Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов.
Часть четвертая.
Глава X

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов. Часть четвертая. Глава X (старая орфография)

Глава X.

Вильфрид, после первых минут удивления, спросил у Великого Магистра, как у имеющого право произнесши суд о поединке, так ли он исполнил свою обязанность, как должно благородному Рыцарю?

"Я ни чем не могу вас упрекать. - ответствовал Великий Магистр - Я объявляю девицу невинною в том, за что она была осуждена; она свободна и и может удалиться. Вооружение и тело побежденного Рыцаря остаются в распоряжении победителя."

"Я не возьму его вооружения - отвечал Вильфрид и не хочу обезчестить его тела. Он сражался за Христианство в Палестине, и сегодня поражен десницею Всевышняго, а не рукою человеческою; но погребение его должно быть без церемонии, как Рыцаря, лишившагося жизни на суде Божием..... Что жь касается до этой девицы...."

Тут он был остановлен шумом, обратившим общее внимание, происшедшим от прискакавших на поприще в большом количестве конных воинов, и узнал в предводителе их Короля Ричарда, который имел на себе то же черное вооружение, и был последуем отрядом воинов и множеством Рыцарей, вооруженных с головы до ног.

"Я опоздал. - сказал он, посмотрев вокруг себя - Мне бы должно было наказать Бриана, я предоставлял это себе.... Как ты вздумал, Вильфрид, предпринимать подобный подвиг в то время, когда еще едва можешь выдержать тяжесть лат своих?"

"Само Небо - отвечал Вильфрид - наказало этого надменного человека."

"Да успокоится душа его, - сказал Ричард, взглянув на тело, распростертое на поприще - он был храбрый Рыцарь и умер как должно храброму Рыцарю, покрытый своими латами.... Но нам некогда терять времени... Богун, исполняйте вашу должность." После сих слов, один из Рыцарей, составлявших свиту Короля, выехал вперед, приближился к Командору Алберту Мальвуазину и, положив руку на его плечо, сказал: "Алберт Мальвуазин, я вас задерживаю, как виновного в измене против Короля."

Великий Магистр, удивленный приездом стольких вооруженных людей на поприще, стоял как окаменелый; но увидев поступок Богуна, вскричал: "Кто этот дерзновенный, который, осмеливается задерживать Рыцаря Храма в собственном его командорстве и в присутствии его Великого Магистра? Кто дозволяет себе эту дерзость?"

"Я, - отвечал Рыцарь - я, Генрих Богун, Граф Ессекс, Великий Конетабль Английский."

"И делает это - сказал Король, подняв забрало своего шлема - по повелению Ричарда Плантагенета, здесь предстоящого Конрад Монтфишет, счастлив ты, что не родился моим подданным.... Ты же, Алберт Мальвуазин, готовься и с братом твоим Филиппом, прежде осми дней, к смерти."

"Я воспротивлюсь исполнению этого приговора." Сказал Великий Магистр.

"Это не возможно, надменный Рыцарь Храма! - отвечал Король - Взгляни на свой замок Темплестов: мое королевское знамя уже развевается на его башнях вместо знамени вашего Ордена. Будь благоразумен, Бомануар, и не подвергайся опасности, предпринимая невозможное."

"Я на вас принесу жалобу в Риме и объясню, что вы поступили против прав и преимуществ нашего Ордена."

"Хорошо. Но теперь, для собственной своей пользы, не говорите мне более об этом; кончите ваше заседание и удалитесь в какое-нибудь другое командорство, ежели найдется такое, которое не служит вертепом изменников и заговорщиков против Английского Короля и против общого спокойствия; здесь же вы можете остаться только, как гость Ричарда и как свидетель его правосудия."

"Быть гостем там, где я имею право повелевать. - сказал Бомануар - Никогда Капелан, возгласите псалом; Рыцари, кандидаты, оруженосцы, готовьтесь следовать за знаменем Бозеаном."

Великий Магистр произнес эти слова с величием, приличным более повелителю Англии, нежели ему, и ободрил тем собравшихся вокруг его, удивленных и устрашенных Рыцарей.

Они, сошед с поприща, сели на копей, и, казалось, ожидали только знака от Великого Магистра для вступления в сражение. Толпа народа, громко укорявшая их, увидев их в этом положении, отступила назад, и Граф Ессекс поскакал к своим воинам и построил их в оборонительный порядок. Но Ричард, напротив, подъехал один к Рыцарям Храма, как бы искав опасности, и закричал им: "Рыцари! между столькими храбрыми людьми, неужели не выищется ни одного, который бы захотел сразиться с Ричардом? Ваши красавицы должны очень много загореть от солнца, ежели нет из них ни одной, заслуживающей поединка в честь её красоты."

"Рыцари Храма - отвечал Великий Магистр, выехав из ряду и подъехав к Ричарду - не сражаются по ничтожным причинам; ни один из них не вступит с вами в бой и, ежели на нас никто не нападет, то мы удалимся, также ни на кого не нападая."

Бомануар, сказав это и не дожидаясь ответа, дал знак к отъезду. Трубы заиграли и Рыцари тихо поехали за Великим Магистром, как бы желая доказать, что удаляются не из робости, но повинуясь единственно его повелению.

"Поистинне, - сказал Ричард - очень жаль, что эти Рыцари не столь же верны, как храбры и искусны в в военном деле,"

миновалась. Наконец, голос Исаака привел ее в себя.

"Пойдем, любезная дочь моя, возвращенное мне сокровище. Пойдем, бросимся к ногам этого достойного Рыцаря." "Нет! - отвечала Ревекка - нет! я не осмелюсь говорить с ним в эту минуту. Увы! я, может быть, ему скажу более.... Нет! нет! батюшка! удалимся немедленно от этого пагубного места."

"Как возможно, дочь моя, - отвечал Исаак - оставить таким образом того, который явился с копьем и мечем, подвергая опасности жизнь свою, изкупить тебя из оков? тебя, девицу чуждого ему поколения! Сделанное им благодеяние обязывает нас изъявить ему нашу благодарность."

"Да накажет меня Бог, - отвечала Ревекка - ежели я не в полной мере чувствую Цену его благодеяния. Он получит изъявление моей благодарности, благодарности сердечной, но не теперь; ежели Ревекка вам мила, то сделайте милость, не теперь."

"Но, - сказал Исаак с досадою - нас сочтут неблагодарными скотами."

"Да вы видите, батюшка, что он занят с Королем Ричардом, и что...

"Правда, правда, милая Ревекка; ты всегда умно разсуждаешь. Поедем, поедем немедленно. Король возвратился из Палестины; говорят, что он только что избавился от заточения, следовательно должен иметь Надобность в деньгах, и ежели ему будет нужен предлог для потребования их от меня, то без труда найдет его в сношениях моих с Принцом Иоанном: не благоразумно бы было мне ему показаться. Поедем, дочь моя, поедем."

И таким образом, торопя в свою очередь Ревекку, он отправился с нею к Раввину Нафану Бен-Самуилу.

Положение, в котором в этот день находилась Иудеянка, было главным предметом общого внимания; совсем тем, никто не заметил её отъезда, потому что в это время все умы заняты были Черным Рыцарем, и воздух не преставал оглашаться восклицаниями: "Да здравствует Ричард Львиное Сердце! Да погибнут притеснители, Рыцари Храма!"

"Не смотря на все это, - сказал Вильфрид, Графу Ессекс - Король очень благоразумно поступил, окружив себя многочисленною свитою."

Граф покачал головою. "Вы столько его знаете, - сказал он - что конечно не можете полагать, чтоб он сам принял эту предосторожность. Я шел к Иорку, узнав, что Иоанн собирает там своих сообщников, и на пути встретил Ричарда, скачущого сюда в виде истинного странствующого Рыцаря, намеревающагося силою руки своей кончить приключение Иудеянки и Бриана Буа-Гильберта; и я последовал за ним со всем моим отрядом, почти против его воли."

"А что слышно об Иорке, Граф? Бунтовщики ожидают ли нас?"

"Не более, как Декабрский снег ожидает Июльского солнца; но знаете ли, кто известил нас об том, что они уже разсеялись? Сам Иоанн."

"Король велел ли его задержат?" "Он встретил его очень ласково, но заметив наши чувства, сказал ему: "Любезный брат, я бы советовал вам отправиться к нашей матери. Засвидетельствуйте ей мое почтение, и останьтесь при ней до времени." Поспешим в замок, Ричард хочет показать пример над некоторыми заговорщиками."

Из манускрипта, которым мы руководствуемся, видно, что Маврикий Браси с своим вольным войском переправился на твердую землю и вошел в Службу к Филиппу, Французскому Королю; что Филипп Мальвуазин и брат его Алберт, Командор Темплестовский, были казнены и получили тем достойное возмездие за свои притеснения и жестокости.

Цедрик Саксонец потребован был ко двору Ричарда, имевшого пребывание в Иорке, и занимавшагося возстановлением спокойствия и порядка в соседственных графствах. Гордому Саксонцу не нравилось приглашение, но он повиновался.

Возвращение Ричарда истребило его надежды возстановить династию Саксонских Королей, и он удостоверился в невозможности соединить Саксонцев посредством супружества Ательстана с Ровеною, которая никогда не соглашалась на оное. Совсем тем, еще решился сделать последнее нападение на

Ательстана, но нашел эту ожившую отрасль Саксонской династии занятою, подобно нашим деревенским дворянам, сельскими предметами и войною против дичи. Цедрик решился выговорить имя Лэди Ровены, но Ательстан, взяв кубок и наполнив оный, сказал ему, что пьет за здоровье прелестной Саксонки, желая ей скорого соединения с Вильфридом.

Природное упрямство Цедрика не могло устоять против таких препятствий, и совершенно истребилось от ласковости его питомицы и от чувствуемой, почти против воли, гордости, внушаемой военною славою его сына. Наконец, мысль о чести, доставляемой ему союзом с родом Алфреда, и внимание, оказываемое Ричардом, довели Цедрика до того, что он, прежде истечения осми дней пребывания своего при его дворе, согласился на брак своей питомицы с Вильфридом, который и был совершен в соборной Иоркской церкви, в присутствии самого Короля.

Оказанное в этом случае и во многих других Ричардом внимание к своим подданным Саксонцам, до того времени угнетаемым и унижаемым, обнадежило их в его справедливости и безпристрастии.

украшенную серебреными колокольчиками. Гурт и Вамба, разделявшие прежде опасности и несчастия Вильфрида, остались при нем участниками в его благополучии.

Брачная церемония Вильфрида, торжествована была со всем великолепием, допускаемым Римскокатолическою церковию. Знатнейшие Саксонцы и Норманцы приглашены были на праздники, последовавшие за бракосочетанием и соделавшиеся залогом примирения и согласия обоих поколений, в последствии столь тесно соединившихся, что не осталось никаких признаков их различия. Цедрик довольно прожил, чтоб видеть оба народа входящими в близкия между собою сношения и составляющими взаимные между собою связи, Норманцы делались менее надменными, а Саксонцы становились просвещеннее.

Дворе начали говорить новым языком, называющимся ныне Английским.

"Наутро, после совершения брака Лэди Ровены с Вильфридом, Эльгита доложила ей, что какая-то девица желает говорить с нею наедине. Лэди Ровена удивилась и сначала несколько поколебалась, но, уступая любопытству, приказала Ельгите позвать незнакомку и всем вытти.

Женщина, введенная Ельгитою, вошла с почтительным видом, но без робости и унижения; лице её было закрыто большим белым покрывалом. Лэди Ровена встала и просила ее сесть; но незнакомка, прежде всего, изъявила вновь желание говоришь без свидетелей, и Ельгита должна была выпили, как ни было ей это неприятно. Незнакомка, к великому удивлению Лэди Ровены, преклонила пред нею колено и, не смотря на её сопротивление, поклонилась до земли и поцеловала полу её платья.

"Что это значит? - сказала Лэди Ровена - Что заставляет вас изъявлять мне такое почтение?

"Я это делаю потому, что одним вам, достойная супруга Вильфрида Ивангое! - отвечала Ревекка, вставая и приняв свой обыкновенный величественный и спокойный вид - могу я законным образом и не упрекая себя изъявить чувства моей благодарности к Вильфриду Ивангое. Я, извините смелость мою, я несчастная Иудеянка, за которую супруг ваш подвергал опасности свою жизнь на поприще Темплестовском."

"В этот достопамятный день - отвечала ЛадиРовена - Вильфрид только заплатил долг благодарности, которою он обязан за оказанную вами ему благодетельную помощь. Скажите, не можем ли мы вам еще быть в чем полезными?"

"Нет. - отвечала спокойно Ревекка - Вся просьба моя состоит в том, чтоб вы сказали ему о моей благодарности и о том, что я с ним прощаюсь."

"Разве вы оставляете Англию?" Спросила Лэди Ровена, едва опомнившись от удивления.

"Да, почтеннейшая Ровена! сегодня глаза мои уже не увидят заходящого солнца в вашем государстве. Отец мой имеет брата, покровительствуемого Магометом Боабдилом, Королем Гренадским; мы поедем к нему."

"Неужели вы не надеетесь найти здесь покровительства и безопасности? Вильфрид пользуется милостию Короля, а Ричард также справедлив, как и великодушен."

"Я в этом и не сомневаюсь, почтеннейшая Ровена! но народ в Англии горд, склонен к ссорам и безпокойствам; здесь всегда готовы приняться за оружие один против другого. Такая страна не может представлять верного убежища детям Израиля."

"Но вам нечего опасаться в Англии; Саксонцы и Норманцы равно уважат девицу, оказавшую такия пособия Вильфриду Ивангое."

"Слова ваши увлекательны, но я уже решилась. Бездна разделяет нас. Простите; но у меня еще есть к вам просьба- дозвольте мне увидеть красоту вашу, поднимите ваше покрывало."

"Красота моя не стоит этого; - сказала Лэди Ровена - но я исполню ваше требование, только с тем условием, чтоб и вы то же сделали."

Оне обе открыли свои покрывала, и Лэди Ровена, от стыдливости, или от уверенности в своих прелестях, почувствовала, что лицо её покрылось живым румянцем. Ревекка также покраснела, но на одно мгновение, и румянец её немедленно исчез, подобно пурпуру, украшающему мгновенно облака при захождении солнца.

"Почтеннейшая Ровена! - сказала Ревекка - Черты лица, которые вы мне дозволили увидеть, останутся впечатленными в душе моей; оне изображают красоту и благость; и я благодарю Бога, что угодно было Ему соединить моего достойного благодетеля с... "

Голос ей изменил и слезы полились из глаз её; она спешила их отерети, и на вопрос Лэди Ровены, не дурно ли ей, отвечала: "Нет! Я не могу вспомнить о Торквильстоне и о Темплестове, не растрогаясь. Простите мне это. Теперь остается у меня последняя к вам просьба: удостойте принять эту коробочку и не погнушайтесь носить заключающияся в ней вещи."

Сказав это, она подала ей маленькую костяную коробочку, оправленную серебром. Лэди Ровена, открыв оную, увидела драгоценные брилиантовые ожерелье и серги.

"Это не возможно! - сказала Лэди Ровена - Я не могу принять столь дорогого подарка."

"Примите его, почтеннейшая Ровена! - сказала Ревекка - Вы имеете уделом знатность и могущество, мы же обладаем одним богатством, которое есть источник и силы и слабости нашей. Ежели бы эти малозначущия вещи и вдесятеро были дороже, цена их ничтожна для вас, а еще ничтожнее для меня, я подобных не буду более носить."

"Разве вы несчастны? - сказала Лэди Ровена, пораженная голосом, которым Ревекка выговорила последния слова - Останьтесь с нами, вы будете моею сестрою."

"Нет, это не возможно; - отвечала с задумчивостию Ревекка - но я не буду несчастною: Тот, Которому посвящу впредь жизнь мою, утешит меня, ежели буду исполнять Его волю."

"Разве ваш народ имеет монастыри?"

"Нет, почтеннейшая Ровена! Но, со времен Авраама, в нашем народе находятся благочестивые жены, возвышающия все свои помышления к Небу и делающия обет помогать страждущему человечеству, излечать больных, утешать огорченных, наделять неимущих. Ревекка будет находиться между ними. Скажите это вашему благородному супругу, ежели он захочет знать о участи той девицы, которой спас жизнь." Ревекка выговорила это дрожащим и нежным голосом, который, может быть, более объяснил, нежели она желала.

"Простите, да пребудет с вами благословение Божие!" Прибавила она, и удалилась, оставив Лэди Ровену в удивлении.

Лэди Ровена рассказала Вильфриду об этом необыкновенном разговоре, который сильно на него подействовал.

Между тем, спрашивать, не вспоминал ли Вильфрид, о прелестях Ревекки и об оказанных ими взаимно услугах, чаще, нежели бы могла желать прелестная родственница Альфреда, значило бы, слишком далеко простирать любопытство.

близь Лиможа.

С жизнию великодушного, но слишком неустрашимого и наполненного романическими понятиями, Ричарда, уничтожились все его честолюбивые предположения, и Вильфрид Ивангое, оставив Двор и поприще почестей, удалился в свои поместья и наслаждался с Лэди Ровеною счастием, доставляемым любовию и добродетелью.

Конец 4-й и последней части.