Редгонтлет.
Часть вторая. Глава XIX. Рассказ продолжается

Вальтер Скотт

Редгонтлет

Часть вторая

Глава XIX. Рассказ продолжается

Покинув в волнении комнату Претендента, Редгонтлет встретил на лестнице своего клеврета, Кристела Никсона. Он находился так близко от двери, что Дарси не мог не заподозрить его в подслушивании.

- Какого черта вы здесь делаете? - спросил лэрд строго.

- Ожидаю ваших приказаний, - отвечал Никсон. - Извините за рвение. Надеюсь, все идет хорошо?

- Все идет дурно. Где этот капитан-контрабандист… Эворт, как вы его называете?

- Нанти Эворт. Я могу передать ваши приказания.

- Я сам прикажу. Позовите его сию минуту.

- Разве вы оставляете короля? - спросил Никсон нерешительно.

- Вы, кажется, вздумали рассуждать? - воскликнул Редгонтлет, нахмурив брови. - Я занимаюсь своими делами сам и, кстати, узнал, что вы обделываете ваши с помощью оборванца в лохмотьях.

Кристел ушел молча и, как показалось Дарси, в смущении.

- Этот негодяй довольно нахален, - сказал Редгонтлет, - но необходимо еще терпеть его некоторое время.

Через минуту Никсон пришел с Эвортом.

- Это плут-контрабандист? - спросил лэрд.

Никсон утвердительно кивнул головой.

- Что он, протрезвел? Он недавно еще буянил.

- Довольно трезв, - ответил Никсон.

бросьте его в море для облегчения судна: вам заплатят впятеро, и будьте готовы отплыть в Уэльс или на Гебриды, а может быть, даже в Швецию иди Норвегию.

- Слушаю, исполню, - отвечал Эворт грубо.

- Идите за ним, Никсон, и наблюдайте, чтобы мое приказание было исполнено.

Эворт вышел из трактира не в духе. Идя к берегу, он разговаривал сам с собой, да так громко, что Никсон не пропустил ни слова.

- Плут-контрабандист!.. Да, я контрабандист… Бросьте груз в море и будьте готовы отплыть на Гебриды или в Швецию… или к черту, я предполагаю… Хорошо, а если бы я ему ответил: «Бунтовщик, якобит, изменник! Я увижу тебя и твоих сообщников болтающимися на конце веревки…» Я видел на виселице людей достойнее вас… По крайней мере, дюжину в одно утро, когда еще служил во флоте.

- Да, да, - заметил Никсон. - Редгонтлет обошелся с вами чертовски грубо!

- Что вы хотите сказать? - спросил Эворт, вздрогнув и приходя в себя. - Неужели я возобновил свою привычку думать вслух?

- Не бойтесь ничего, - отвечал Никсон, - вас подслушал только друг. Я знал, что вы не сможете забыть, как Редгонтлет обезоружил вас сегодня утром.

- Не в том дело, но он дьявольски горд и нахален.

- И притом я знаю, что вы в душе протестант.

- Бесспорно: испанцы никогда не могли вырвать у меня из души мою религию.

- И друг короля Георга, - продолжал Никсон вполголоса.

- Да, я люблю короля Георга, но не в состоянии платить ему пошлины.

- Значит, вы вне закона?

- Вы думаете? Впрочем, я сам думаю то же. Но идем скорее, надобно исполнить приказание лэрда.

- Я вас научу, как поступить гораздо лучше. Там есть стая мятежных собак…

- О, мы это знаем. Но, кажется, снежный ком начинает таять.

- Между ними есть голова, которая стоит тридцать… тысяч… фунтов стерлингов, - проговорил Никсон с расстановкой.

- И что же мне делать? - спросил с живостью Эворт.

- Безделицу. Если вместо того, чтобы ожидать у пристани со шлюпкой, вы отправите ее немедленно на бриг и не обратите никакого внимания на сигналы, какие могут подавать вам с берега, о, я вас сделаю богатым на всю жизнь.

- Они будут безопасны через час или через два в Карлайском замке.

- И это вы на них донесли?

- Да. Мне дурно заплатили за службу Редгонтлета, я получал собачье жалованье, да и обращались со мной не лучше, чем с собакой. Но я поймал в одну западню и старую лисицу и двух молодых, и мы увидим, какую мину теперь скорчит одна молодая особа. Видите, я откровенен с вами, Нанти.

- И я, в свою очередь, буду откровенен, - отвечал контрабандист. - Ты проклятый изменник, предатель человека, у которого ел хлеб-соль. Чтоб я помогал предавать бедняков, я, кого так часто самого предавали, нет, я этого не сделаю, будь между ними хоть сто попов, сто чертей, сто претендентов! Я возвращусь уведомить их об опасности. Из них иные составляют часть моего груза. Да, я возвращусь.

- Вы совсем рехнулись, - сказал Кристел, догадавшись, что ошибся в расчете. - Вы не возвратитесь, капитан, ибо все это не более, как шутка.

- Я возвращусь: мне хочется видеть, посмеется ли Редгонтлет над этой шуткой.

- Это значит, дело идет о моей смерти, - сказал Никсон.

Они были в это время на половине дороги в кустарниках.

Нанти хотел возвратиться.

- Выслушайте же меня, - попросил Кристел, стараясь удержать его.

Капитан противился.

- Выслушайте же, по крайней мере, вот это, - сказал Никсон, выстрелив в своего спутника из пистолета.

Эворт зашатался, но не упал.

- У меня разбит спинной хребет, - сказал он, - ты оказал мне последнюю услугу, но я не умру неблагодарным.

И, собрав последние силы, он выхватил саблю и ударил по голове Никсона. Удар этот, направленный отчаянием, был ужасен.

Никсон лежал с разбитым черепом.

Один матрос, блуждавший поблизости, пришел на выстрел и увидел двух противников, которые были уже мертвы. Зрелище это встревожило его, матрос не знал Никсона и думал, что капитан дрался с таможенным чиновником. Вследствие этого он быстро побежал к шлюпке известить товарищей об опасности, поспешил с ними на бриг, и бриг удалился.

В это время Редгонтлет, который, как мы видели, распорядился насчет отъезда Претендента, возвратился к Карлу Эдуарду, сопровождаемый племянником.

- Ричард Глендейл и молодой друг его, - сказал Претендент, - пошли совещаться с товарищами. Друг мой, Редгонтлет, я не упрекаю вас за мое настоящее положение, хотя и нахожусь как в опасности, так и в презрении. Но вы должны были мне сказать прежде, что компромисс не мог иметь места.

… И я надеюсь, что еще не все потеряно. Пойдем, племянник, к этим господам, и я надеюсь вернуться с благоприятными вестями.

- Я постараюсь удовлетворить их, Редгонтлет, - сказал Карл Эдуард. - Ступив на британскую землю, было бы грустно оставить ее, не сделав даже попытки. Но то, чего они требуют, было бы унижением, и мне невозможно согласиться.

Редгонтлет вышел с племянником, невольным свидетелем всех этих сцен.

Им попался навстречу Крекенторн.

- А я вас искал, - сказал он, - спросить позволения посадить всех этих господ в одну комнату.

- Каких господ? - спросил Редгонтлет нетерпеливо.

- Всех арестантов, которых вы поручили Кристелю Никсону. Какой-то нищий, квакер и адвокат.

- Делай с ними, что хочешь, только бы ты не выпустил их, чтоб они не подняли тревоги.

- Квакер и адвокат! - сказал Дарси. - Вероятно, это Файрфорд и Геддс. Дядя, вы позволите мне попросить…

- Племянник! Не время теперь ничего просить у меня. Через час ты будешь сам располагать их судьбой. Никто не имеет против них дурного намерения.

И он повел племянника в комнату совещаний.

Между тем Крекенторн, пользуясь позволением, которое дал ему в рассеянии Редгонтлет, поторопился перевести всех пленников в комнату Лилии и запер их на замок, уверив, что они скоро будут свободны. Можно представить себе подобное столкновение. К счастью, Пибль не узнал Файрфорда, который стоял к нему спиной, и, кроме того, он недосказал еще квакеру историю своего процесса.

При входе группы посетителей Лилия не успела надеть маску, так что Аллан немедленно увидел знакомые черты и, подойдя к девушке, напомнил ей об их знакомстве.

Лилия покраснела.

- Вы меня видели в таком странном положении, мистер Файрфорд, - сказала она тихо, - что поступок мой мог бы показаться очень необычным, если бы он не оправдывался нежным сердечным чувством.

- Участие, принимаемое мной в моем друге Дарси, - отвечал Файрфорд, отступая на шаг назад, - дает мне двойное право предложить мои услуги…

Аллан остановился.

- Его сестре, вы хотите сказать.

- Сестре! - повторил Файрфорд с изумлением, - может быть, сестре по сердцу?

- Его родной сестре, и мне приятно сообщить эту новость его лучшему другу.

- В этом же доме, под опекой своего дяди, которого вы, кажется, видели в Эдинбурге под именем Герриса Берренсворка.

- Мне необходимо видеть Дарси, - сказал Файрфорд, - и видеть сию минуту.

- Вы забываете, что вы арестант…

- Ах, в самом деле! Но арест мой не может долго продолжаться - предлог его слишком смешон.

- Увы, судьба наша, по крайней мере, моего брата и моя, зависит от решения, какое будет принято не более чем через час. Что касается вас, я уверена, вам нечего бояться временного ареста. Мой дядя ни жесток, ни несправедлив, хотя мало людей, которые простирали бы такое рвение к делу…

- К делу Претендента.

- Бога ради, тише! - шепнула Лилия, невольно протягивая к нему руку, словно желая зажать ему рот. - Вы не знаете, вы не можете знать, в каком мы теперь ужасном положении, и я боюсь, как бы и вы не разделили его за дружбу с братом.

- Правда, - сказал Файрфорд, - что я в точности не знаю, в каком мы находимся положении; но какие бы опасности ни встретились, я не боюсь их, чтобы защитить моего друга и, - прибавил он с некоторой робостью, - сестру моего друга.

И он отвел Лилию в амбразуру дальнего окна и шепнул ей, что их непременно потревожит старый безумец, если узнает его, сдвинул два стула и повесил на их спинки амазонку, брошенную Дарси. Таким образом, получился род ширмы, и молодые люди могли беседовать в уединении.

Общее несчастье обыкновенно сближает, и через несколько минут Аллан и Лилия разговаривали уже как старые знакомые. Они начали придумывать разные средства к побегу.

Перебрав несколько планов, один несбыточнее другого, они решили выждать возможности войти в сношения с Дарси и, воспользовавшись удобной минутой, убежать все троим вместе. Файрфорд таял от наслаждения беседовать с Зеленой Мантильей, как вдруг кто-то ударил его по плечу и у него над ухом раздался голос Пибля:

- А, молодой человек, я наконец поймал вас. Вы стали адвокатом-консультантом, и клиентами являются у вас косынки и юбки!

Аллану было чрезвычайно трудно удержаться от какой-нибудь резкой выходки, но он овладел собой.

- Ну, молодой человек, я вижу, что вы стыдитесь своего поведения, и это неудивительно. Оставьте эту собеседницу, - продолжал Пибль. - Вам нужно не такое общество. Возвращайтесь к своему бедному отцу, я буду заботиться о вас в дороге, и черт вас побери, если вы скажете хоть одно слово о чем-нибудь другом, кроме знаменитого дела Питера Пибля против Плэнстона.

С негодованием Файрфорд оттолкнул руку Пибля и хотел сделать ему резкое замечание, как отворилась дверь и послышался детский голос, возразивший часовому:

- Я вам говорю, что мне нужно войти посмотреть, нет ли здесь мистера Никсона.

В то же время в комнату просунулась голова Бенджи, но не успел он отступить назад, как Питер Пибль бросился, схватил мальчика за ворот и втащил его в комнату.

- А! - воскликнул он, - воришка, ты наконец попался мне, отродье Сатаны!

- Что ты, друг, хочешь делать? - спросил квакер, - зачем пугаешь этого мальчика?

И он выворотил карманы оборванной жилетки Бенджи, в которых нашел силки для птиц, кубарь, недоеденное яблоко и другие безделушки, по-видимому, украденные. Наконец у мальчика из-за жилета выпала к ногам Лилии бумажка: это была записка, адресованная К. Н.

- Это негодяю Никсону, - сказала Лилия Файрфорду, - прочтите ее не стесняясь. Мальчик - поверенный этого злодея.

Мальчик больше не сопротивлялся, он даже отступился от шиллинга, который был захвачен Пиблем, но отстаивал записку.

- Мистер Никсон убьет меня! - воскликнул он.

Аллан, не колеблясь, прочел следующее:

«Все готово. Задержите их до моего прибытия. Вы можете рассчитывать на награду. К. К.».

- Увы, мой бедный дядя! - сказала Лилия, - вот результат его доверия. Мне кажется, что теперь самое лучшее уведомить его об измене его наперсника. Если они откажутся от своего предприятия, Дарси будет свободен.

И они очутились у открытой двери: Файрфорд - требуя свидания с отцом Бонавентурой, а Лилия - с дядей. В то время как часовой колебался, что ему делать, послышался страшный шум у входа в трактир: слышались голоса о прибытии таможенных. Но эта тревога произошла вследствие того, что кто-то набрел на тела Нанти Эворта и Кристела Никсона.

Среди этого беспорядка сам часовой в испуге не заботился уже о своем посте, и Лилия, взяв за руку Файрфорда, вошла с ним в соседнюю комнату, где заседали заговорщики и куда явился сам Претендент.

- Это не более как ссора самих негодяев контрабандистов, - сказал Редгонтлет.

- Ссора, говорите вы, - повторил сэр Ричард Глендейл, - а бриг был единственным спасением для… - продолжал он, посмотрев на Карла Эдуарда, - разве вы не видите, что корабль удаляется на всех парусах от берега?

- Не тревожьтесь обо мне, - сказал злополучный Претендент, - опасность эта не самая серьезная из тех, на которые обрек меня мой жребий. Впрочем, я сумею встретить ее. Заботьтесь о себе, милорды и господа.

- Нам уже некогда - воскликнул молодой лорд Б. - Нам остается одна надежда на честную защиту.

- Это правда, - подтвердил Редгонтлет, - пусть отчаяние укрепит наш союз, который нарушен печальным обстоятельством. Я требую, чтобы немедленно развернули королевское знамя! Но что это значит! - воскликнул он, когда Лилия, пробившись к нему, потянула его за руку, отдавая записку.

Редгонтлет прочел, и у него из рук выпала роковая бумажка. Он остался неподвижен. Но сэр Ричард Глендейл поднял записку, прочел ее, в свою очередь, и воскликнул:

- Теперь все погибло!

Максвел пробежал записку глазами.

- Клянусь, это Колин Кемпбл, - сказал он. - Я слышал, что он вчера ночью приехал из Лондона.

Как бы в ответ на это послышались звуки скрипки слепого музыканта, который громко играл знаменитый марш этого клана.

Воцарилось молчание, и два или три индивидуума ускользнули потихоньку из комнаты.

Лорд Готбрэн заговорил первым в духе великодушия молодого английского вельможи.

- Если мы были безумцами, - сказал он, - по крайней мере, не будем трусами. Здесь есть некто, чья жизнь драгоценнее всех наших. Он прибыл под наше ручательство, постараемся же, по крайней мере, спасти его.

- Хорошо, очень хорошо сказано, - отвечал сэр Ричард Глендейл. - Прежде всего, позаботимся о короле.

- Это уж мое дело, - воскликнул Редгонтлет, - если только успеем возвратить бриг! Я сейчас пошлю приказание.

Он сказал несколько слов двум из своей свиты, которые вышли немедленно.

- Только бы король ступил на борт, - прибавил Редгонтлет, - а нас довольно, чтоб защищать его и прикрыть отступление.

- Хорошо, - молвил сэр Ричард, - я осмотрю пункты, где можно защищаться. Редгонтлет, - прибавил он, понижая голос - я вижу, что некоторые наши друзья побледнели, но мне кажется, что глаза вашего племянника сверкают в эту минуту сильнее, нежели в то время, когда мы только обсуждали возможность опасности.

- Это обычай нашего дома, - отвечал Редгонтлет, - наша храбрость достигает высшей точки лишь в то время, когда мы сражаемся за побежденную сторону. И я чувствую, что не переживу этой катастрофы. Государь, - сказал он, обращаясь к Карлу, - позвольте мне только защитить, по возможности, вашу августейшую особу от опасности, и…

- Я уже вам сказал, не заботьтесь обо мне, господа, - повторил Претендент, - прежде гора Граффель обратится в бегство, нежели я.

Многие якобиты бросились к ногам Карла и со слезами умоляли его изменить решение, а в это время еще двое из них вышли из комнаты, и вскоре послышался топот удалявшихся лошадей. В этой суматохе Дарси, Лилия и Файрфорд стояли в стороне, держась за руки, подобно пассажирам тонущего корабля, решившим ожидать вместе жизнь и смерть.

Среди этого беспорядка в комнату вошел мужчина, одетый просто, в обыкновенный костюм квакера, с черной кокардой на шляпе и с охотничьим ножом за поясом. Он был высокого роста, приятной наружности, манеры его обличали военного. Он прошел беспрепятственно сквозь стражу (если она была в этой суматохе) и очутился почти безоружный среди вооруженных людей, которые восприняли его приход как явление карающего Ангела.

- Вы очень холодно принимаете меня, господа, - сказал он. - Сэр Ричард Глендейл, лорд В., мы ведь незнакомы? А, Максвел, как поживаете? А вы, Инголдсби - я не хочу вас называть другим именем, - почему холодно встречаете старого друга? Но вы, без сомнения, угадали причину моего прибытия?

- И приготовились, генерал, - отвечал Редгонтлет. - Мы не из тех, которые позволят себя окружить, как баранов, предназначенных для бойни.

- Полноте! - возразил Кемпбл, - вы воспринимаете вещи слишком серьезно. Позвольте только мне сказать слово.

- Ничто не может поколебать нашей решимости, - отвечал Редгонтлет, - если бы даже этот дом, что очень вероятно, был окружен вашими войсками.

- Конечно, я пришел не один, - молвил генерал, - но если вы захотите меня выслушать…

- Выслушайте меня сами, сударь, - сказал Претендент, подходя к нему, - предполагаю, что я причина вашего посещения. Я сдаюсь добровольно, чтобы избавить всех этих господ от опасности. Обещайте, что это, по крайней мере, послужит им гарантией.

- Никогда! Ни за что! - воскликнула небольшая кучка сторонников, оставшихся верными несчастному Карлу.

- Я не знаю этого человека, - сказал он, почтительно поклонившись сыну королей шотландских, - я не ищу с ним знакомства, нежелательного ни для него, ни для меня.

- А между тем предки наши были знакомы, - сказал несчастный Претендент, который даже в эту критическую минуту не мог изгнать воспоминания об утраченном королевском величии.

- Одним словом, генерал Кемпбл, - сказал Редгонтлет, - приносите вы нам мир или войну? Вы честный человек, и мы можем на вас положиться.

- Благодарю вас и скажу, что ответ на ваш вопрос зависит от вас самих. Будемте серьезны, господа. Может быть, нет большого вреда в том, что вы собрались в этом темном, уединенном углу на охоту да медведей, на петушиный бой или для какой другой забавы, но эта выходка была немного неблагоразумна, если принять во внимание ваши отношения к правительству, и она причинила небольшое беспокойство. Власти получили преувеличенные сведения о ваших замыслах через посредство одного изменника, допущенного на ваши собрания, и я был послан принять начальство над отрядом войск, достаточным на случай, если бы оправдались эти слухи. Вследствие этого я прибыл с кавалерией и пехотой и с полномочием поступать, как потребуют обстоятельства. Инструкции мои, однако, согласуются с моим убеждением не арестовывать никого и не производить расследования случившегося, если храбрые господа, здесь присутствующие, захотят отказаться от замыслов, которые могли иметь, и мирно разойдутся по домам.

- Как! Все! - воскликнул Глендейл, - все без исключения?

- Без малейшего исключения, - отвечал генерал, - таковы мои приказания. Если вы принимаете мои условия, заявите об этом и поторопитесь, ибо могут произойти события, которые воздвигнут препятствия добрым намерениям его величества относительно всех вас.

- Добрые намерения его величества! - повторил Карл, - так ли я расслышал, генерал?

- Я вам передам собственные слова короля, - отвечал Кемпбл: - «Я заслужу доверие моих подданных, - сказал мне государь, - возложив надежду на мою безопасность. На миллионы людей, признающих законность моих прав, и на здравый смысл и благоразумие небольшого числа тех, которые вследствие заблуждения воспитания упорствуют признать их».

Его величество не хочет верить, что самые ревностнейшие из оставшихся якобитов могут питать замысел возбудить междоусобную войну, которая погубила бы их самих и их семьи и покрыла бы кровью столь спокойную страну. Король не хочет даже допустить мысли о том, что его родственник хочет втянуть честных и великодушных, но заблуждающихся людей в попытку, которая погубила бы всех тех, кто избежал последствий предшествовавшего мятежа; и он убежден, что, если любопытство или какой-либо другой повод привлекли этого родственника в Англию, то последний скоро узнает, что самое благоразумное для него будет возвратиться на континент, а благородное участие короля к его судьбе помешает всякому препятствию к его отъезду.

- Вы говорите искренне? - спросил Редгонтлет, - возможно ли, чтобы мне и всем нам было дозволено сесть на корабль?

- Да, - отвечал генерал, - вы свободны отплыть на этом корабле. Но я не советую делать этого никому без слишком важных причин, не зависящих от настоящего собрания, ибо полнейшее забвение прикроет все здесь происходившее.

- В таком случае, господа, - сказал Редгонтлет, обращаясь к друзьям, - дело погибло навсегда.

Генерал Кемпбл отошел к окну, словно избегая слушать, что говорилось. Обсуждение продолжалось недолго, потому что дверь спасения, открывшаяся захваченным сторонникам Карла, была так же неожиданна, как их положение опасно.

- Вы даете нам честное слово, генерал, - спросил сэр Ричард Глендейл, - что нас не будут преследовать за прошлое?

- Даю честное слово, - отвечал Кемпбл.

- А мне обещаете, - прибавил Редгонтлет, - что мне будет дозволено сесть на этот корабль с тем из друзей, кто захочет мне сопутствовать?

- Гораздо больше, мистер Инголдсби, или, скажу на этот раз, Редгонтлет: вы можете остаться на рейде до тех пор, пока не присоединятся к вам знакомые из Файрлэди. После этого сюда явится военный фрегат, и нет надобности говорить, что положение ваше будет опасно.

- Оно не было бы таким… - начал Редгонтлет.

- Вы забываете, друг мой, - сказал Претендент, - что прибытие генерала только наложило печать на наше решение отказаться от боя быков или как хотите назовите не удавшееся предприятие. Прощайте, мой великодушный враг, - прибавил он, кланяясь Кемпблу. - Я оставляю эти берега, как и прибыл сюда, один, и никогда не возвращусь.

- Нет, не одни, - повторили многие якобиты под влиянием чувства, которое не позволяло им следовать советам холодного благоразумия, - мы не откажемся от наших принципов и не оставим вашей особы в опасности.

- Если вы не имеете другого намерения, как наблюдать их отплытие, - сказал Кемпбл, указывая на Претендента, - я сам провожу вас. Присутствие мое среди вас, безоружного и в вашей власти, будет залогом моего дружественного расположения и уничтожит все препятствия к отплытию, какие могли бы возникнуть со стороны людей слишком ревностных.

- Да будет, - сказал Карл Эдуард с видом государя, оказывающего благосклонность подданному, а не как король, который вынужден уступать могущественному неприятелю.

Все потом вышли из дома. Слух, неизвестно кем принесенный, что приближается значительный отряд войска, распространил ужас в трактире; люди, сопровождавшие заговорщиков, разбежались, да и хозяева сочли за лучшее укрыться покуда.

Кемпбл сопровождал их спокойно, но в то же время, может быть, не без некоторого внутреннего беспокойства, наблюдая черты того, кто играл главную роль в этой необыкновенной сцене.

Лилия и Дарси следовали за дядей, насилия которого больше не боялись, и характер которого внушал им уважение. Аллан Файрфорд шел тут же из участия к их судьбе, и никто не обращал на него внимания, ибо каждый был погружен в собственные мысли.

На половине дороги между трактиром и берегом они нашли трупы Нанти Эворта и Кристела Никсона, еще лежавшие на земле.

- Вот наш доносчик, - сказал Редгонтлет, поворачивая голову и указывая на труп Никсона Кемпблу.

- Несчастный! - воскликнул Редгонтлет. - А между тем это название более приличествует безумцу, который мог тебе довериться.

- Этот ловкий сабельный удар, - сказал Кемпбл, - избавляет нас от стыда вознаграждать изменника.

Они подошли к пристани. Претендент постоял некоторое время, скрестив на груди руки, молча и грустно осматриваясь вокруг. В этот момент ему подали записку. Он прочел и сказал Кемпблу:

- Я узнал, что друзья, которых я оставил в Файрлэди, извещены о моем отъезде и намереваются отплыть в Бовни. Надеюсь, это не будет противоречить нашим условиям?

- Итак, я желаю только одного спутника, - сказал Претендент. - Редгонтлет! Воздух этой страны вреден для вас так же, как и для меня; господа эти заключили мир или, лучше сказать, не сделали ничего, чтобы нарушить его, в то время как вы… Поезжайте разделить со мной убежище, назначенное мне моим жребием. Мы не увидим больше этой страны, но мы будем говорить о ней, так же как и о неудавшейся медвежьей охоте.

- Да конца жизни я последую за вами, государь, - отвечал Редгонтлет, - как последовал бы за вами на смерть. Позвольте лишь мне одну минуту срока.

Карл Эдуард еще раз оглянулся и, увидев печальные лица и опущенные глаза сторонников, поспешил им сказать:

- Господа, не думайте, что я был вам менее благодарен только оттого, что рвение ваше сопровождалось благоразумием. Я убежден, что эта осторожность имела причиной мои интересы и интересы отечества скорее, нежели вашу личную боязнь.

Кемпбл в это время отошел немного в сторону и дал знак Редгонтлету, что хочет говорить с ним.

- Все кончено, - сказал он, когда Лэрд Озер подошел к нему, - и имя якобита не послужит теперь к составлению партии. Но если вам наскучит жить на чужбине и вы захотите примириться, дайте мне знать… Только ваш кипучий характер мешает вам получить амнистию.

- И с этих пор я не буду иметь в ней надобности; я уезжаю из Англии и никогда не увижу ее… Но я не прочь, чтобы вы услышали мое прощание с моим семейством. Племянник, подойди! Скажу тебе в присутствии генерала Кемпбла, что, хотя и всю жизнь я желал воспитать тебя в политических мнениях, подобных моим, но теперь очень рад, что не преуспел в этом. Ты поступишь на службу к царствующему государю, не имея нужды изменять присяге, что, - прибавил он, взглянув на товарищей, - не так, кажется, трудно для честных людей, как я воображал; но в этом мире одни носят знаки верноподданничества на одежде, а у других оно запечатлено в сердце. Ты вступишь во владение имением, которого не могла конфискация лишить твоего отца; ты получишь все принадлежавшее ему, кроме его благородной шпаги, - прибавил Редгонтлет, взявшись за эфес, - ибо никогда она не обнажится за Ганноверский дом, а так как я никогда не буду носить оружия, то и схороню ее в глубинах моря. Да покровительствует тебе Господь, молодой человек! Если я обращался с тобой сурово, прости меня. Все мои желания стремились к одной цели: Бог видит, что тут не было эгоизма, а видя теперь, как окончились все мои замыслы, я сознаю, что я справедливо наказан за неразборчивость в средствах, с помощью которых я надеялся достигнуть успеха. Прощай и ты, племянница, и да покровительствует тебе небесный Владыка.

- Нет, дядя, - сказала Лилия, схватив с горячностью его руку, - вы были моим покровителем, и вы теперь в горести. Позвольте мне быть вашей спутницей, вашей утешительницей в изгнании.

землю, то лишь для того, чтобы перейти в дом Божий. Прощай еще раз! Прощайте, дети мои! Надеюсь, роковой знак дома Редгонтлетов исчезнет, - прибавил он печально, - потому что настоящий представитель его принадлежит к стороне победителя. Если она и окажется когда-нибудь побежденной, я уверен, что Артур не изменит ей.

Несчастный Карл Эдуард последний раз попрощался со своими смущенными сторонниками. Он подал знак Редгонтлету, который помог ему сесть в шлюпку. Генерал Кемпбл также подал ему руку, ибо все остальные находились в сильном волнении, чтобы подумать об этом.

- Благодарю вас за эту последнюю вежливость, генерал, - сказал Претендент. - Вы научили меня правилу, по которому человек на эшафоте прощает своему палачу и даже чувствует к нему доброе расположение. Прощайте!

Шлюпка начала медленно удаляться от берега. Доктор Оксфордского университета громко призывал благословения на отъезжавшего, и в таких выражениях, которые Кемпбл, по своему великодушию, не хотел порицать тогда или припомнить после. Говорят даже, что он не мог не присоединить своего голоса к голосам, произнесшим: «Аминь» на пустынном берегу.