Кентень Дюрвард, или Шотландец при дворе Людовика XI.
Часть третья.
Глава восьмнадцатая. Хиромантия

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Кентень Дюрвард, или Шотландец при дворе Людовика XI. Часть третья. Глава восьмнадцатая. Хиромантия (старая орфография)

КЕНТЕНЬ ДЮРВАРД,
или
ШОТЛАНДЕЦ ПРИ ДВОР ЛЮДОВИКА XI.

ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН

Сира Вальтера Скотта.

ПЕРЕВОД
А. И. Писарева.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

МОСКВА.
В Типографии Императорского Московского Театра, 1827 года.
У Содержателя А. Похорского.

Печатать позволяется

с тем, чтобы по напечатании, до выпуска в продажу, представлены были в Цензурный Комитет один екземпляр сей книги для Цензурного Комитета, другой для Департамента Народного Просвещения, два екземпляра для Императорской Публичной Библиотеки и один для Императорской Академии Наук. Москва, 1826 года, Августа 16 дня. Сию рукопись разсматривал Екстра-Ординарный Профессор Надворный Советник Дмитрий Перевощиков.

ГЛАВА ОСЬМНАДЦАТАЯ.
Хиромантия.

Едва стало светать, Дюрвард, вышед из своей келейки, разбудил спящих конюших и с большим вниманием, чем когда либо, позаботился о всех приготовлениях к отъезду. Он сам осмотрел в хорошем ли состоянии узды, удила и вся сбруя лошадей; поверил исправно ли оне подкованы, чтобы не случилось чего нибудь неважного по себе, по могущого замедлить шествие странников. Также велел при себе дать лошадям овса, дабы увериться, что оне могут в случае необходимости выдержать хороший, или даже принужденный переезд.

Возвратясь в свою комнату, он вооружился с особенным старанием и препоясал мечь, как человек, предвидящий близкую опасность и твердо решившийся презирать се.

Ете великодушные чувства придали ему гордую осанку и важный вид, которого Графини Круа еще в нем не замечали, хотя с удовольствием и участием видели приятность и простосердечие в его речах и обращении, и соединение природного ума с простотою воспитания. Он сказал им, что должно ехать ранее обыкновенного и потому оне позавтракавши оставили монастырь, изъявив благодарность свою за полученное гостеприимство приношениями олтарю, более приличными их настоящему, нежели подложному званию. Ета щедрость не возбудила однакож никакого подозрения: их почитали за Англичанок, а ети островитяне еще и в то время славились богатством.

Настоятель благословил их, когда оне садились на коней и поздравил Кентеня с отсутствием окаянного проводника его. - Ибо, присовокупил этот почтенный человек, лучше, споткнуться в пути, чем быть поддержану рукою вора, или разбойника.

Дюрвард не совсем был согласен с етим мнением; хотя он знал, что Цыган опасен, но считал возможным воспользоваться его услугами и в тоже время, зная его предательския намерения, помешать им. Но его безпокойство об этом не долго продолжалось, ибо маленькой отряд не успел отъехать трех сот шагов от деревни, как он увидел Гайраддина, по обыкновению сидящого на своей лошадке. Дорога шла берегом того самого ручья, у которого Кентень подслушал таинственное совещание прошедшей ночи; и вскоре по проезде Цыгана они поравнялись с ивою, которая доставила Кентеню способ невидимо узнать разговор коварного проводника с копейщиком.

Воспоминания; возбужденные етим местом в уме Кентеня, заставили его грубо заговорить с Цыганом, которому до тех пор он почти не сказал ни слова.

-- Где ты почесал нынче, окаянный бездельник?

-- Стог сена, возразил Дюрвард, постель весьма приличная Астрологу и даже слишком хорошая для идолопоклонника, дерзнувшого оскорблять Святую Веру нашу и её служителей.

-- Мой Клеппер был ею довольнее, нежели я, сказал Гайраддин поглаживая шею своей лошади; она дала ему и приют и пищу. Старики и его прогнали за ворота, как будто опасаясь и лошади умного человека. К счастию Клеппер знает мой свист и ходит за мною, как собака, иначе мы никак бы не свиделись, да и ты мог бы также посвистывать в ожидании провожатого.

-- Я тебе не раз советовал, сказал Кентень, бросив на него строгой взгляд, удерживать дерзской язык, когда находишься к обществе честных людей, чего, я думаю, до сих пор с тобой и не случалось; и клянусь, что еслиб я полагал, что ты такой же неверной проводник, как окаянный богохульник, то мой Шотландский кн ткал немедленно бы познакомился с изуверским сердцем твоим; хотя бы я этим и унизил себя на степень мясника, который режет свиней.

Не потупляя глаз от проницательного взора Кентеня и ни мало не переменяя насмешливого равнодушия, с которым всегда говорил, Цыган отвечал: - Вепрь близкой родня свинье, а многие находят почести, удовольствие и поживу, убивая его.

Удивленный уверенностию и смелостию етого человека, и опасаясь, что ему известно кое что о его жизни и чувствах, о которых не желал с ним беседовать, Кентень внезапно прервал разговор, в коем не получил никакой выгоды над Moграбином и возвратился к обыкновенному своему месту, подле двух дам.

Мы уже заметили, что между ими началась какая-то короткость. Графиня Амелина, совершенно уверившись в благородстве его происхождения, обращалась с ним, как с равным и любимцем; и хотя племянница, её не так ясно показывала свое уважение к нему, однакожь не смотря на её скромность и застенчивость, Кентень был почти уверен, что его беседа и разговоры ей несколько приятны.

Ничто так не возбуждает веселости: в молодых людях, как уверенность, что она нравится. И потому Кентень во все путешествие пользовался всеми своими средствами для развеселения прекрасной Графини, то забавными разговорами, то напевая ей песни своей родины на своем языке, иногда рассказывая предания отечественные; усилия его переводить их на Французский язык, которого не знал еще совершенно, часто давали повод к маленьким ошибкам, которые были забавнее самого повествования. Но в ето утро предавшись безпокойным мыслям своим, он ехал подле Графинь Круа, не стараясь но обыкновению развеселить их и его молчание показалось; им странным.

-- Наш молодой воин видел волка, сказала Графиня Амелина, намекая на старинное поверье, и ета встреча лишила его языка.

-- Справедливее было бы сказать, что я оследил лисицу, подумал Кентень про себя.

-- Не больны ли вы; господин Кентень, спросила Графиня Изабелла с участием, которое невольно заставило ее покраснеть; ибо она чувствовала, что зашла далее, чем позволяло разстояние, их отделяющее.

-- Он провел ночь за столом с добрыми братиями, сказала Графиня Амелина. Шотландцы похожи на Немцев, которые так истощают свою веселость над Рейнвейном, что вечером являются в танцы с нетвердыми ногами; а на завтра поутру в общество дам с больною головою.

-- Я не заслуживаю таких упреков, Милостивые Государыни, отвечал Дюрвард. Добрые братии почти всю ночь провели в церкви; а я едва выпил рюмку их худшого вина.

-- Может быть ета умеренность и лишила его веселости. Полноте, Господин Кентень, утешьтесь; если мы когда нибудь вместе будем в древнем замке моем Бракемоне, то хотя бы мне самой должно быть вашим Шенком, я все поднесла бы вам сама рюмку отличного вина, гораздо лучше славного Гохгенмского, или Иоганнисборгского.

-- Стакан воды из ваших рук... сказал Кентень; но не мог докончить, и Изабелла продолжала говорить, как будто совсем не примечая нежности, с которою произнес он притяжательное местонмение.

-- Ето вино, сказала она, поставлено в погреба Бракемонские прадедом моим Рейн-Графом Готфридом.

-- Который получил руку её прабабки, сказала перебивая Графиня Амелина, за то, что вел себя мужественнее всех сынов Рыцарства, на большом Страсбургском турнире, где десять Рыцарей лишились жизни на поприще. Но ето время прошло. Нынче никто уже не хочет подвергаться опасностям для обретения чести, или защищения красоты.

Она сказала ето также, как увядающая красавица нашего времени жалуется на недостаток учтивости своего века. Кентень отвечал, что не пропал еще дух Рыцарства, который она по видимому почитает угаснувшим, и что еслиб он исчез с лица всей земли, то отыскался бы еще в сердце Шотландских дворян.

-- Слышите! вскричала Графиня Амелина; он хочет нас уверить, что в холодной и безплодной земле его сохраняется еще етот благородный пламень, угасший во Франции и в Германии! Бедный молодой человек похож на горных Швейцарцев, которые не знают ни чего лучше ужасной земли своей: он скоро заговорит нам о Шотландских виноградниках и масличных деревьях.

-- Нет, сударыня, отвечал Дюрвард; о вине и масле наших гор я могу сказать только, что наш мечь умеет брат с богатых соседей дани етеми роскошными произведениями. Но что касается до безпорочной верности-и безупречной чести Шотландии, я принужден теперь испытать нашу к ним доверенность; хотя смиренный искатель её ничего более не можешь дать нам залогом вашей безопасности.

-- Вы говорите таинственно, сказала Графиня Амелина, стало знаете, что нам нынче угрожаешь какая-нибудь опасность.

-- Я с час уже видела ето по его глазам! вскричала Изабелла, всплеснув руками. Пресвятая Богородица! Что будет с нами?

-- Вам ввериться! отвечала Графиня Амелина; без сомнения. Но к чему стоить вопрос? и как велика должна быть ета доверенность?

-- А я, сказала Изабелла, даю нам ее сполна и без ограничения; и если вы, Кентень, можете обмануть нас; то я подумаю, что на небе только есть искренность.

-- Милостивая государыня, отвечал Кентень вне себя от удовольствия, вы только отдаете мне справедливость. Я намерен переменить путь и ехать до Литтиха правым берегом Мааса, не переезжая его в Намуре. Ето будет отступление от приказаний, данных мне Королем Людовиком, и от наставлении, полученных нашим проводником. Но мне сказывали в монастырь, из которого мы выехали, что видели бродяг на правом берегу стой реки и что Герцог Бургундский выслал войска для усмирения их. Ети два обстоятельства заставляют меня бояться за вашу безопасность. Даете ли вы мне позволение переменить путь наш?

-- Мое полное и совершенное позволение, отвечала Графина Изабелла.

-- Я думаю также как ты, племянница, сказала ей тетка, что молодой человек имеет хорошия намерения; но подумай, что мы поступим в противность наставлениям, полученным от Короля Людовика и которые он так часто и утвердительно повторял нам.

-- А что нам заботиться о его наставлениях? сказала Изабелла. Благодаря Бога, я не подданная его. Я вверилась его покровительству, а он употребил во зло доверенность, на которую сам вызывал меня. Я не хотела бы ни на минуту оскорбить етого молодого человека, колеблясь между его словом и наставлениями Людовика.

-- Да наградит вас небо за ваши слова! вскричал Дюрвард с восторгом. Если бы я не оправдал доверенности, которой вы меня удостоиваете, то мне было бы слишком легкою казнию - на сем свете быть разорвану бешеными лошадьми, а на том терпеть вечные муки.

Тут он пришпорил лошадь и поехал к Цыгану. Характер етого достойного человека казался совершенно страдательным. Брань и угрозы не делали на него никакого впечатления, и если он не прощал их, то по крайней мере казалось, забывал. Дюрвард начал с ним разговаривать и проводник отвечал так спокойно, как будто между ими не было никакой неприятности во все утро.

-- Собака, подумал молодой Шотландец, не лает теперь, потому что хочет разом со мною разчесться, схватив за горло, когда можно будет сделать ето без наказания; но мы увидим не льзя ли поразить изменника собственным его оружием. - Ну, честный Гайраддин, с тех поря, как мы вместе путешествуем, ты еще не показывал нам обращика своего дара в Хиромантии; однакожь видно очень любишь им хвастать, потому что непременно выказываешь свою науку в каждом монастыре, где мы останавливаемся, подвергаясь опасности ночевать под стогом сена.

-- Ты никогда меня испросил об етом, отвечал Цыган; ты похожь на прочих людей: довольствуешься насмешками над таинствами, которых не можешь понять.

-- Так докажи же мне, свои незнания; сказал Кентень; и сняв рукавицу, подал ему руку.

Гайраддин осмотрел с большим вниманием все линии, я равно и возвышения при начале пальцов, которым тогда приписывали такую же связь с характером, привычками и счастием людей, какую предполагают нынче в неравностях черепа.

-- Erna рука, сказал он после, повествует о понесенных трудах, о претерпенных опасностях. Я вижу, что она рано познакомилась с рукоятью сабли, но не всегда была чужда и застежек часовника.

-- Ты мог узнать кой-что о приключениях прошедшей моей жизни, скажи мне лучше о будущем.

-- Ета линия, идущая от Венерина бугра, не прерываясь внезапно, не сопровождая линию жизни, возвещает мне, что женитьба доставит тебя блестящее состояние, и что любовь, увенчанная успехом, поверстает тебя с вельможами и богачами света.

-- Вы всем расточаете ете обещания: ето тайна вашего искуства.

-- Предсказанное мною также верно, как и то, что тебе скоро будешь угрожать величайшая опасность; ибо я вижу ето по той блестящей, кровоцветной линии, которая пересекает линию жизни и предвещает сабельный удар, или какое другое насилие; и ты избавишься от него только приверженностию верного друга.

-- Не твоею;ли? вскричал Дюрвард, негодуя, что хиромантик хочешь воспользоваться его легковерием и прославиться предсказанием последствий собственной измены.

-- Моя наука не показывает мне ничего, касающагося до меня, отвечал Цыган.

-- Стало, возразил Кентену, угадчики моей земли искуснее ваших, которые так хвастают своими знаниями; ибо наши умеют предвидеть опасности, угрожающия им самим. Я в своих горах получил несколько дар второвидения и докажу тебе ето, за твой обращик хиромантии. Гайраддин, мне угрожает опасность на правом берегу Мааса и для избежания её я поеду в Литтих левым берегом.

-- Если ты исполнить ето намерение, отвечал Цыган, то опасность от тебя перейдет ко мне.

-- Кажется, ты сей час говорил мне, что искуство твое не может открыть ничего, могущого касаться до тебя?

-- Не так, как оно открыло мне, что касается до тебя; но не будучи большим колдуном, а зная только Людовика Валуа, можно предсказать, что он велит повесишь проводника за то, что тебе угодно! было своротить с предписанной дороги.

-- Лишь бы мы счастливо и безопасно достигли цели нашего путешествия; то нас не льзя упрекать за небольшое отступление от показанной линии.

-- Разумеется; если ты уверен, что Королю хочется, чтобы ваше путешествие кончилось, как он тебе сказал.

-- А можно ли хотеть ему, чтоб оно иначе кончилось? Какая причина заставляет тебя подозревать, что он имел виды различные с теми, которые сам изъявлял мне?

-- Просто потому, что всем знающим Христианнейшого Короля, известно, что у него именно более на уме то предприятие, о котором он менее говорит. Когда он отправляет дюжину посланников, то я предаю шею мою веревке годом ранее положенного, если у одиннадцати нет на дне чернилицы чего-нибудь, кроме написанного пером на их верительных грамотах.

-- А совсем не забочусь о твоих постыдных подозрениях. Долг мой ясен и точен: проводить етех дам безопасно в Литтих. Я надеюсь лучше успеть в етом, своротив немного с предписанной дорога к беру на себя исполнение. И так мы поедем левым берегом Мааса. Притом же ето самая прямая дорога в Литтих: переезжая реку, мы только потеряем время и утомимся безо всякой пользы. Для чего бы нам делать ето?

-- Только для того, что все молельщики, едущие в Кельн, всегда переезжают Маас, не достигая еще Литтиха; а как ете дамы желают прослыть богомолками, то предлагаемая тобою дорога покажет, что оне не то, за что- выдают себя.

-- Если нам сделают какие замечания на этот счет, то мы скажем, что страх Герцога Гельдернского, Вильгельма Ла-Марка, живодеров и копейщиков, опустошающих правой берег, решил нас не следовать обыкновенному пути и ехать левым берегом.

Кентеня довольно удивила скорость, с которою Гайраддин соглашался на ету перемену дороги, или по крайней мере малое его сопротивление; но он все етому обрадовался; ибо имел нужду в проводнике и боялся, чтобы Цыган, видя неудачу своей измены, не решился на какую нибудь крайность. При том же разлука с ним была вернейшим средством навлечь на себя Вильгельма Ла-Марка, с которым, он имел сношения, оставляя же его вожатым отряда, он надеялся строгим, присмотром помешать его тайным свиданиям с кем бы то ни было.

И так отказавшись совершенно от прежнего пути, они поехали левым берегом Мааса и шли так поспешно, что им посчастливилось на завтра довольно рано достигнуть цели своего путешествия. Они нашли Епископа Литтихского живущим, по словам его для поправления здоровья, но может быть для избежания всякой опасности от многочисленной и буйной городской черни, в прекрасном замке своем Шопвальде, почти на милю езды от Литтиха.

Приближаясь к этому замку, они встретили Епископа, торжественно возвращающагося из ближняго города, где он служил обедню. За ним шла многочисленная свита гражданских и церковных сановников. Ето шествие представляло благородное и прекрасное зрелище на зеленеющих берегах Мааса; оно поворотило на право и сокрылось в большом готическом преддверии, служащем входом в Епископский замок.

Но приблизившись несколько, наши путешественники увидели, что все окружающее показывало внутренний страх и безпокойства, что составляло разительную противоположность с пышным шествием, которого они были свидетелями. У ворот и некоторых передних притонов поставлены были караулы Епископской стражи; воинственная наружность етого церковного двора показывала, что почтенный служитель олтаря боится некоторых опасностей, принуждающих его окружить себя всеми предосторожностями оборонительной войны.

принимающий с удовольствием прекрасных женщин и вместе, как пастырь питающий святую привязанность к духовному стаду своему.

Людовик Бурбонский, Епископ Литтихский, был в самом деле одарен превосходным сердцем. Можешь быть частная жизнь его и не всегда была образцом той строгой нравственности, которой духовенство должно подавать пример; но он всегда достойно поддерживал простосердечие и честь Бурбонского дома, от которого происходил.

В последствии времени и стареясь летами он вел жизнь, более приличную служителю церкви; и соседние владетели любили его, как святителя благородного, великодушного и щедрого; хотя он мало отличался твердостию права и держал бразды правления с безпечностию, которая не только не усмиряла мятежных покушений богатых и буйных его подданных, но казалось еще поощряла их.

Епископ был так тесно связан с Герцогом Бургундским, что сей Государь почитал себя как бы причастным светскому управлению Литтихского владения и платил за снисхождение Епископа к требованиям, которые можно бы оспоривать, заступаясь за него во всяком случае с врожденным ему пылким и буйным рвением. Он часто говаривал, что почитает Литтих своею собственностию, а Епископа братом (первая жена Герцога была сестра его); и что враги Людовика-Бурбонского будут иметь дело с Карлом Бургундским; ета угроза, по праву и могуществу Герцога испугала бы всех, кроме богатых и недовольных Граждан Литтихских, у которых по старой пословице было денег много,

Епископ, как мы уже сказали, уверил Графинь Круа, что употребит в их пользу всю силу, которою пользовался у Бургундского двора; и тем более надеялся успеть в етом, что по некоторым недавним открытиям, Кампо Бассо уже не в прежней милости у своего Государя. Он также обещал им все свое покровительство; но вздохом, сопровождавшим ето обещание, он как будто признавался, что власть его сомнительнее, нежели приличия позволяли ему объявлять.

я когда нибудь предал невинную овцу ненасытным волкам и благородных дам притеснению изуверов. Я человек мирный, хотя обитель моя и оглашается звуками оружия; но будьте уверены, что стану радеть о вашей безопасности, как о своей собственной; и если положение дел здесь испортится, хотя я надеюсь, что, с помощию Пресвятой Богородицы, умы успокоятся, а не воспламенятся еще более, то я постараюсь безопасно препроводить вас в Германию; ибо даже воля брата и покровителя нашего, Карла Бургундского, не может заставить нас вами располагать противно вашим желаниям. Мы не можем исполнить просьбы вашей, касательно помещения в монастырь; ибо, увы! таково влияние сынов Велиала на жителей города Литтиха, что мы не знаем убежища, на которое бы власть паша простиралась вне стен етого замка и вдали от защиты наших воинов. Но я рад видеть вас здесь и свита ваша будет принята почетно, а особливо етот молодой человек, которого вы препоручили нашей благосклонности и которому мы даем наше благословение,

Кентень принял на коленах благословение Епископа.

-- Что касается до вас, продолжал добрый пастырь, то вы будете жить здесь с сестрой моей Изабеллой, Трирской Каноницей, со всякою пристойностию, даже в доме обожателя прекрасного пола, каков Епископ Литтихский.

Круа вверен был попечениям низших служителей.

При всех сих распоряжениях Кентень заметил что присутствие Цыгана, служившее соблазном всем тамошним монастырям, не было поводом ни к какому возражению в доме етого богатого и может быть светского пастыря.