Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов.
Часть первая.
Глава III

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть первая. Глава III (старая орфография)

ГЛАВА III.

Альпы. - Чувства и виды Наполеона при назначении его Предводителем Италияiiской армии. - Общее обозрение его новых правил тактики. - Гористые страны, в особенности оным благоприятствующия. - Взгляд на военные происшествия с Октября 1795 года. - Вражда Французского Правительства с Папою. - Умерщвление Французского Посланника Бассевиля в Риме. - Австрийская армия под предводительством Болиё. - План Наполеона для вступления в Италию. - Монтенотскок сражение и первая победа Бонапарте. - Вторичное разбитие Австрийцев при Милезимо, и вновь при Колли. - Взятие Хераско. - Король Сардинския просит перемирия, в следствие коего заключен мир на тяжких условиях. - Окончание Пиемонтского похода. - Характер Наполеона в эту эпоху.

Наполеон сам заметил, что ни одна земля в свете не обнесена так хорошо естественными границами, как Италия. Альпы кажутся воздвигнутым самою природою оплотом, на котором она исполинскими буквами начертала: здесь преграда честолюбию. Однако ж это ограждение горами не воспрепятствовало древним Римлянам перейти чрез оные для опустошения света, и уже со времен Аннибала, оно считалось недостаточным для того, чтобы предохранить Италию от вторжения. Французы, в то время, о котором мы говорим, действительно считали Альпы природною границею, пока сие касалось сохранения их прав на земли, лежащия к западу за сими горами; но они никогда не соблаговолили уважить сию границу тогда, как дело шло о их собственном вторжении в чужия земли, лежащия на сей великой черте, или за оною. Они опирались на законы природных границ, как на непреложное правило, тогда, как они были в пользу Франции; но никогда не дозволяли ссылаться на оные в противность их выгодам.

В продолжение Революционной войны, судьба битв по временам изменялась в окрестностях сих величественных хребтов. Король Сардинский владел почти всеми крепостями, защищающими горные проходы) и потому говорили, что он носит ключи Альпийских гор у себя на поясе. Правда, что в последнюю кампанию, он потерял Герцогство Савойское и Графство Ниццу; но он мог еще противопоставить Французам многочисленную армию и был поддерживаем своим сильным союзником, Императором Австрийским, охраняющим богатые и прекрасные его владения, лежащия в северной части Италии. И потому на границах Пиемонта собралось сильное Австро-Сардинское войско для действия против Французской армии, которой Наполеон только что был назначен Главнокомандующим. К ним еще присоединился сильный отряд Неаполитанцев, так, что союзники общим числом своим весьма превосходили Французов, но большая часть сих войск занимала гарнизоны, которые не могли быть оставлены.

Можно вообразить, с каким жаром вождь, едва имеющий от роду двадцать шесть лет, вступал на независимое поприще славы и побед, уверенный в самом себе, и имеющий об этой стране совершенные сведения, приобретенные им тогда, как по его искусным планам Генерал Дюморбион прогнал Австрийцев и овладел ущельем Коль ди-Тенде, Саоржио и проходами верхних Альп.

Наполеон до сих пор везде подвизался под распоряжением других. Он составил план осады Тулона, но честь взятия сего города была приписана Дюгомье. Дюморбион, как мы уже сказали, воспользовался славою всех успехов в Пиемонте.

Даже и в междоусобной битве 13 Вандемиера, его подвиги остались в затмении от того, что Баррас занимал звание Главнокомандующого.

Но если ему предстояли лавры в Италии, то весь успех долженствовал отнестись к одному ему; как сильно билось его честолюбивое сердце, стремясь к опасностям на таких условиях, и с каким напряжением прозорливый ум его приискивал средства для достижения успеха!

Бонапарте держался особенного образа тактики, до сих пор на войнах еще неизвестного, или по крайней мере мало употребляемого. Не излишне будет остановиться здесь для того, чтобы дать общее понятие о правилах, по которым он намеревался действовать.

Дикие народы, находящиеся в безпрерывной войне, всегда ведут оную средствами, приноровленными к обитаемой ими земле и к употребляемому ими оружию. Индеец Северной Америки страшен как искусный стрелок, стрегущий неприятеля в своих непроходимых лесах и употребляющий все хитрости неправильной войны. Араб или Скиф набегает в степях со своею конницею, и окружив неприятеля, разбивает его своим внезапным натиском, своим быстрым отступлением и неожиданным соединением; он опустошает окрестности, отбивает неприятельские обозы; словом сказать, ведет род войны, свойственный народу, отличающемуся своею легкою кавалериею.

Первые годы образованности менее благоприятствуют воинским успехам. По мере как народ подвигается вперед в мирных искуствах, и как звание воина начинает отделяться от звания гражданина, этот способ естественной тактики выходит из употребления, и когда вторжение чужеземцев или междоусобия призывают жителей к оружию, то они не имеют другой мысли, кроме того, чтобы открыть неприятеля, напасть на него и вверить судьбу битвы превосходству в силе, в храбрости или в числе" Можно представить сему примером великую междоусобную войну в Англии, где люди дрались с обеих сторон, почти во всех Графствах, без всякого соображения или определительного намерения соединиться, и, действуя совокупно, составить из своих отдельных отрядов войско, имеющее перевес силы. По крайней мере, если что и делалось в этом роде, то по самым грубым планам: ибо даже в настоящих сражениях, войско, одержавшее некоторую поверхность, преследовало неприятеля сколь можно дальше, вместо того, чтобы воспользовавшись своим успехом, поддерживать сражающихся еще своих сподвижников, так, что главный корпус часто бывал разбит, между тем, как один из его флангов, одержавший победу, преследовал тех, которых он при первом натиске опрокинул.

Но когда война делается искуством и предметом тщательного изучения, то постепенно открывается, что правила тактики должны быть основаны на Математических и Арифметических познаниях, и что тот полководец одержит победу, который скорее успеет собрать наибольшее число войск в одну точку, не взирая на то, что он в общем счету имеет менее сил, чем его неприятель. Никто не обладал в столь высокой степени, как Бонапарте, искуством расчисления и соображения, необходимым для таких решительных действий. В этом точно была его тайна - как ее несколько времени называли - и тайна сия состояла: в воображений, изобилующем средствами, которые никогда бы не пришли на мысль другому; в ясности и определительности составляемых им планов; в искустве верно обозначать движения колонн, долженствующих исполнять оные, распоряжаясь таким образом, чтобы каждый отряд подоспевал к назначенному месту в то самое время, когда действие его становилось нужным; и сверх сего в глубоком знании, доставлявшем сему великому гению возможность избирать себе способнейших подчиненных, привязывать их к своей особе, и открывая им из планов своих только то, что им нужно было знать, побуждать их к исполнению со всем искуством, которым они обладали.

Таким образом его движения, не взирая на смелость оных, были производимы не только с правильностью, до которой тогдашния воинския действия еще не достигли; но и с быстротою, которая почти всегда изумляла внезапностью. Наполеон являлся подобно молнии взорам своих неприятелей; и когда неоднократные опыты приучили их к удивительной быстроте его движений, то они часто в сомнении и нерешимости ожидали его нападения; тогда как, с меньшею робостью, гораздо благоразумнее было бы предупредить его.

Великия пожертвования были необходимы, дабы привести Французския войска в возможность двигаться с такою степенью быстроты, какой требовали Наполеоновы соображения. Он не смотрел ни на какие затруднения, ни на какие препятствия; время, назначенное им для исполнения какого либо движения, ни под каким предлогом не могло быть увеличено; колонны должны были скорее жертвовать багажом, отсталыми и даже артиллериею, чем опоздать прибытием к месту своего назначения. От сего все, что до сих лор считалось, необходимым для сохранения не только здоровья, но даже жизни солдат, было большею частью изгнано из Французской армии, и в первый еще раз видели войска, стоящия на полях без палаток, без обоза, без запасных магазинов и без военных госпиталей; солдаты ели что попало, спали где могли, умирали где падали, но между тем шли вперед, сражались и побеждали.

Правда, что это отречение от всего, кроме от победы, страшным образом увеличивало обыкновенные ужасы войны. Солдат с оружием в руках, не имеющий продовольствия, делался хищником, и силою доставая себе пропитание, гораздо более наносил вреда обывателям, чем доставлял себе пользы; ибо военные поборы можно уподобить диким, которые срубают дерево для того, чтобы достать плод. Однако ж, хотя покупаемый дорогою ценою, этот быстрый способ ведения войны имел выгоду, наверное приобретать то, что при большей медленности, при обеспечении продовольствия солдата и при содержании его в строгом повиновении, могло бы сделаться сомнительным. Способ сей истреблял армию голодом, усталостью и всеми последствиями нужды и недостатков;. но победа ему сопутствовала, и заставляла остающихся в живых забывать свои труды, заменяя падших новыми рекрутами. Терпеливые в трудах, живые и веселые, удобно вознаграждаемые успехами за все страдания, Французские солдаты были совершенно способны к исполнению такой тяжкой службы под предводительством начальника, способного, как они по своей прозорливости скоро увидели, вести к верной победе, всех тех, которые были в состоянии перенести труды, коих она стоила.

занимая обширное пространство земли, сообразно с их старою системою тактики. Но хотя и изобилуя позициями, с первого взгляда совершенно неприступными горы сии также представляли прозорливому глазу великого вождя проходы, ущелья и трудные, неизвестные теснины, посредством которых он мог обходит позиции, казавшияся с переди столь страшными, и угрожая им с Фланга и с тыла, принуждать неприятеля к невыгодной битве или к отступлению с уроном.

Силы, которые Бонапарте имел под своим начальством, простирались от пятидесяти до шестидесяти тысяч хороших войск, из которых многия были приведены из Италии в следствие заключенного с сею страною мира, но оне были очень дурно одеты и много претерпели в этих безплодных, покрытых снегом горах. Кавалерия, особенно, была весьма в дурном положении; но как свойство земли, где она теперь находилась, не позволяло делать из нея большого употребления, то это обстоятельство делалось менее важным. Жалкое состояние Французской армии до победоносного заключения Италиянского похода перемирием при Хераско, по свидетельству самого Бонапарте {Mémoires écrits à St. Hélène, sous la dictée de l'Empereur, par le Général Comte de Montholon, vol. III, p. 192. - 5 vols. 8. Paris. 1825.}, едва ли могло быть описано. Несколько лет уже офицеры не получали более осъми ливров в месяц жалованья, а у офицеров Генерального Штаба не было ни одной лошади.

Бертье сохранил, для редкости, отданный в день победы при Альбенге приказ, которым щедро назначалось в награду по три луидора каждому дивизионному Генералу. Между Генералами, которым сия награда очень пособила в нужде, были, или могли быть многие из тех, которых имена сделались в последствии славою и ужасом войны. Ожеро, Массена, Серюрье, Жубер, Манн и Мюраш, отличавшиеся своими достоинствами, служили под начальством Бонапарте в Итальянском походе.

Позиция Французской армии неоднократно изменялась с Октября месяца 1795 года после битвы при Керо. Левая оконечность линии, простиравшейся тогда от юга к северу, упиралась в Аржаншинский проход и имела сообщение с Верхними Альпами - центр был в Коль ли Тенде и на горе Бертран; а левое крыло занимало высоты Сен-Бернара, Сен-Жака и другие хребты, идущие по сему направлению до берегов Средиземного моря близь финала.

Австрийцы, получив сильное подкрепление, атаковали сию линию и заняли высоты Сен-Жакской горы, так, что Келлерман, после тщетных покушений опять занять прежнюю свою позицию, принужден был отступить на оборонительную линию, находящуюся более к западу, в Боргето. Келлерман, деятельный и исправный Бригадный Генерал, не имел достаточных способностей для того, чтоб быть Главнокомандующим; его сменили, и Шерер был назначен Предводителем Италияиской Армии. Этот последний отважился дать Австрийцам при Лоано сражение, в котором Массена и Ожеро особенно отличились; и одержанная тут Французами победа возвратила им линию Сен-Жака и Финала, из которой Келлерман был принужден выступить; так, что, говоря вообще, взаимное положение обеих армий не слишком различествовало от того, в котором Бонапарте их оставил.

в их позициях и ослабления исполинских усилий, которые держава сия до сих пор продолжала делать на Рейне с переменным успехом, но с твердою настойчивостью. Правители Франции имели еще притом в виду другую цель. Они желали устрашить или свергнуть с престола Папу. Глава Церкви был им ненавистен потому, что привязанность Французского духовенства к Римскому престолу и внушенные зависимостью от оного понятия, воспрепятствовали духовным особам, наиболее уважаемым народом, принять Конституционную присягу. Папе и его притязаниям на первенство приписывали также великую междоусобную войну в Вандее и всеобщую неприязнь Католиков в Южной Франции.

Но это была еще не единственная причина вражды, питаемой Директорами против Главы Католической Церкви. Три года перед тем они понесли от Римского Двора обиду, которая осталась неотмщенною. Жители Рима были очень раздражены тем, что находившиеся в сем городе Французы, в особенности молодые художники, надели трех-цветные кокарды и вознамерились выставить Республиканский герб над дверьми Французского Консула. Папа, чрез Министра своего, объявил, что он бы не желал, чтобы это сделали; поелику он еще не признал Республику законным Правительством. Французы, однако ж, настаивали в том, чтобы исполнить свое намерение; следствием чего было народное возмущение, которое Папския войска не слишком старались унять. Карету Французского Посланника или Поверенного в делах, по имени Бассевиля, окружили на улице и принудили ворошиться домой; в дом его ворвалась чернь, и хотя он был безоружен и не сопротивлялся, а его жестоко умертвили. Французское Правительство, весьма естественно считало сие великою обидою, тем более желая получить за оную удовлетворение, что поступая таким образом, оно подражало величию Римской Республики, которая в добре и в зле, кажется, всегда служила ему образуем. Дело сие случилось в 793 году, но оно не было забыто в 1796.

Первая мысль Французского Правительства, для удовлетворения сему мщению, состояла в том, чтобы высадить в Чивита-Векхии десятитысячную армию, приказав ей итти к Риму, и требовать от Папы полного удовлетворения за убийство Бассевиля. Но как Английский флот плавал по Средиземному морю, то казалось сомнительным, чтобы можно было перевезти водою такой отряд войск в Чивита-Векхию, не говоря уже о том, что даже и при благополучной высадке, зашед в средину Италии, он будет отрезан от продовольствия и подкреплений, окружен со всех сторон и вероятно блокирован Английским флотом. Бонапарте, у которого спросили мнения, советовал прежде овладеть северною Италиею, дабы иметь возможность безопасно приблизиться к Риму и наказать его; план сей, хотя по видимому едва ли менее отважный, чем первый, придуманный Директорами, был однако же гораздо вернее, ибо Наполеон располагал итти к Риму не прежде, как обеспечив себе сообщение с Ломбардиею и с Тосканою, которыми он намеревался овладеть.

План перехода чрез Альпы и вступления в Италию, во всех отношениях согласовался с честолюбивым и самоуверенным характером Генерала, которому было поручено исполнение оного.

Это давало ему отдельную и независимую власть, равно как возможность действовать по своему собственному распоряжению и на своей ответственности; ибо соотечественник его, Салисетти, сопутствовавший ему в звании Комиссара от Правительства, повидимому не был расположен докучать ему своими советами. Он прежде покровительствовал Наполеону, а теперь был его другом. Дух юного полководца приготовился к тому, чтобы победить, или всего лишиться, как то можно заключить из слов его при прощаньи с одним приятелем. "Через три месяца," сказал он: "я буду в Милане, или в Париже," обнаруживая тем и отчаянную свою решительность успеть и убеждение свое в том, что потеря всех надежд будет для него следствием неудачи.

"Солдаты! вы голодны и голы! Республика много должна вам, но она теперь не имеет средств исполнить перед вами свои обязательства. Терпение, с которым вы переносите бедствия на сих безплодных утесах, удивительно) но оно не может доставить вам славы. Я поведу вас в страны, плодоноснейшия из всех освещаемых солнцем, Богатые области, великолепные города, честь, слава, богатство, все будет в вашей власти. Солдаты! при таких надеждах, неужели у вас недостанет храбрости и постоянства?" - Это значило показать собакам зверя в минуту спущения их со своры.

Австро-Сардинская армия, стоящая против Наполеона, была под начальством Болиё, опытного Австрийского Генерала, имеющого таланты, но семидесяти пяти-летняго и привыкшого во всю жизнь свою к прежней тактике; а потому он не мог отгадывать, предубеждать, или разрушать планы, составляемые гением, столь плодовитым, как Наполеонов.

План Бонапарте для вступления в Италию отличался от планов прежних завоевателей, которые вторгались в прекрасные страны сии чрез Альпийские хребты. Изобретательный гений его решился достигнуть той же цели, обходом южной оконечности Альп, держась для сего, как можно ближе к берегам Средиземного моря, и пройдя Генуэзския владения узким проходом, называемым Бокета, который пролегает между оконечностью гор и морем. Таким образом, он предполагал вступить в Италию по самой низменной части страны сей, которая долженствовала находиться там, где цепь Альпийская соединяется с Аппенинскою. Точка, в которой сии две высокия цепи касаются между собою, есть вершина горы Св. Иакова, выше Генуи, где Альпы, простираясь к северо-западу, восходят до Мон-Блана, своей высочайшей точки, а Аппенинския горы, идя к юго-востоку, постепенно возвышаются до Монте-Белино, высочайшей из гор хребта сего.

Для исполнения предположенного Наполеоном обхода Альп, ему было необходимо совершенно переменить позицию своей армии; и войска, занимавшия оборонительную линию от севера к югу, долженствовали занять наступательную позицию, простиравшуюся от востока к западу. Говоря об армии, как о баталионе, он свернул оную в колонну на правой стороне линии, доселе ею занимаемой. Это движение было весьма трудно произвесть в виду деятельного, превосходного числом неприятеля; и потому его не допустили исполнить оное безпрепятственно.

Едва только Больё узнал, что Французский Генерал сосредоточивает свои силы и переменяет позицию, как он поспешил прикрыть Геную, без овладения которою, или по крайней мере прилежащею к ней местностью, Наполеонов план движения вперед, с трудом мог быть выполнен. Австрийский полководец разделил армию свою на три отряда. Колли, начальствующий Сардинскою дивизиею, был поставлен на правой стороне у Севы; центральная дивизия, под предводительством Аржанто, коего главная квартира была в Сазиелло, имела приказание итти к горе, называемой Монте-Нот и к двум деревням того же имени, близь которых находилась сильная позиция у местечка, называемого Монтележино, которым Французы овладели с тем, чтобы прикрыть Фланг свой при движении своем к востоку.

мало были уважены.

Таким образом, между тем, как Французы старались войти в Италию из Сардинии по Генуэзской дороге, их походная линия была угрожаема с Фланга тремя Австро-Сардинскими армиями, сходящими с Альпийских хребтов. Но, не смотря на свои искусные распоряжения, Больё, по весьма гористому свойству земли, не имел достаточного сообщения между тремя отдельными дивизиями, которые в случае нужды не могли быть соединены в одну желаемую точку, между тем, как нижняя линия, по которой двигались Французы, дозволяла им иметь постоянное сообщение и содействие.

10 Апреля 1796 года Аржанто, с центральною дивизиею Австро-Сардинской армии, двинулся к Монте-Ноту, между тем, как Больё на левой стороне атаковал передовой отряд Французской армии, достигший до Вольгири. Генерал Сервони, предводительствовавший Французскою дивизиею, на которую направлена была атака Больё, принужденным нашелся отступить к главным силам своих соотечественников; и если бы нападение Аржанто было столь же быстро, или увенчалось бы таким же успехом, то слава Наполеона могла бы угаснуть при самом своем рождении. Но Полковник Рампон, Французский офицер, занимавший редуты близь Монтележино, остановил успехи Аржанто решительнейшим сопротивлением. Предводительствуя отрядом, состоящим не более как из лолуторы тысячи человек, которым он сообщил свою храбрость, заставя их поклясться, что они удержатся на местах своих или умрут, - он защищал редуты в продолжение 11-го числа до тех пор, пока Аржанто, которого в последствии весьма осуждали за то, что он не сделал решительных усилий для овладения оными, отступил ввечеру со своими силами, намереваясь утром возобновить атаку.

Но утром 12 числа, Австрийский Генерал был сам окружен неприятелем. Сервони, отступивший перед Больё, соединился с Ла Гарпом и оба, двинувшись к северу в ночи 11 числа, примкнули с тылу к Монтележиносским редутам, которые Рампон столь храбро защищал. Это еще было не все. Дивизии Ожеро и Массены подошли разными дорогами с фланга и с тылу к колонне Аржанто, так, что в следующее утро, вместо того, чтобы возобновить свое нападение на редуты, Австрийский Генерал был принужден позаботиться о собственном спасении посредством гибельного отступления, бросив знамена, пушки, и потеряв тысячу человек убитыми и две тысячи пленными.

Такова была Монтенотская битва, первая Наполеонова победа, где он вполне обнаружил ту Математическую верность соображений, которая во многих других важных случаях, даже когда силы его уступали в числе и по видимому занимали хуже позицию, доставляла ему возможность, чрез внезапное их соединение, разбить неприятеля, напав на него в той точке, где он считал себя наисильнейшим. Он собрал превосходную силу против Австрийского центра и разбил его, между тем как Колли, на правом шланге и сам Больё на левом, каждый с большим числом войска, даже не услыхали о сражении, пока оно было кончено и проиграно.

Больё двинулся на Вольтри, между тем как Французы от оного отошли с тем, чтобы соединиться против Аржанто. Он принужден был поспешно отступить к Дего, в долину реки Бормиды, дабы возстановить сообщение с правым крылом своей армии, состоящим большею частью из Сардинцев, и от которого он был отрезан чрез разбитие его центра.

Генерал Колли, соответствующим сему движением на правой стороне, занял Миллезимо, небольшой городок, лежащий милях в девяти от Дего, с которым он возстановил и поддержал сообщение посредством расположенной на высотах Биастро, бригады. Занимая сию сильную позицию, хотя войска его едва еще только успели сосредоточиться, Больё надеялся удержаться на этом месте, до тех пор пока, получив из Ломбардии подкрепление, он будет в состоянии поправить следствия поражения при Монтеноте. Но стоявший перед ним противник не расположен был дать ему время оправиться.

Решись сделать общую атаку на все точки Австрийской позиции, Французская армия двинулась вперед тремя отрядами на протяжении четырех миль. Ожеро, предводительствуя дивизиею, не участвовавшею в Монтенотской битве, шел на левом Фланге к Миллезимо; центр, под начальством Массены, двинулся на Дего по Бормидской долине; правое крыло, ведомое Ла Гарпом, подавалось правою стороною с тем, чтобы обойти левый фланг Больё. Ожеро первый сошелся с неприятелем. Он напал на Генерала Колли 15 Апреля. Войска его, соревнуя славе, приобретенной их товарищами, показали большую храбрость, кинулись на передовые посты Австрийской армии при Миллезимо, взяли и удержали за собою проход, ее защищающий, и отрезали от Сардинской армии двух - тысячный корпус, под начальством Австрийского Генерала Проверы, который занимал отдельную высоту, называемую Коссария, и прикрывавшую левую оконечность позиции Генерала Колли. Но Австрийцы показали упорнейшее мужество. Окруженные неприятелем, они отступили в разрушенный замок Коссарию, венчающий высоту сию, и расположились защищаться до последней крайности; тем более, что видя с башен своего укрепленного замка Сардинския войска, от которых они были отрезаны, они надеялись, продержавшись до следующого дня, быть оными освобождены.

Бонапарте сам туда отправился, и видя необходимость вытеснить неприятеля из столь крепкого места, приказал сделать к замку три приступа, один после другого. Жубер, предводительствуя одною из атакующих колонн, действительно с шестью или семью другими офицерами вошел в наружные укрепления, но был ранен в голову. Генерал Балан и Генерал-Адъютант Кенень пали оба перед колоннами, ими ведомыми; и Бонапарте был принужден оставить упорному Провере владение замка на ночь. Утро 14-го числа представило перемену зрелища. Удовольствовавшись обложением замка Коссарии, Бонапарте вступил в бой с Генералом Колли, усиливавшимся его освободить; но все покушения его были тщетны. Он был разбит и отрезан от Больё; почему отступил как мог к Севе, предоставя судьбе храброго Генерала Проверу, который принужден был сдашься на волю победителя.

с переду и с Фланга деревню Дего, занятую Главнокомандующим Австрийскою армиею. Первое нападение было весьма удачно - высоты Биастро заняты и Пиемонтцы опрокинуты. Нападение на Дего увенчалось таким же успехом, хотя после упорнейшей борьбы. Больё нашелся принужденным отступить, и был совершенно отрезан от Сардинцев, которые до сих пор совокупно с ним действовали. Защитники Италии отступили тогда по разным направлениям: Колли двинулся к западу на Севу, между тем, как Больё, преследуемый по пятам, удалился к Акки.

На другое утро, последовавшее за сею победою, она едва не была исторгнута из рук одержавших оную. Свежая дивизия Австрийцев, вышедшая из Вольтри после других и двинувшаяся для соединения с Главнокомандующим, столкнулась с неприятелем, овладевшим позициею, которую занимал Болиё. Она подошла к Дего, заблудившись, и Австрийцы очень удивились нашед сию деревню в руках Французов. Решась однако же тотчас действовать наступательно, они внезапным нападением выгнали неприятеля, и вновь водрузили в деревне Австрийские орлы. Это неожиданное появление произвело сильную тревогу; ибо Французы не могли постичь причины атаки с точки, противоположной той, куда отступил неприятель, и не быв о том извещены своими передовыми отрядами из Акки.

Бонапарте поспешно двинулся к сей деревне" Австрийцы отразили два нападения; при третьем. Генерал Ланюсс, убитый после в Египте, надел шляпу на конец своей шпаги и сделав приступ, вошел в деревню. Лапп, в последствии Герцог Монтебелло, также при этом случае отличился мужеством и воинскими талантами, и был представлен Наполеоном Директории к повышению. В этом сражении при Дего., чаще называемом Миллезимосским, Австро-Сардинская армия потеряла от пяти до шести тысяч человек, тридцать пушек и большую часть своего обоза. Сверх того Австрийцы были отрезаны от Сардинцев, и оба Генерала начали показывать не одно только то, что силы их были разделены, но что они и действуют по различным побуждениям, Сардинцы желали защитить Турин, между тем, как движения Больё, казалось, имели целью предупредить вступление Французов в Миланския владения.

Оставя достаточный отряд на Бормиде, для удержания Больё, Бонапарте обратил свои силы против Колли, который, будучи опрокинут и без надежд на подкрепление, оставил свою оборонительную линию при Севе и отступил к Танаро.

Наполеон, между тем, учредил свою главную квартиру в Севе и наслаждался с высот Монтеземотских роскошными видами плодоносных полей Пиемонта, которые лежали на неизмеримое пространство у ног его, будучи орошаемы реками По, Танаро и тысячью других источников, ниспадающих с Альпов.

по необозримое пространство утесов и неприступных гор, увенчанных снегом и льдами, и по видимому самою природою предназначенных служишь оградою благословенным странам, простирающимся от подножия их к востоку. Можно себе представить удовольствие вождя, преодолевшого столь страшные препятствия таким необычайным путем. Он сказал собравшимся вокруг него офицерам, которые удивлялись этому великолепному зрелищу: - "Аннибал взял Альпы приступом, а мы обошли их."

Оробевшее войско Генерала Колли было атаковано при его отступлении, в двух точках двумя корпусами Наполеоновой армии, под начальством Массены и Серюрье. Последний был с уроном отражен Сардинским Генералом; но когда подоспел Массена, обогнувший между тем левый фланг его, то они так стеснили его с двух сторон, что положение его сделалось почти отчаянным. Пиемонтская кавалерия усиливалась возобновить сражение. Сначала она опрокинула было Французскую, и Генерал Стренжель, начальствовавший последнею, был убит, стараясь привести ее в порядок.

Но отчаянная храбрость Мюрата, которому, может статься, не было подобного вождя в кавалерийском деле, переменила судьбу битвы; и конница Генерала Колли принужденною нашлась произвести вместе с пехотою гибельное отступление. Поражение было решительно; и Сардинцы, потеряв лучшия свои войска, пушки и обоз, будучи отрезаны от союзников своих, Австрийцев, и подвергаясь опасности совершенного истребления от соединенных Французских сил, потеряли всякую надежду защитить Турин. Бонапарте же, пользуясь своею победою, завладел местечком Хераско, лежащим в десяти милях от столицы Пиемонта.

Так Фортуна, в продолжение много что одного месяца, сделала своего любимца полным господином дороги в Италию, предмета его желаний, отдав ему во власть горные проходы, атакованные и взятые с таким великим воинским искуством. Он уже выиграл три сражения против превосходных сил; нанес неприятелю урон двадцати пяти тысяч человек убитыми, ранеными и пленными; взял восемь пушек и двадцать одно знамя; принудил к бездействию Австрийскую армию; почти совершенно истребил Сардинскую, и учредил свободное сообщение с Фракциею чрез восточную часть Альп, равно как с Италиею, которая лежала перед ним, как будто бы приглашая его ко вступлению.

Но не одними только этими лаврами долженствовал заключиться первый Наполеонов поход, когда ему теперь представлялось столь много удобств для одержания новых и важнейших побед, могших иметь более блистательные последствия. Глава Королевско-Савойского Дома, если не одного из могущественнейших, то по крайней мере из знаменитейших в Европе, долженствовал к несчастно на себе испытать, что он встретился с Человеком Судьбы, как его в последствии величали, и пользовавшимся несколько времени неограниченным самовластием.

средств спасти свою столицу, ни даже своего существования на твердой земле, кроме совершенной покорности воле победителя.

Надобно вспомнить, что Виктор Амадей Третий был потомок героев, которые по местному положению их земель, составлявших сильную неутральную область между Фракциею и Итальянскими владениями Австрии, часто играли в общих делах Европы роль, гораздо важнее той, которая могла принадлежать им по их званию второстепенных владельцев. Заменяя малосилие свое храбростью и талантами, они прославились как в воинском деде, так и в политике; а теперь Пиемонту пришлось пасть к стопам неприятеля, слабейшого против него в силах. Кроме воспоминаний Короля о прежней славе земли его, настоящее положение его делалось еще унизительнее по его семейственным отношениям. Виктор Амадей был тесть Лудовика XVIII и Графа д'Артуа (бывшого в последствии Королем Французским). Он принял своих зятей ко Двору своему в Турине; доставил им средства собрать несколько войска из дворян эмигрантов, и всеми силами, часто с успехом сопротивлялся козням и оружию Французских Республиканцев.

А теперь Государь сей, такого происхождения, с таким родством и с таким образом мыслей, был принужден умолять о мире, на каких угодно условиях, Французского Генерала, имеющого от роду двадцать шесть лет, и который несколько месяцев тому назад готов был итти в службу к Турецкому Султану!

При таких бедственных обстоятельствах, Король Сардинский просил перемирия, но не иначе мог купить его, как отдав Французам две из своих важнейших крепостей, считаемых ключами Альп Кони и Тортону, которые столь долго были во власти его предков и признав тем, что он отдается на волю победителя. Перемирие было заключено в Хераско, но Король послал уполномоченных в Париж для переговоров с Директориею об окончательных условиях мира. Оне были таковы, какие победитель дает побежденному.

Кроме уступленных уже крепостей, Король Сардинский принужденным нашелся отдать Французам еще пять, весьма важных. Дорога из Франции в Италию долженствовала навсегда быть открытою для Французских армий; и отдачею вышеупомянутых крепостей, Король потерял всякую возможность препятствовать их успехам. Он должен был прервать все сношения и связи с союзными Державами, воюющими с Франциею, и обязывался не держать при своем Дворе или у себя в службе никого из Французских эмигрантов или из их родственников; даже для двух родных его дочерей не было сделано исключения. Словом сказать, покорность была совершенна. Виктор Амадей весьма противился подписанию сего договора, и не долго оный пережил. Сын его наследовал ему в имени Короля Пиемонтского; но крепости и проходы, делавшие его довольно важным Государем, кроме Турина и еще нескольких малозначущих мест, были все отданы ее власть Французов.

совершенства. В предприятиях его никогда не было ни малейшей несообразности: все оне исполнялись по его предначертаниям с наивеличайшим успехом. Не так поступают те, которые неожиданно, чрез счастие или чрез храбрость войск своих, одерживают победы. Когда случай благоприятствует таким вождям, то они почти столько же затрудняются своим успехом, как и при поражении. Но Бонапарте, который чрез прозорливость свою предвидел последствия всякого деда, был всегда готов воспользоваться выгодами, могущими от оного произойти.

Донесения его Директории были в это время более скромны, просты, и следовательно более дельны, нем напыщенный, иносказательный слог, который он после употреблял в своих билютенях. Может быть, что он тогда не имел еще о себе столь высокого мнения, чтобы дозволить себе употреблять те витиеватые преувеличения и натянутые метафоры, которым он в последствии, кажется отдал предпочтение. Заметим также, что юный Победитель, к чести его, всегда заботился об исходатайствовании наград и повышений офицерам, того достойным. Он почти во всех своих донесениях настаивал о производстве своих сподвижников, поступая в этом, не только справедливо и великодушно, но и с большою политикою. Если представления его утверждались у то Генерал получал признательность; если же ему отказывали, то его благодарили по крайней мере за добрую волю, а огорчение за отказ падало на Правительство.

Если сам Бонапарте говорил просто и скромно о своих собственных подвигах, то напыщенность, которой он избегал, была ему щедро уделяема в Совете оратором, по имени Доберменилем, который призывал всех поэтов, начиная с Тирцея и Оссиана до автора Марсельских гимнов, всех живописцев от Апеллеса до Давида, всех музыкантов от Opфея до сочинителя Прощальной Песни, воспевать, живописать и прославлять музыкою великие подвиги вождя Италиянской армии.

его монетах. На задней стороне. Победа, держа пальмовую ветвь, лавровый венок и обнаженный меч, представлена летящею над Альпами. Мы упоминаем об этой медали, как о первой из великолепного собрания оных, напоминающого победы и доблести Наполеона и нарисованного Деноном, в дань уважения к гению его покровителя.