Сент-Ронанские воды.
Часть пятая.
Глава I. Еще письмо

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Сент-Ронанские воды. Часть пятая. Глава I. Еще письмо (старая орфография)

СЕН-РОНАНСКИЯ ВОДЫ

СИРА ВАЛТЕРА СКОТТА.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.

дня 1827 года.

.

"Я принимаюсь снова за перо, милый мой Гарри, чтобы продолжать свою историю. Мне помнится, что я остановился на получении мною от батюшки ответа на одно из писем моих; так как я писал в нем между прочим и о том, что мы с Францем прошиваем для охоты в небольшой деревеньке Сен-Ронанской, то очень естественно было и то, что я, говоря о тамошних окружных жителях, упомянул между прочими и о старом Лерде Сен-Ронанском с его прекрасною дочерью. В ответе на письмо мое, к величайшему удивлению, увидел я, то батюшка, вместо того, чтобы, по обыкновению своему, предостерегать меня от коротких знакомств, особливо с девушками, в самых благосклоннейших выражениях советовал как мне, так вместе и Францу стараться познакомиться со старым Дердом и его дочерью; он даже говорил, что для него было бы весьма приятно, еслиб который нибудь из нас мог подействовать на сердце Мисс-Мовбрай, и в последствии времени получил её руку. В след за сим открыл он мне и важные причины, заставляющия его желать сего соединения. Вот в чем все дело, Гарри:

"Батюшка мой имел старшого брата, по имени Скрогги - это был единственный чудак в своем роде. Еще с самого младенчества в нем обнаружилась страсть в независимости: он не любил слушаться советов ни своих родителей, ни гувернеров, к нему приставленных, за что и прослыл негодяем в своем семействе. Впрочем нельзя было сказать, чтобы Скрогги вовсе не имел понятия; он был довольно острый мальчик, не любивший только одного принуждения. Достигнув юношеских лет, он умел заслужить любовь одной из престарелых родственниц своей фамилии, которая и оставила ему после своей смерти по духовному завещанию полное право обладания богатейшим поместьем Оакендальским. Наш чудак, сделавшись обладателем его, еще более прилепился к своим странностям: без позволения родителей своих пустился он путешествовать по свету, и наконец случайно, также как и мой чудак Тиррель, умел познакомиться с фамилиею Мовбраев Сен-Ронанских. Одна молодая девица из сей фамилии, имевшая по видимому довольно странный вкус, нашла, что характер Строгги был открытый и благородный, и в следствие того решилась тайно убежать из сего замка и обвенчаться с ним у первого попавшагося им Пастора. Много было розысков от фамилии Мовбраев, тем более, что рука девушки была уже обещана какому-то другому жениху; да притом и сам Скрогги считался в кругу их за человека слишком незначительного; но все тщетно: беглецов не могли отыскать. В продолжение этого времени дед мой умер, оставя после себя единственным наследником моего батюшку. Скрогги слышал это, но не роптал, ибо для него было довольно и одного Оакендаля, в котором он жил с своею супругою. Но судьбе не угодно было продлить тихое счастие его жизни: жена его умерла чрез полгода после брака - Скрогги остался опять один во всей природе. Года три оплакивал он кончину своей супруги, не принимая ни чьих утешений. Наконец решился для разсеяния своей скуки опять путешествовать по свету, оставя впрочем бумагу в суде ближайшого города, в которой было сказано, что если он Скрогги в продолжение двенадцати лет не явится назад в свое отечество, то богатое поместье его Оакендал должно поступит во владение одного из сыновей моего батюшки, который бы вменил себе в обязанность взять себе супругу из фамилии Мовбраев Сен-Ронанских. - В противном случае, если бы на пример батюшка мой не имел сыновей, или если бы и имел, но ни один из них не согласился бы жениться на особе из фамилии Мовбраев - Оакендал должен поступить в казну. Не правда ли, Гарри, что и самое завещание показывает чудака в полной Форме. Утвердивши законным порядком сию бумагу, Скрогги исчез - и до сих пор никто не получал о нем никакого известия: по всем вероятиям, он уже более не существует на свете - но существует Оакендал, и в следствие странного завещания его, тот только из нашей фамилии может получить его в полное обладание, кто получит руку Клары Мовбрай, единственной особы женского колена в фамилии Мовбраев Сен-Ронанских.

"Благодарение Небу! как это письмо открыло глаза мне! и я еще был так глуп, что старался споспешествовать видам Тирреля на Мисс Клару! Я заперся в моей комнате, снова прочел письмо моего отца, как бы не поверя в первый раз глазам моим. Что делать? как поступить? Что бы и ты сам сделал на моем месте, Гарри? Между тысячью различных идей вдруг один слишком смелый, но за то и слишком блистательный план представился моему воображению: что, если я вместо Франца обвенчаюсь с Кларою? Я начал думать, разсуждал, отвергал, снова, принимался за мысль сию. Почему же и не так? разсуждал я - весьма легко обмануть доброго Пастора и Клару, назнача им время брака. Франц и я - мы почти имели одинаковый рост и талию; я мог надеть на себя одно из платьев его; темнота церкви, скорость времени и безпокойство духа - все это помешает Кларе внимательнее разсмотреть меня; что же касается до Пастора - то мне только стоит сказать ему, что хотя я просил его за одного из друзей моих, впрочем теперь должен признаться, что этот друг есть я сам, и что от него зависит теперь сделать меня или счастливейшим, или несчастнейшим из смертных; к тому же и для обряда венчания я также имел имя Франца; одним словом, все споспешествовало моим намерениям - я даже надеялся, что сама Клара, которая по временам оказывала мне довольно немалые знаки благосклонности, узнавши после брака о обмане, употребленном мною для получения руки её - хотя и не вдруг, но простит мне мою хитрость.

"Ты согласишься, Гарри, что никогда и ни в чью глупую голову не входило такое безразсуднейшее намерение. Но подивись же, мой милый, вместе и тому, что оно исполнилось, как не льзя было лучше желать мне! Добрый Пастор дал нам свое брачное благословение в присутствии моего каммердинера и всегдашней спутницы Клары. Цepeмония окончилась; мы уже сели в коляску, как в эту самую минуту мой несчастный, или, лучше сказать, счастливый братец, проведавший (еще и до сих пор не знаю от кого, ибо моего Солмеса, по множеству услуг, им мне оказанных, я не могу подозревать в измене) обо всем происшедшем, явился с грозным и отчаянным видом и остановил почталиона. Я с своей стороны видя, что дело выходит наружу, и пославши к дьяволу всякое братство, выскочил из коляски и бросился с охотничьим можем моим на Тирреля; помню, что он не допустил меня до себя, сильно оттолкнувши ружьем своим, и я упал почти под коляску - Клара вскрикнула от ужаса - лошади испугавшись, двинулись вперед, и коляска переехала чрез меня.

"Здесь я по неволе должен прекратить мое повествование, потому что ничего не видал и не слыхал, что далее последовало за сим. Я уже очнулся в незнакомой мне комнате и увидел возле себя моего Солмеса, который прислуживал мне. На вопросы мои о том, что сделалось после того, как я упал без чувств при последней сцене, он отвечал мне, что Г. Тиррель тут же отвез молодую даму в замок отца её - и что она по видимому была в большом отчаянии от всего происшедшого. Он присоединил также, что во время моего безпамятства Г. Тиррель казался слишком озабоченным моим состоянием и прилагал все возможные средства помочь мне. - Все сии известия слишком невыгодно подействовали на меня: у меня тут же открылась гортанью кровь и - подивись, Гарри, лекарь, хлопотавший около меня, важная особа в большом и густо напудренном парике, именно объявил, что только одному этому кровотечению и обязан был я спасением моей жизни. Но как бы то ни было, только, вытерпевши несколько дней самые дьявольския мучения, я почувствовал наконец себя в состоянии уже принять первый визит от Франца Тирреля.

"Я принял его с таким примерным хладнокровием, какого бы никак не льзя было ожидать от меня, еслибы все обыкновенное количество крови моей было в моих жилах; но ничто не делает нас столько смирными, как болезнь и ланцет лекаря. Не помня, что мы бормотали сначала каждый под нос себе - по крайней мере к концу разговора нашего дело начало клониться к тому, что Тиррель предложил мне с своей стороны два условия: первое, чтобы нам навсегда распроститься друг в другом; второе, чтобы как мне, так и ему произнести взаимную клятву никогда не видать Клары и даже не приезжать в места, соседственные её замку. Я было никак не хотел согласиться на последнее условие, приводя в причину, что Клара сделалась уже моею женою и что я могу теперь объявить публично права мои на нее.

"Тут-то град упреков и увещаний посыпался на бедную мою голову от Тирреля. Он представил мне в самых ярких красках всю гнусность моего поступка; говорил также о том, что брак сей никогда и ни по какому закону не может быть признан за истинный - что В самом деле мне никогда не входило в голову, ибо я привык думать об этих делах, соображая мои понятия с различными интригами, читанными мною или в комедиях, или в романах. Делать было нечего; надлежало повиноваться необходимости, тем более, что я был болен и, в добавок к тому, находился в руках смертельного моего неприятеля. Впрочем, я сказал моему почтеннейшему братцу, что я хотя и могу согласиться на его предложения, только непременно с условием, чтобы все эти дела остались навсегда тайною для нашего родителя и чтобы разлука моя с ним никаким образом не падала на меня, в чем он должен был сам, как умеет и как может, извиниться пред батюшкой, настоятельно требовавшим, чтобы мы путешествовали вместе - Он согласился на все, и дело тем окончилось. Не знаю, что он после писал к батюшке; я с своей стороны только уведомил его, что мой спутник, не знаю по каким причинам, оставил меня одного, и так как я чувствовал, что здоровье мое весьма разстроилось от продолжительного путешествия, то и просил, чтобы он позволил мне возвратиться домой для излечения - это позволение я получил, и таким образом возвратился в родительский дом. Остальное ты почти знаешь, Гарри: батюшка мой умер, матушка также последовала за ним - и я, при помощи как твоей, так и еще некоторых общих друзей наших, вступил в полное владение как титлов, так и имения покойного моего родителя. Ты знаешь, что если что меня безпокоило и безпокоит теперь, так это то, что я боюсь, не вздумалось ли отцу моему еще при жизни своей утвердить актом первый брак свой с Мариею Мартини, что по многим догадкам моим и должно было случиться на самом деле; а если это так, то ты знаешь, что Франц может предъявить права свои и в качестве старшого брата отобрать у меня как права на титло Графа, так и большую часть моего имущества: эте бумаги наверно хранятся где нибудь - и я до тех пор не могу быть спокоен, пока этот ненавистный человек существует в природе.

"Ты в письмах твоих между прочим говоришь мне, что напрасно я замешался в эту интригу с Кларою Мовбрай; но что прошло, того не воротишь, мой любезный Гарри; притом и ты сам как же бы стал действовать на моем месте?

"Здесь оканчиваю я длинную мою повесть. Еще раз повторяю тебе, Гарри, что твое присутствие здесь для меня нужнее, нежели когда-либо. Приезжай скорее, и мы вместе с тобой начнем действовать общими силами.

"Я позабыл тебе написать, что Пастор здешней деревни узнал меня на бале, который давал Мовбрай в своем замке, и представь себе, Гарри, он даже называл меня при всех собственным моим именем: Валентин Булмер! С Кларою я также виделся. Не хочу говорить тебе о том ужасе, с которым она приняла меня; к счастию, что это первое свидание произошло без свидетелей.

"Еще забыл было о самом нужнейшем: какой-то злой дух, решившийся по видимому препятствовать всем моим намерениям, прислал безъименную записку к Мовбраю, в которой советует ему прежде, нежели он решится отдать за меня сестру свою, хорошенько осведомиться, точно ли я то, чем называю себя, и в самом ли деле имею неоспоримые права на мое звание: все это начинает меня ужасно безпокоить; я даже начинаю думать, что это новые проказы проклятого Тирреля, которому вероятно сделались известными бумаги, подтверждающия законное его рождение, и следственно... Ах, Гарри! "