Остров сокровищ.
Часть третья. Мои береговые приключения.
Глава XV. Островитянин.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Остров сокровищ. Часть третья. Мои береговые приключения. Глава XV. Островитянин. (старая орфография)

ГЛАВА XV.
Островитянин.

С холма, - склоны которого были крутые и каменистые в этом месте, вдруг с шумам посыпался мелкий гравий, подпрыгивая между деревьями. Я совершенно невольно оглянулся в ту сторону и увидал какую-то странную фигуру, тотчас же спрятавшуюся за стволом сосны; кто это был - медведь, обезьяна или человек, - я не мог разглядеть. Это было какое-то черное, косматое существо, но какое - неизвестно. Во всяком случае появление этого нового существа заставило меня окаменеть от ужаса.

Итак, опасность угрожала мне с двух сторон. Сзади меня были убийцы, а передо мной - какое-то неведомое страшилище. У меня тотчас же промелькнула мысль, что опасность известная лучше неизвестной. Даже сам Сильвер казался мне менее страшным в сравнении с этим лесным чудищем, и поэтому я немедленно повернул назад и, поминутно оглядываясь, побежал но направлению к лодкам.

Однако, это странное существо снова появилось передо мной. Оно обогнало меня, сделав большой крюк. Я сильно устал, но даже и помимо этого я не мог бы состязаться в быстроте с таким противником.. Он перебегал от ствола к стволу с быстротой лани, но бежал на двух ногах, как человек, только не похожий ни на одного из людей, которых я встречал в жизни, так как сгибался чуть не вдвое, когда бежал. Однако, это все же был человек - в этом не могло быть сомнений.

Я стал припоминать все, что слышал о людоедах, и уже собирался позвать на помощь, которая была недалеко. Но мысль, что передо мной все же находилось человеческое существо, хотя и дикое, до некоторой степени приободрила меня, а вместе с этим ко мне вернулся и мой прежний страх перед Сильвером; я остановился, обдумывая способы защиты, и вдруг вспомнил про пистолет, который был у меня. Этого было достаточно, чтобы я оправился. Ведь я уже не был беззащитен, и мужество опять вернулось ко мне. Тогда я быстро двинулся навстречу к дикарю.

Между тем он притаился за деревом, откуда, вероятно, наблюдал за ивой. Потому что, как только он увидал, что я иду к нему, он немедленно сам вышел ко мне навстречу, но тотчас же на мгновение остановился, отступил на несколько шагов назад, затем снова двинулся вперед и, наконец, к величайшему моему изумлению, бросился передо мной на колени, с мольбой протягивая ко мне руки.

Я тоже остановился.

-- Его вы такой? - спросил я.

-- Бен Гунн, - отвечал он, и голос его звучал хрипло и странно, напоминая звук заржавевшого замка. - Я несчастный Бен Гунн! И вот уже три года, как я не говорил ни с одним христианином!

Теперь я видел, что это был такой же белый человек, как я, и что у него было даже приятное лицо. Только кожа, у него, на открытых местах, была покрыта темным загаром от солнца и даже губы были тайные, но зато его светлые глаза еще ярче выделялись на его темном лице. Изо всех нищих, каких только я видел в жизни или представлял себе в своем воображении, он был самый оборванный. Он был одет в лохмотья старой парусины и старого матросского платья. Клочья этой странной одежды были скреплены между собой посредством целой системы всевозможных застежек, деревяшек, медных пуговиц и просмоленных веревок. Поверх этого он носил старый кожаный пояс с медной пряжкой, и это была единственная крепкая вещь из всего его костюма.

-- Три года? - воскликнул я. - Вы потерпели кораблекрушение?

-- Нет, товарищ, - отвечал он. - Я был брошен на острове.

Я знал, что это означает. Это был ужасный род наказания, довольно распространенный среди пиратов. Провинившагося высаживали на каком-нибудь отдаленном, необитаемом острове, снабдив его небольшим количеством пороха и патронов, и бросали его там на произвол судьбы.

-- Я был высажен три года тому назад на этом острове, - продолжал он, - и с тех пор питаюсь дикими козами, ягодами и устрицами. Куда бы ни забросила судьба человека, он всюду может жить, говорю я! Но, товарищ, я стосковался по настоящей еде. Нет ли у вас случайно с собой кусочка сыра?.. Нет? Что делать, но скажу вам, я не раз видел ночью, во сне, сыр, большею частью на поджаренном хлебе, а потом я просыпался, все на том же острове!

-- Если я опять попаду на корабль, то у вас будет сыр в большом количестве, - отвечал я.

Во все время этого разговора, он щупал материю моей куртки, гладил мои руки, разглядывал мои сапоги и вообще выказывал чисто-детскую радость, что видит, наконец, перед собой человеческое существо. Но при моих последних словах, он взглянул на меня с удивлением и тревогой.

-- Если вы опять попадете на корабль?.. - повторил он мои слова. - Кто же вам может помешать сделать это?

-- Конечно, не вы, - возразил я.

-- Вы правы, конечно, не я! - воскликнул он. - А теперь, скажите мне, как вас зовут, товарищ?

-- Джим, - отвечал я.

-- Джим, Джим, - повторил он несколько раз с видимым удовольствием. - Да, Джим, я долго вел такую дурацкую жизнь, что вам даже стыдно было бы услышал об этом. Ведь, вы, например, глядя на меня, никогда бы не поверили, что моя мать была благочестивая женщина?

-- Почему же нет? Впрочем... пожалуй! - отвечал я.

-- Ну вот, - сказал он, - а она, между тем, была замечательно набожная женщина. И я был вежливым, благочестивым мальчиком и знал наизусть катехизис так хорошо, что мог отвечать его без запинки. А потом, случилось это, Джим, и началось-то с пустяков, с игры в орлянку на надгробных камнях. Вот с чего это началось! А затем я пошел дальше. Моя мать убеждала, меня. Она предсказала мне все, это святая женщина! Провидение послало меня сюда. Я много думал обо всем, здесь, на этом пустынном острове, и я снова вернулся ж благочестивым мыслям. Вы теперь не поймаете меня за ромом. Если я выпью теперь, то разве только один глоток за счастье, за первую мою удачу. Я связал себя обещанием жить честно и буду вести себя хорошо. Но слушайте, Джим, - он оглянулся и понизил голос до шопота, - я ведь богат!

Я тотчас же подумал, что бедняга помешался, живя в таком одиночестве, и, должно быть, мои чувства отразились на моем лице, потому что он с жаром повторил:

Вдруг на его лицо набежала какая-то тень, и он, сжав мою руку, угрожающе поднял палец.

-- А теперь, Джим, скажите мне правду, это не корабль Флинта? - спросил он.

Меня осенила счастливая мысль, что он может сделаться моим союзником, и поэтому я тотчас же ответил, ему:

-- Нет, это не корабль Флинта. Флинт уже умер. Но скажу вам правду, если уж вы спрашиваете меня: у нас, на корабле, есть несколько человек из его команды, и это для нас большое несчастье.

-- У вас, там, есть человек... с одной ногой? - прошептал он.

-- Сильвер? - спросил я.

-- Ага, Сильвер!.. Так его звали, действительно!

-- Он у нас корабельный повар и в то же время предводитель шайки, - отвечал я.

Он продолжал держать меня за руку и еще крепче сжал ее при этих словах.

-- Если вы посланы Долговязым Джоном, то я погиб, я знаю это! - сказал он. - Но где вы очутились, как вы полагаете?

Я решил рассказать ему всю историю нашего плавания и то затруднительное положение, в котором мы очутились. Он выслушал меня с живейшим интересом и, когда я кончил, то он погладил меня по голове.

-- Вы славный малый, Джим, - сказал он, - и вот вы попали в такую западню! Но вы доверились Бен Гунну, и Бен Гунн не изменит вам. Как вы думаете, отнесется ли ваш сквайр так же великодушно к человеку, который поможет ему выпутаться из беды? Окажет ли он ему помощь в свою очередь?

Я уверил это, что сквайр очень великодушный и щедрый человек.

из тех денег, которые, так сказать, составляют здесь мою собственность?

-- Я уверен в этом, - отвечал я. - Было решено, что все матросы получать свою долю.

-- И он отвезет меня домой? - спросил он, пристально глядя на меня.

-- Еще бы! - воскликнул я. - Ведь, сквайр джентльмен! И, кроме того, если нам удастся избавиться от этих людей, то вы даже будете нам полезны, на корабле.

-- А, вы это думаете! - вымолвил он, как-будто успокоившись. - Теперь я разскажу вам кое-что, но не больше этого. Я был на корабле Флинта, когда он приезжал сюда зарывать свое сокровище. С ним были еще шесть человек, сильных, хороших моряков. Они пробыли на берету около недели, а мы оставались на нашем старом "Морже". В один прекрасный день дан был сигнал, и Флинт приехал один в маленькой лодочке. Голова у него была повязана синим шарфом и при заходящем солнце он выглядел мертвенно-бледным. Но, во всяком случае, он вернулся, а остальные шестеро умерли, да, умерли и были, погребены. Как он это сделал - никто из нас так и не узнал никогда. Вероятно, была битва, убийство, внезапная смерть, но, во всяком случае, он был один против шести! Билли Бонс был у него боцманом, а Долговязый Джен помощником. Они спросили его, где находится сокровище. "Ну да, - отвечал он, - вы можете отправляться на берег и оставаться там, если вам хочется. Но корабль - чорт возьми! - не останется здесь!" Вот все, что он сказал им. Хорошо! Три года тему назад я был на другом корабле, и мы увидали этот остров. "Товарищи, - сказал я, - тут находится сокровище Флинта. Съедем на берег и поищем его". Капитану это не понравилось, но матросы были за одно мной, и мы высадились на берег. Двенадцать дней мы провели в поисках, во ничего не могли найти, и матросы с каждым днем все хуже и хуже обращались со мной. Наконец, в одно прекрасное утро они все уехали на корабль, а мне сказали на прощанье: "Вот тебе ружье, Бенжамэн Гунн, заступ и лом, можешь оставаться здесь и отыскивать для себя денежки Флинта". С тех пор я живу здесь, Джим, целых три года и ни разу не видал христианской пищи. А теперь взгляните на меня хорошенько. Разве я похож на простого матроса? Нет, говорите вы? Да я и не был им никогда, говорю вам!

-- Вот вы и скажите это вашему сквайру, - продолжал Бен Гунн. - Скажите ему, что "он никогда и не был им!" И еще скажите, что "он три года жил один на этом острове, переносил и бурю, и ненастье, и палящие солнечные лучи. Случалось ему думать и о молитве (скажите ему!) и о своей старухе-матери, как-будто она была еще жива (так и скажите ему!), но большую часть времени, - вы непременно скажите это! - он был занят другим!" И при этом вы ущипните его, вот так!..

И от снова ущипнул меня, дружески подмигивая.

-- Затем, - продолжал он, - вы окажите еще вот что: "Гунн хороший человек (непременно скажите это!) И он понимает разницу между настоящим джентльменом и теми джентльменами, искателями богатств, к которым он сам принадлежал некогда".

-- Хорошо, - сказал я, - но я ничего не понимаю из того, что вы тут говорили мне. Впрочем, это не важно, потому что, как же я попаду на корабль?

Ай! - проговорил он вдруг. - Что же это такое?

Как раз в эту минуту раздался пушечный выстрел, пробудивший далекое эхо на острове. Между тем до заката солнца оставалось еще около двух часов.

И я бросился к месту стоянки шхуны, позабыв свой страх. Около меня, не отставая ни шагу, легко и быстро бежал островитянин, в своей странной одежде и самодельной обуви из козьяго меха.

-- Левее, левее, - говорил он, - держитесь левой руки, товарищ Джим. Тут, под деревьями, я убил своего первого козла. Теперь они сюда не спускаются, а остаются в в горах, из боязни Бенжамена Гунна... Ах, вот и кладбище! Видите холмики? Я прихожу сюда порой, чтобы помолиться, когда мне кажется, что наступило воскресенье. Конечно, это похоже на часовню, а все же выходить торжественнее. Ведь, Бен Гунн тут был один, говорю вам! Тут не было священника и у Бен Гунна нет Библии, нет и знамени, чтобы поднять здесь...

За пушечным выстрелом последовал, после довольно значительного промежутка, залп из ружей, а затем снова все стихло и, пробежав еще четверть мили, я увидал английский колониальный флаг, развевающийся над лесом.