Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава XXVI

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Скотт В., год: 1815
Категории:Историческое произведение, Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава XXVI (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXVI.

В кружок веселый здесь сходились
Армстронги, Элиоты!
Баллада Джона Армстронга.

Следующие два дня прошли в обыкновенных деревенских забавах - в стрельбе и верховой езде; эти забавы не могут интересовать читателя, и потому не будем говорить о них. Но мы не обойдем молчанием ловлю семги, имеющую свои особенности в Шотландии, где эту рыбу преследуют и убивают зубчатым копьем (острогою) или трезубцем с длинною рукояткою, называемым вастером Он также называется лейстер. Длинным копьем рыбу бьют, а другое, короткое, опытный охотник с удивительною ловкостью вонзает в нее, бросай его из руки. Автор.{}. Это орудие особенно в употреблении при устье Эека и в других реках Шотландии, изобилующих семгою. Ловля производится днем и ночью, но гораздо чаще ночью, и тогда рыбу отыскивают посредством горящих лучин, или железных решоток, на которых зажигают куски осмоленого дерева: огонь не далеко, по ярко освещает воду. В настоящем случае, главная партия рыболовов поплыла в старой лодке к тому месту, где река была шире и глубже потому, что здесь ее замыкала мельничная плотина; другие, словно в пляске древних вакханалий, бегая по берегу, и размахивая факелами и острогами, преследовали семгу, то спасавшуюся вверх по реке, то скрывавшуюся под корнями деревьев, обломками камней и выступами скал. Плывшие в лодке открывали семгу по малейшим приметам: одного сверкания рыбьяго пера или появления пузырька на воде было достаточно, чтоб указать этим искусным рыболовам куда направить свое орудие.

0x01 graphic

Ловля эта была чрезвычайно занимательна для привыкших к пей; по Брауну, не умевшему владеть острогою, скоро наскучили его неудачные попытки. Орудие его, вместо семги, попадало в камни на дне реки. Кроме того он не мог примириться с неприятным чувством (хотя и скрывал его, потому что никто бы его не понял) при виде агонии рыбы, бьющейся в лодке, наполненной её кровью. Он попросил, чтоб его высадили на берег, и с высоты крутой скалы смотрел на сцену с большим удовольствием. Часто думал он о приятеле своем Дудлее, глядя на эфект, произведенный красным пламенем факелов, отражавшимся на романтических берегах, возле которых скользила лодка. Иногда свет уменьшался и казался далекой звездою, дрожавшею над волнами, как будто водные духи, согласно преданию народа, зажгли его над влажною могилою своих жертв. Огонь, то приближаясь расширялся и освещал скалы, деревья и берега, окрашивая их своим багровым цветом, то снова удаляясь погружал их в темноту или в бледный свет луны. Этот огонь также освещал в лодке фигуры с поднятыми копьями, готовые нанести удар или стоявшия неподвижно как бронзовые статуи с красным отливом Пандемониума.

Насладившись несколько времени переливами света и тени, Браун пошел домой, глядя по дороге на береговых охотников рыбной ловли. Они стояли обыкновенно по двое и по трое вместе; один из них держал факел, а другие, с острогами в руках, пользуясь его светом, высматривали добычу. Заметив, что один из них поймал на копье огромную семгу, но не мог вытащить ее из воды, Браун подошел к нему посмотреть чем это кончится. Державший факел был тот самый охотник, которого угрюмая уклончивость уже удивила Брауна. "Подите сюда, сер! Подите сюда! Посмотрите, какая семга! Она ворочается как кабан!" Так кричали заметившие приближение Брауна.

-- Держи крепче острогу! Держи крепче! Тащи рыбу на берег, - ведь у тебя не кошачья сила!.. кричали с берега тому, кто поймал семгу. А тот но-пояс стоял в воде, среди поломанного льда, и борясь с рыбою и течением реки не знал как окончательно овладеть своей добычей. Браун, подойдя к самому краю берега, воскликнул: "Держи факел лучше, приятель-охотник!" Он узнал его по мрачным чертам, освещенным ярким светом. Но едва только охотник услышал его голос и увидел, или лучше догадался, что это был Браун, как вместо того, чтоб посветить ближе, напротив уронил огонь в воду, будто нечаянно.

-- Видно бес вселился в Габриеля, сказал рыбак, глядя как поплыло но воде горевшее дерево, сверкая и треща, но которое вскоре совсем угасло. - Чорт тебя толкнул! Теперь без огня с ней не совладаешь, а такой штуки еще никогда не очутилось на сошиле! {См. Прилож. IV, Сошило.} Несколько человек прыгнули в воду помочь рыбаку, и рыба, в которой оказалось фунтов 30 весу, была наконец вытащена.

Поведение охотника удивило Брауна; он не мог припомнить, видал ли его когда-нибудь в прежния времена и не мог понять, почему он так явно избегает его взглядов. Или он был из числа тех молодцов, с которыми Браун повстречался несколько дней назад?.. Это предположение не было невероятно, хотя он и не мог подкрепить его какой-нибудь приметою на лице или вообще в фигуре охотника. Те мошенники были в надвинутых на брови шляпах, в широких кафтанах, и фигуры их не были настолько замечательны, чтоб он мог их припомнить и разрешить, что охотник был в числе их. Браун решился поговорить об этом с Динмонтом, отложив разговор по очень основательным причинам до трезвой минуты поутру.

Рыбаки воротились обремененные добычею: около ста рыб было убито на этой ловле. Лучшия были отобраны для главнейших фермеров, а остальные разделены между пастухами, крестьянами, работниками и другими людьми низшого класса. Семга, высушенная в дыму хижин, составляла вместе с картофелем и луком главнейшую пищу этих людей в продолжение зимы. Кроме того, щедрою рукою поднесли им пива и водки и приготовили ужин, сварив в котле две или три рыбы. Браун последовал за своим веселым хозяином и его друзьями в просторную, закопченую кухню, где это вкусное кушанье дымилось уже на дубовом столе, довольно прочном, чтоб вынести даже тяжесть обеда какого нибудь Джони Армстронга и его веселой компании... Все веселилось нараспашку: шутки, восклицания, остроты сыпались со всех сторон. Во все это время наш путешественник искал глазами угрюмую физиономию охотника, по его не оказалось. Наконец он решился спросить о нем. Один из вас, сказал он, как-то неловко уронил огонь в воду, когда товарищ его боролся с большою рыбой.

-- Неловко! повторил оглянувшись один из пастухов, именно тот статный малый, который поймал большую семгу. Его стоило бы за это поколотить. Погасить огонь, когда рыба сидит на остроге! Я уверен, что Габриель бросил лучину нарочно... он не любит, если кому удастся делать что нибудь лучше его.

-- Видно, стыдно стало, подхватил другой - когда не пришел сюда. А то он кажется не прочь от доброго ужина.

-- Он здешний? спросил Браун.

-- Нет, он здесь недавно. Я славный охотник! Он, кажется, из Думфриза.

-- А как его зовут?

-- Габриель.

-- Да по фамилии-то как?

-- А Господь его знает! Мы не слишком заботимся о фамилиях. Одно прозвище на целый клан.

-- Видите, сер, сказал в полголоса старый пастух подойдя к Брауну: - здесь это все Армстронги и Элиоты, два-три прозвища на всех {См. Прилож. V, Прозвища клана.}. Я для различия, лэрды и фермеры называются по месту жительства. Так например: Там из Тодша, Вил из Флата, Гоби из Сорбитри; а хозяин наш прозывается Чарлизгоп. Простой же народ, сер, заметьте, прозывается по уличному: Кристи Дурачок, Дьюк Горбатый, или по ремеслу, как и этот Габриель: Габриель Лисица, Габриель Охотник. Он недавно здесь, и вряд ли кто нибудь знает его под другим именем. Да что говорить об нем дурно заглаза! Он славный охотник, хотя на семгу сыщутся и половчее его.

Разговор продолжался еще несколько времени. Потом почетные лица удалились, чтоб довершить вечер по своему, а другим предоставить полную свободу веселиться не стесняясь их присутствием. Этот вечер, как и все проведенные Брауном в Чарлиз-Гопе, прошел в живой, дружной беседе. И беседа сделалась бы может быть через чур живою, еслиб не присутствие окрестных дам (как отлично значение этого слова здесь от значения его в более светском кругу!), которых завлекло сюда любопытство узнать чем кончилась ловля рыбы. Заметив, что пуншевая чаша, наполняемая слишком часто, грозит уничтожить память о них в сознании приверженцев Вакха, дамы под предводительством Эли храбро атаковали мятежных гуляк, и Бейера восторжествовала над Вакхом. В то же время явились скрипка с волынкой, и большая часть ночи прошла в танцах.

На другой день фермеры охотились за выдрой, на третий за барсуком, и время проходило весело... Надеюсь, что наш путешественник не упадет во мнении читателя, какой бы страстный охотник он ни был, если я скажу ему, что к концу охоты, когда молодой Перчик лишился уже передней ноги, и вторая собака, Горчица, чуть не была задушена, Браун выпросил у Динмонта, как личную для себя милость, чтоб барсука, защищавшагося так храбро, оставили в покое в поре его.

От всякого другого фермер конечно принял бы эту просьбу с величайшим презрением; но в этом случае он удовольствовался только изъявлением своего крайняго изумления. - Чудное дело! сказал он. - Но уж если вы за него заступились, так сам чорт его не тронет, пока я жив. Мы заметим это место и назовем его норкою капитанского барсука. Очень рад, что могу вам служить чем нибудь. Но, Господи Боже мой, заботиться о барсуке!..

После целой недели, проведенной в сельских забавах и угощениях в доме прямодушного фермера, Браун простился с берегами Лидьля и чарлизгопским гостеприимством. Все дети, очень полюбившия Брауна, сопровождали отъезд его разноголосым хором, и он принужден был двадцать раз обещать им, что скоро вернется и будет играть на флажолете любимые песенки их, пока они не выучат их наизусть. Приезжайте опять, капитан! сказал один из них: Женни выйдет за вас замуж... Женни было лет одиннадцать: она убежала и спряталась за своей маменькой.

-- Надо быть суровее, чем я, подумал Браун, - чтоб равнодушно разстаться с этими добряками. Даже и хозяйка, с женскою скромностью и с простотою старых времен, подставила гостю свою щеку.

-- Мы немного можем для вас сделать, сказала она, - очень немного; однакож, еслиб что нибудь...

-- Вы внушаете мне смелость обратиться к вам с просьбою, мисис Динмонт. Сделайте мне такой же серый плэд, как у вашего мужа. Браун в короткое время своего пребывания на ферме изучил чувства и обычаи страны, и знал, что эта просьба доставит ей удовольствие.

-- Разве клочка шерсти у нас не останется, тогда только не сделаю, воскликнула она с лицом, сиявшим от радости. Завтра же поговорю об этом с Джонни Гудсейром, ткачем в Касльтауне. Прощайте, капитан!.. Будьте столько же счастливы, сколько вы желаете счастья другим. Этого не всякому можно пожелать.

с обстоятельствами, требующими тайны и молчания. Браун отдал его под покровительство старшого из детей, который обещал словами старой песни:

"И вместе спать, и вместе есть!"

и не пускать его в опасные экспедиции, не раз бывшия причиною увечья собак из породы Перчиков и Горчиц.

Браун на время простился с доброю компаниею и собрался в дорогу.

были первоначальною причиною такой привычки. Ревностный антикварий отыщет ее пожалуй еще во временах песни последняго менестреля, когда двадцать тысяч всадников собрались под светом маячного огня {Изменить эту ссылку было бы несколько чопорно. Читатель догадается, что она была вставлена для сохранения инкогнито автора; ему казалось, что будет трудно подозревать его в ссылке на собственные его сочинения. Тоже можно применить и к другим местам в этой и других повестях, вставленным с тою же целью. Автор.}. Верно только то, что фермеры любят ездить верхом, и их не убедишь, что человек может идти пешком не из нужды или экономии. Динмонт настоял на том, чтобы Браун сел на лошадь, и сам взялся проводить его верхом до ближайшого городка Думфризского графства, куда Браун приказал доставить свои вещи и откуда он думал продолжать путешествие к Вудбурну, пребыванию Джулии Маннеринг.

мошенника, прибавил фермер, - и я уверен, что в жилах его течет цыганская кровь. Но его не было в числе напавших на нас в степи: я тотчас их узнаю, если опять увижу. Впрочем, и между цыганами не все негодяи, заметил Данди; - если придется опять увидать эту саженную бабу, я дам ей на табак - она, кажется, дала мне добрый совет.

Когда наконец пришла пора разстаться, добрый фермер долго держал Брауна за руку, и затем сказал: - Шерсть пошла этот год хорошо; аренда уплачена, и нам некуда будет девать остальные деньги, когда Эли сошьет себе и ребятишкам новые платья. Так вот, я думал, куда бы отдать их в верные руки? То время уже прошло, когда можно было приобрести что нибудь на водке и сахаре. Я слышал, что вы, господа военные, можете покупать себе чины. Если фунтов сто или двести могут вам помочь в этом деле, то ваша росписка для меня те же деньги, - а заплатите когда вам будет удобнее: мне это очень с руки.

Браун вполне почувствовал деликатность, с которою фермер хотел одолжить его, сердечно поблагодарил своего приятеля, и уверил что он без церемонии прибегнет к его кошельку, если обстоятельства когда нибудь того потребуют. Затем они разстались с изъявлениями чувств взаимного уважения.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница