Кентень Дюрвард, или Шотландец при дворе Людовика XI.
Часть четвертая.
Глава тридцать вторая. Розыск

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Кентень Дюрвард, или Шотландец при дворе Людовика XI. Часть четвертая. Глава тридцать вторая. Розыск (старая орфография)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.
Розыск.

По первому звону колокола, призывающого в совет знатнейших вельмож Бургундских и весьма малое число Французских Перов, сопровождавших Короля в Пероину, Герцог Карл пришел в Гербертову башню Псроннского замка, в сопровождении отряда своей стражи, вооруженной секирами и бердышами. Людовик, ожидавший етого посещения, встал при входе Герцога, сделал два шага на встречу к нему и ждал его стоя, с важным видом, который отлично умел принимать на себя, когда почитал его нужным, не смотря на небрежное свое одеяние и обыкновенную свободу в обращении. Его спокойствие в эту решительную минуту очевидно произвело некоторое впечатление на его противника. Он вошел в комнату быстро и порывисто, но увидя хладнокровие Людовика, принял походку более приличную вассалу, который является пред своего поместного властелина. Казалось, что Герцог решился обращаться с Людовиком, по крайней мере в первые минуты, с етикетом, приличным возвышенному его сану; но также видно было, что ему но малого труда стоило принудить к етому врожденную свою неукротимость, и что едва мог он удерживать движения гнева и жажду мести, кипящую в его сердце; и потому, хотя он старался наружно исполнишь обыкновенные обряды учтивости и уважения и говорить языком их, по цвет лица его безпрестанно изменялся. Голос его был дик, выговор груб, слова прерывисты; все члены его дрожали, как бы показывая, что ему наскучило принуждение, которое сам наложил на себя; он сдвигал брови; до крови кусал губы. Все его взгляды, все движения, показывали самого буйного человека, обуреваемого самым жесточайшим порывом бешенства,

Король увидел спокойным оком борсnie неукротимых страстей Карла; ибо хотя взоры Герцога заранее представляли ему все ужасы смерти, которой он боялся как человек и грешник, однакожь он решился, подобно искусному и опытному кормчему, не предаваться страху и не покидать кормила, пока еще останется какая-нибудь надежда спасти корабль. Когда Герцог, резким и грубым голосом, стал извиняться на счет скудного убранства его покоев, он отвечал улыбаясь, что не может пожаловаться, ибо Гербертова башня была для него не столь пагубным жилищем, как для одного из его предков.

-- А! сказал Герцог, стало вам рассказывали предание? Да... Он здесь был убит. Но единственно за то, что не согласился постричься и окончить жизнь в монастыре.

-- Он сделал очень дурно, сказал Людовик с притворною небрежностию; не должно противишься силе.

-- Я пришел, сказал Герцог, пригласить Ваше Величество на большой совет, в котором будет разсуждаемо о разных предметах, равно важных для Франции и Бургундии. И так вы последуете за мною, разумеется если вам ето угодно.

-- Любезный братец, отвечал Король, не притворяйтесь учтивым и не просите, когда вы смело можете приказывать. Пойдемте в совет, если ето вам угодно. Наша свита не блестящая, продолжал он, взглянув на малое число служителей, бывших при нем и готовящихся за ним следовать, по вы блеснете за нас обоих.

Туазон Дор, начальник Бургундских герольдов, открыл шествие; оба Государя вышли из башни Графа Герберта и прошли двор замка. Людовик заметил, что оный был наполнен воинами и гвардиею Герцога, в полном и великолепном вооружении. Они вошли в залу совета, находящуюся в здании не столь ветхом, как ночлег Людовика. Она также по видимому была заброшена, но в ней сделаны были наскоро некоторые приготовления для торжественного заседания, которое было назначено. Под одним и тем же балдахином были поставлены два престола; Королевский двумя ступенями выше Герцогского. Пониже, на право и на лево, стояло около двадцати стульев, приготовленных для знатнейших вельможь обоих дворов; так, что по открытии заседания подсудимый казался председателем.

Может быть желая поскорее истребить ето противоречие между наружностию и сущностию, Герцог слегка поклонился Королю и внезапно открыл заседание следующими словами:

-- Добрые вассалы мои, верные советники, вам не без известно сколько безпокойств возникали в наших владениях как при жизни нашего родителя, так и в наше время; сколько раз вассалы возставали против своего властелина, подданные против своего Государя. И недавно еще мы видели сильнейшее доказательство крайности, до которой эти безпорядки достигли в настоящее время, в постыдном бегстве Графини Изабеллы Круа и тетки её Графини Амелины, сокрывшихся в чужое государство, отрекалсь тем от данной нам присяги и подвергаясь лишению своих поместьев; мы видели пример еще ужаснейший в кровожадном и святотатном умерщвлении дражайшого брата и союзника нашего, Епископа Литтихского, и в возмущении вероломного города, с которым мы поступили слишком милостиво во время последняго его мятежа. Дошло до нас, что ете неприятные произшествия можно приписать не только безразсудной ветрености двух женщин и высокомерию нескольких обывателей, надутых своим богатством, но даже проискам чужеземного двора, ухищрениям сильного соседа, от которого Бургундия должна бы ожидать вернейшей и преданнейшей дружбы, если за оказанные одолжения должно платить тою же монетою. Если ете подозрения подтвердятся, продолжал Герцог заскрыпев зубами и сильно ударив пяткою в ковер, покрывающий ступени тропа, то имея все нужные средства, неужьли мы из уважения к чему либо остановимся взять свои меры, чтобы однажды хорошенько остановить течение золь, ежегодно на нас изливаемых и пресечь их источник?

Герцог начал свою речь голосом довольно кротким, но под конец разгорячился и произнес последния слова с таким выражением, которое произвело трепет между советниками и мгновенную бледность на щеках Короля. Но Людовик тотчас собрал все свое мужество и в очередь свою обратился речью к совету, с таким спокойствием и хладнокровием, что Герцог, хотя но видимому желавший прервать его слова, внутренно сознался, что не может сделать етого без нарушения благопристойности.

-- Дворяне Французские и Бургундские, сказал Король, Рыцари Св. Духа и Золотого Руна, если Король принужден защищаться подобно обвиняемому, то не льзя ему желать лучших судей, как цвета дворянства и украшения рыцарства. Любезный братец наш, Герцог Бургундский, только затемнил ссору, нас разделяющую, не желая из учтивости изложит се к точных словах. Я, не имея причины быть столь же учтивым и может быть принуждаемый к тому моим положением, прошу у вас позволения говорить яснее. Нас, Господа, Нас, своего Государя, союзника и родственника, братец наш, у коего несчастные обстоятельства омрачили разум и ожесточили нрав, обременяет гнусным обвинением, будто бы мы побуждали его вассалов к нарушению присяги, подвигли Литтихцев к мятежу, а изгнанника Вильгельма Ла-Марка к жесточайшему, и богопротивному убийству. Дворяне Французские и Бургундские, я мог бы сослаться на теперешнее мое положение, которое само по себе совершенно уничтожает ето обвинение. Можно ли предполагать, если во мне осталась искра здравого смысла, что я предал бы себя совершенно во власть Герцогу Бургундскому, в такую минуту, когда провинился перед ним в измене, которая непременно должна была открыться и которая открывшись однажды, предавала меня беззащитно, как и теперь, в руки Государя, справедливо разгневанного? Безумие человека, который лег бы отдохнуть у подкопа, зажегши фитиль, который должен внезапно взорвать его, было бы мудростию в сравнении с моим безумием. Я не сомневаюсь, что между виновниками ужасных злодейств, совершенных в Шонвальде, были негодяи, употребившие во зло мое имя; но должен ли я за то отвечать, когда не дал им права пользоваться оным? Если две безразсудные женщины, по какому-то романическому поводу к неудовольствию, искали убежища при моем дворе, следует ли из того, что я побудил их к етому? Когда узнают ето дело в подробности, то увидят, что не смея по законам чести и рыцарства отослать их, как пленниц ко двору Бургундскому, чего я думаю ни один из носящих знаки етих орденов мне бы не присоветовал, я по возможности сделал почти то же, передавши их в руки почтенного служителя церкви, а теперь угодника Божия. - Тут Людовик казался очень разтроганным и закрыл глаза платком. - В руки моего родственника, соединенного еще ближайшим родством с домом Бургундским; человека, которому его положение, высокой священный сан, и увы! безчисленные добродетели давали право быть несколько времени покровителем двух обманутых женщин и посредником между ими и их поместным властелином. И так я говорю, что одне обстоятельства, которые, по мнению, слишком скоро составленному об етом деле нашим братцом Бургундским, подают несправедливые против меня подозрения, таковы, что могут быть объяснены самыми чистыми и честными побуждениями; сверх сего, пусть представят малейшее вероятное доказательство оскорбительных обвинений, которые, вооружив любезного братца против Государя, прибывшого ко двору его с полною надеждою на его дружбу, заставили его совет свой превратить в судилище, а гостеприимный замок в темницу.

-- Государь! Государь! вскричал Карл по окончании Королевской речи, если вы прибыли сюда в минуту, столь несчастно встретившуюся с исполнением ваших намерений, то я не могу иначе объяснить етого проезда, как предположив, что те, которые привыкли обманывать других, часто удивительно обманывают самих себя. Инженер иногда бывает убит ракетой, которую сам начинивал. Последствия же будут зависеть от нынешняго торжественного розыска. Привести сюда Графиню Изабеллу Круа.

Изабелла вошла в сопровождении игуменьи Урсулинского монастыря и Графини Кревкер, получившей по сему случаю приказания своего мужа. Увидя ее, Карл вскричал с обыкновенною своею грубостию: - Так ты здесь, прекрасная принцесса! прежде не собиралась с духом отвечать на справедливые и благоразумные наши приказания; а теперь у тебя достало смелости пуститься на такое путешествие, на которое не решилась бы лань, преследуемая охотниками. Что ты думаешь о прекрасном своем поступке? Верно рада, что два мощных Государя и две сильные державы почти начали войну за твое кукольное личико?

Грубые насмешки Карла при таком многочисленном собрании так поразили ₍Изабеллу, что она не в силах была, как располагала прежде, кинуться к ногам Герцога, умоляя его взять её владения, а ей позволить удалиться в монастырь. Она остановилась неподвижно, подобно женщине, которая, будучи застигнута грозою и слыша повсюду вокруг себя громовые раскаты, цепенеет от испуга, и боится сделав один шаг привлечь на свою голову перуны.

Графиня Кревкер, которой мужество отвечало её роду, и красота заметна была даже и в зрелых летах, почла долгом прервать молчание.

-- Государь, сказала она Герцогу, моя родственница под моим покровительством. Я лучше Вашего Величества знаю, как должно обращаться с женщинами; и мы тотчас удалимся, если вы не заговорите другим голосом и не будете в разговор с нами употреблять выражения, более приличные нашему званию и полу.

но еще хочу отличить ее новыми милостями и почестями. Садись, красавица, и скажи нам какой злой дух овладел тобою, когда ты решилась бежать из своей родины и рыскать по полям, за приключениями?

С большим трудом и частыми остановками, Изабелла призналась, что твердо решившись не соглашаться на брак, предложенный ей Герцогом Бургундским, она понадеялась на покровительство двора Французского.

-- И Французского Короля, прибавил Карл. Конечно ты в нем заранее была уверена? - По крайней мере я так полагала, отвечала Изабелла, иначе не поступила бы так решительно.

В эту минуту Карл взглянул на Людовика с неизъяснимо горькою улыбкою, но твердость Короля не поколебалась; только можно было заметить, что губы его побледнели против обыкновенного.

-- Но я могла судить о расположении Короля Людовика ко мне, продолжала молодая Графиня, только по словам несчастной тетки моей, Графини Амелины; а она сама основала свое мнение об етом единственно на уверениях и советах бродяг, в которых я узнала после самых подлых предателей, тварей недостойных ни чьей доверенности. - Тут она в немногих словах рассказала, что было ей известно о изменах Марфы и Гайраддина, и прибавила что по всей вероятности и старший брат сего последняго, Замет Мограбин, который прежде всех посоветовал им бежать, был способен на всякия предательства и мог выдашь себя за поверенного Короля Французского, не имея никакого права на ето звание.

Помолчав не много, она продолжала свою историю и весьма кратко от выезда своего с теткой из Бургундских владений, довела ее до взятия замка Шонвальда и встречи своей с Графом Кревкером.

Глубочайшее молчание воцарилось в зале, когда она окончила краткое и несвязное свое повествование; а Герцог Бургундский, потупив глаза, распаленные гневом, сидел подобно человеку, который ищет повода безпрепятственно предаться своей досаде и сердится, что не находит даже и такого, который оправдал бы его в собственных глазах.

-- Крот, сказал он наконец, бросив взгляд на Людовика, все таки рост себе подземное жилище под ногами нашими, хотя мы и не можем следовать глазами за всеми его движениями. Однако ж я желал бы, чтобы Король Людовик поведал нам, для чего принял етех дам ко двору своему, если оне туда приехали не по его приглашению.

-- Я их не принимал к моему двору, любезный братец, отвечал Король: я виделся с ними только запросто, из сострадания, и при первом случае отправил под охранение достопочтенного Епископа, вашего союзника. Дай Бог ему царство небесное! Етот достойный святитель лучше меня и всякого светского владетеля мог согласить покровительство, которым обязаны мы странствующим, с верностию, которую должны сохранять союзному Государю, из владений коего оне бежали. Я смело спрашиваю у етой молодой девицы, показался ли им мой прием радушным; напротив не должны ли оне были понять из него, как неприятно мне, что оне мой двор избрали себе убежищем.

-- Он так мало был радушен, отвечала Изабелла, что я перестала верить, чтобы Ваше Величество изволили приглашать нас к своему двору, как уверяли те, которые назывались вашими поверенными, ибо, предположив их такими, трудно было бы согласить обращение Вашего Величества с тем, чего мы вправе были ожидать от Короля, от Рыцаря, даже от простого дворянина.

Говоря таким образом, молодая Графиня бросила на Короля укорный взгляд; но сердце Людовика уже притерпелось к подобным нападениям. Напротив, окидывая глазами окружающее собрание и протягивая руку с видом удовольствия, он казалось торжественно спрашивал у всех присутствующих: ответ Графини не безспорно ли доказывает его невинность?

Однако жь Герцог Бургундский бросил на него мрачный взор, как бы желая сказать, что хотя он и принужден молчать до времени, но ни мало не удовлетворен. Потом обращаясь к Графине, он грубо сказал ей: - В повествовании всех своих путешествий, красавица, ты ничего не сказала нам о любовных своих похождениях? Как! Тотчас и краснеть! Не встретились ли вам Рыцари леса, которые покушались прорвать твое путешествие? Ето приключение уже дошло до меня и тотчас увидим - не льзя ли им воспользоваться. Скажите, Король Людовик, чтобы ета прекрасная Елена не могла вперед ссорить Государей, ведь не худо бы снабдить ее мужем?

Король заранее знал, какое неприличное предложение вероятно услышит, однако жь спокойно и молча изъявил свое согласие на слова Герцога. Но Изабелла, видя предстоящую крайность, вооружилась новым мужеством. Она оставила руку Графини Кревкер, на которую до толе опиралась, подошла в видом застенчивым, по исполненным благородства; и став на колени пред троном Герцога, сказала ему довольно твердо:

-- Благородный Герцог Бургундский, Государь и повелитель мой, признаю вину мою, что оставила ваши владения без вашего соизволения, и с покорностию подвергаюсь такому наказанию, какое вам благоугодно будет мне назначить. Я отдаю на произвол ваш мои поместья и замки; прошу только чтоб вы из великодушия и уважения к памяти отца моего, оставили мне необходимое для принятия последней отрасли рода Круа в монастырь, где она могла бы провести остаток дней своих.

-- Что вы думаете, Государь, о прошении етой молодой девушки? спросил Герцог у Людовика.

-- Я думаю, отвечал Король, что ето прошение смиренное и святое, верно внушенное свыше, и что ему не должно противиться.

-- Смиряющийся вознесется, вскричал Карл. Встань, Графиня Изабелла; мы тебе желаем более добра, нежели ты сама. Мы не хотим ни отнимать твоих поместьев, ни убавлять у тебя почестей. Напротив, желаем увеличить одне и прибавить других.

-- Увы! Государь, отвечала Изабелла, я именно боюсь ваших милостей. Я. их боюсь более, нежели вашего гнева, ибо оне принуждают меня....

-- Клянусь Св. Георгием Бургундским! вскричал Герцог; неужели будут безпрестанно противиться нашей воле и презирать наши повеления? Встань крошечка, говорят тебе, и выдь вон. Когда мне будет время заняться тобою, мы так уладим дело, что, чорт возьми! ты должна будешь повиноваться, или мы увидим.

Не смотря на етот суровой ответ, Изабелла все стояла перед ним на коленях и её упорство верно бы заставило Герцога сказать ей что нибудь еще грубее, еслиб Графиня Кревкер, гораздо лучше молодой своей родственницы знавшая характер етого Государя, не подняла ее и не вывела из залы совета. Тогда ввели Кентеня Дюрварда. Он предстал пред Короля и Герцога с тою вольностию, равно далекою от застенчивой робости и от высокомерной смелости, и которая прилична благородному и благовоспитанному молодому человеку, умеющему почитать и уважать кого надобно, но не ослепляемому присутствием тех, кого он почитает и уважает. Дядя доставил ему средства снова явиться в одежде и с оружием стрелков Шотландской стражи; и его черты, осанка, наружность еще более придавали цены пышному одеянию. Его чрезмерная молодость также предубеждала в его пользу всех советников. Ни один из них не мог поверить, чтобы столь благоразумный Король, избрал столь молодого человека поверенным своих политических происков; и вот как часто Людовик находил большие выгоды в странном выборе поверенных, избирая их в такия лета и из такого звания, что никак не льзя было предполагать.

По приказанию. Герцога, подтвержденному повелением Людовика, Кентень начал рассказывать свое путешествие с Графинями Круа до окрестностей Литтиха, открыв повествование свое наставлениями Короля, предписывающими безопасно проводит их в замок Епископа.

-- Верно, Государь, отвечал Дюрнард.

-- Ты забываешь одно обстоятельство, сказал Герцог: в лесу близь Тура на тебя напали два странствующие Рыцаря.

-- Но мне сказал Герцог Орлеанский, не прилично забывать об нем. Етот молодой человек неустрашимо исполнил свое поручение и так исправно отправил свою должность, что я долго буду помнить. Приди в мои покои, молодой стрелок, когда кончится ето дело, и ты увидишь, что я не забыл твоего мужества. Мне приятно видеть, что ты равно скромен и храбр.

-- Повидайся также и со мною, сказал Дюнуа: у меня приготовлен тебе шлем, которым я, кажется, остался тебе должен..

Кентень поклонился им почтительно и стали продолжать допрос. По требованию Герцога, он представил полученные им письменные наставления о дороге, которою должно ехать.

-- Нет, Государь. Оне предписывали мне, как вы можете видеть, переехать Маас близь Намура, однако жь я поехал левым берегом, как кратчайшею и безопаснейшею дорогою в Литтих.

-- А к чему эта перемена?

Я начинал сомневаться в верности моего проводника.

-- Теперь, возразил Герцог, вникни хорошенько в мои вопросы. Отвечай правду и не бойся ни чьего мщенья. Но если ты станешь хоть мало увертываться и хитришь в своих ответах, то я велю тебя привесить железною цепью к рыночной колокольне и тебе долго придется призывать смерть, пока она тебя услышит.

ему подозрителен.

Кентень на первой вопрос отвечал именем Цыгана Гайраддина Мограбина; на второй, что получил етого проводника от Тристана Пустынника; а в ответ на третий рассказал все, бывшее в Францисканском монастыре близь На мура; как Цыган оттуда был выгнан; что побудило его за ним следовать, и как подслушал он его разговор с копейщиком Вильгельма Ла-Марка, с которым они соглашались в средствах захватить двух дам, бывших под его охранением.

-- А эти негодяи?... Но не забудь, сказал Герцог, что твоя жизнь зависит от справедливости твоих слов. А эти разбойники не говорили, что они были подучены Королем, Людовиком Королем Французским, здесь сидящим, устроить ету засаду, чтобы овладеть двумя дамами?

-- Если б даже эти гнусные мошенники и сказали ето, возразил Дюрвард, я все не должен бы верить ни чему, ибо собственные слова Короля противоречили етому.

Король, слушавший дотоле с величайшим вниманием, при ответе Дюрварда невольно вздохнул, как человек, которого грудь избавилась от тяжкого бремени. Герцог, казалось, смешался и был недоволен; и снова спросил Кентенл, не понял ли он из разговора етих негодяев, что их умысел был одобрен Королем Людовиком.

жь почитал долгом своим не сообщать етех подозрений - и повторяю, продолжал он, что если б я даже и слышал такое уверение от етих негодяев, то их свидетельство не имело бы для меня никакого весу после именных повелений, полученных мною от самого Короля.

-- Ты верный посланный, сказал Герцог с горькою улыбкою; и смею сказать, что исполняя с такою точностию повеления Короля, ты обманул его ожидание, и ето могло бы тебе дорого стоить, если б последующия произшествия не придали слепой верности твоей вид услуги.

-- Я вас не понимаю, Государь, отвечал Дюрвард с твердостию. Я знаю только, что мой Государь, Король Людовик, приказал мне охранять етех дам, что я и делал, как на дороге в Шонвальд, так и во время ужасных произшествий бывших в етом замке. Повеления Короля были честны и я честно их исполнил. Если б Его Величеству угодно было приказывать противное, то ето приказание не могло бы относиться к человеку, носящему мое имя и рожденному в моей земле.

как я узнал от некоторых беглецов из Шонвальда, прошел по улицам Литтихским, предводительствуя теми мятежниками, которые после так жестоко умертвили своего владетеля и отца духовного? Немного спустя после убийства не говорил ли ты речи, в которой назвался поверенным Людовика, чтобы вкрасться в доверенность к извергам, осквернившимся етим ужасным злодейством?

-- Государь, отвечал Кентень, не трудно найти достаточное число свидетелей, что я в Литтихе не выдавал себя за поверенного Короля Людовика. Упорство народа по неволе возложило на меня ето звание и все старания мои вразумить его были тщетны. Я говорил об етом служителям Епископа, когда успел вырваться из города. Я советовал им позаботиться о безопасности замка и еслиб они вняли моим советам, то может быть предупредили бы бедствия и ужасы следующей ночи. Признаюсь, что в самую опасную минуту, я воспользовался влиянием, которое мог иметь от звания, насильно мне присвоенного; и тем спас Графиню Изабеллу, собственную жизнь и остановил новые убийства. Повторяю и стану утверждать пред каждым и всеми, что я не имел от Короля Людовика никакого поручения в Лит тих; и что наконец, воспользовавшись званием его поверенного, которое мне приписали не кстати и против моей воли, я только поднял щит для охранения себя и других в крайности, не заботясь имею ли право носить гербы, на нем изображенные.

Общий шопот согласия послышался в собрании. Он приятно поразил слух Людовика, по разгневал Карла. Герцог бросал сердитые взоры во круг себя. Чувства, столь единодушно изъявленные сильнейшими его вассалами и умнейшими советниками, вероятно бы не помешали ему предаться всему буйству неукротимого своего нрава, если бы Аржантон, провидевший опасность, не успел отвратить её, внезапно возвестив ему прибытие Герольда от города Литтиха.

-- Герольд от ткачей и слесарей! вскричал Герцог; тотчас впустить его! Клянусь, что етот Герольд сообщит нам о намерениях и надеждах пославших его нечто более, чем мы можем узнать от етого полу-Французского и полу-Шотландского воина.