прав на мою особу. Скажу более - я не требую ни наказания, ни мщения, напротив, желаю расстаться с моим хозяином как с другом, ибо не хочу предполагать в нем дурных намерений против меня, хотя он со мной поступил беззаконно и насильственно.

Сквайр, по-видимому, был взволнован. Что касается судьи, то он вступил в тихий разговор со своим письмоводителем, который ежеминутно хмурил брови.

- Гм! Молодой человек, - сказал наконец Фоксли, - неужели вы думаете провести меня этими баснями? Судя по всему, я нахожу необходимым, чтобы вы остались под наблюдением вашего опекуна до вашего совершеннолетия, пока лорд-канцлер предпишет ввести вас во владение вашим имением… Тем временем рассудок ваш…

- Не понимаю, - возразил я, - по какому праву этот господин может требовать от меня повиновения как опекун? Это наглое бесстыдство. Я не видел его никогда в жизни до тех пор, пока несчастный случай не занес меня в эту сторону месяц назад.

- И никогда не видели прежде?

- Никогда. Не знал даже его имени. Только месяц назад я познакомился с ним.

- А поклянетесь ли вы в этом? - сказал сквайр.

И, проговорив эти слова громким и резким голосом, он отодвинулся немного назад, так, чтобы его не видели ни судья, ни письмоводитель, и нахмурил брови, устремив на меня такой страшный взгляд, которого я всю жизнь не забуду. Жилы у него на лбу стали багровыми, почти черными, и образовали род эллипса, начинавшегося от соединения бровей. Я слышал о подобном взоре в одной сказке о вампирах, которую мне рассказывали рыбаки незадолго перед тем, и необыкновенную эту форму налившихся жил сравнивали с формой подковы.

кровавым знаком, что не мог отвести глаз от этого страшного лба. Тогда сквайр вынул платок, отер лицо, и физиономия его приняла обычное выражение.

- Этот молодой человек не будет больше отрицать, что видел меня раньше, - сказал он кротким голосом, - надеюсь, он без отвращения останется в дальнейшем под моей опекой, что приведет его к более счастливой развязке, нежели он думает.

- На что бы я ни надеялся, - возразил я, стараясь собрать неопределенные воспоминания, - я вижу, что мне нельзя ожидать ни покровительства, ни справедливости со стороны господина судьи, который обязан оказывать и то и другое подданным его величества. Что же касается вас, господин сквайр, вы можете объяснить, по какому странному стечению обстоятельств вы связаны с судьбой несчастного молодого человека, и какого рода участие вы принимаете в нем? Да, я вас видел некогда - это достоверно, ибо никто не может забыть этот взгляд, который, по-видимому, дает вам власть иссушать сердца тех, на кого вы обращаете его.

Мои слова не понравились судье.

- Пора ехать, сосед, - сказал он, - мне предстоит сделать несколько миль, а я не люблю ночью ездить в здешних окрестностях.

- Кто же такой? Что ему нужно от меня?

- Он прибыл на своих двоих, - отвечала Дорка, - и желает говорить с вами о деле. Он, должно быть, образованный джентльмен, потому что так и сыплет по-латыни, словно школьный учитель. Боже, какой он смешной.

Можешь себе представить, Аллан, что вслед за этим в комнату вошел Питер Пибль.