Остров сокровищ.
Часть третья. Мои береговые приключения.
Глава XIV. Первый удар.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Остров сокровищ. Часть третья. Мои береговые приключения. Глава XIV. Первый удар. (старая орфография)

ГЛАВА XIV.
Первый удар.

Я так был счастлив, что мне удалось ускользнуть от Долговязого Джона, что испытывал большую, радость и с большим удовольствием и интересом разглядывал удивительную страну, в которой находился.

Сначала я прошел через болотистую местность, поросшую тростником, ивами и какими-то незнакомыми мне, странными деревьями. Далее я попал в холмистую, песчаную, открытую местность, около мили длиной, где росли там и сям сосны и было довольно много каких-то искривленных деревьев, похожих видом на дуб, но листвой напоминающих иву. Вдали виднелся один из холмов, с двумя крутыми, страшного вида, утесами, по бокам, ярко блестевшими на солнце.

В эту минуту я впервые познал радость изследователя. Острив был необитаем. Моих корабельных товарищей я оставил далеко позади себя и мог встретить разве только зверей и птиц. Я пробирался между деревьями. То здесь, то там я видел незнакомые мне цветущия растения, а порою и змей. Одна из них высунула голову из расщелины камня и зашипела на меня. К этому шипению примешивался странный звук, напоминавший треск волчка, во мне и в голову не приходило, что то был страшный враг - гремучая змея, предупреждавшая этим звуком о своем приближении.

Затем я попал в чащу деревьев, похожих на дубы, низкорослых и вечно зеленых, как я узнал потом. Они росли на песке, словно кусты терновника, ветви их были странно изогнуты и листва очень густая. Заросли этих деревьев, спускаясь с вершины одного из песчаных холмов, тянулись дальше, все расширяясь, до края широкого, поросшого тростником болота, через которое протекала ближайшая из речонок, вливавшихся в зашив, где стояла на якоре наша шхуна. Над болотом поднимались испарения под влиянием жарких лучей солнца, и точно сквозь дымку мерцали очертания "Подзорной Трубы".

Вдруг в зарослях тростника послышался какой-то шум. Дикая утка, крякнув, взлетела на воздух, за нею другая, и скоро над поверхностью болота появилась целая туча птиц, кружившихся в воздухе и наполнявших его своими криками. Я тотчас же решил, что, должно быть, некоторые из моих корабельных товарищей приближались к болоту. И, действительно, я не ошибся, так как скоро до меня донеслись звуки человеческих голосов. По мере того, как я прислушивался, звуки становились громче и ближе.

Меня это сильно напутало, и я спрятался в густой листве ближайшого низкорослого дуба и сидел там, притаившись, точно мышь.

Чей-то голос отвечал, затем снова кто-то заговорил и я узнал голос Сильвера. Он говорил долго и с жаром, лишь изредка прерываемый своим спутником. Судя по всему, разговор был серьезный, и голоса порой сильно повышались, но я не мог разобрать ни единого слова.

Наконец, голоса смолкли. Может быть, разговаривающие где-нибудь присели, так как я уже не слышал их приближения и, птицы снова успокоились и вернулись к своим местам на болоте.

Тогда мне пришло в голову, что я пренебрегаю своим делом, так как, уж если я оказался столь безумно смелым, что отправился на берег вместе с этими разбойниками, то, по крайней мере, я должен был подслушать их совещание. Ясно, что мне следовало как можно ближе подойти к ним, крадучись в чаще кустарника, чтобы услышать, что они говорят.

Я мог довольно точно определить направление, где спи находились, не только по звуку их голосов, но и по поведению птиц, которые попрежнему продолжали безпокойно кружиться над головами людей, потревоживших их покой.

Пробираясь ползком в чаще, я осторожно приблизился к ним и, наконец, взглянув между листьями, увидел в небольшой зеленой лощине, внизу, около болота, среда деревьев, Джона Сильвера и еще одного матроса, которые, стоя друг против друга, вели горячий разговор.

Солнце освещало их своими лучами. Сильвер бросил на землю свою шляпу, и его широкое, лоснящееся от пота лицо, было обращено к собеседнику, на которого он смотрел почти с мольбой.

-- Товарищ, - говорил он, - ведь это! только потому, что я желаю тебе добра, можешь поверить этому! Ведь если б я не привязался к тебе всей душой, то разве я стал бы предупреждать тебя? Все уже решено, изменять уже ничего нельзя и, если я говорю тебе об этом, то лишь для того, чтобы спасти тебя. Что если бы кто-нибудь из них узнал, что я рассказал тебе об этом? Как ты думаешь, Том, что они сделали бы со мной?

-- Сильвер, - отвечал ему другой, и я заметил, что лицо у него раскраснелось и голос звучал хрипло и дрожал словно натянутый канат, - Сильвер, ведь ты уже стар и ты честный человек, или, по крайней мере, считаешься таким! У тебя есть деньги, которых не бывает у большинства бедных матросов. Ты храбр, если я не ошибаюсь. Так могу ли я поверить, что ты дал себя увлечь этим негодяям? Не может быть. Нет, видит Бог, я скорее готов пожертвовать своей рукой! Если я забуду свой долг...

Внезапный, шум прервал его. Нашелся, значит, один честный человек среди матросов, но в тот же момент я узнал, что есть и другой такой же честный парень. Со стороны болота, издалека, вдруг послышался гневный крик, затем тотчас же за ним другой и, наконец, раздался ужасный продолжительный вопль, пробудивший эхо в утесах "Подзорной Трубы". Стая болотных птиц снова поднялась, затемняя небо и оглашая воздух громкими криками. Этот страшный вопль еще раздавался в моих ушах, когда кругом снова воцарилась тишина и только слышался шорох крыльев опускающихся на деревья птиц, да шум отдаленного прибоя.

Том вскочил, точно пришпоренная лошадь, между тем, как Сильвер не моргнул даже глазом. Он стоял неподвижно, опираясь на костыль, и только смотрел на своего товарища взглядом змеи, готовой броситься на свою жертву.

-- Джон! - закричал матрос, протягивая к нему руки.

-- Руки прочь! - крикнул Сильвер, отскакивая назад с быстротой и ловкостью акробата.

-- Хорошо, - отвечал матрос, - я уберу руки. Но это твоя нечистая совесть заставляет, тебя бояться меня. Умоляю тебя, во имя неба, скажи мне, что там случилось?

-- Что случилось? - переспросил Сильвер, и его широкое лицо исказилось злобной усмешкой, а узенькие глаза его сверкнули точно кусочки стекла. - Это голос Аллана. Я узнаю его.

Бедняга Том вспыхнул и выпрямился, как настоящий герой.

-- Аллан! - воскликнул он. - Да успокоится его душа с миром! Он был честный матрос. А ты, Джон Сильвер, долго был моим другом, но больше им не будешь! Если даже мне суждено умереть как собаке, то все же я умру, исполняя свой долг. Ты убил Аллана, скажи? Ну, так убей и меня, если сможешь это сделать! Я презираю тебя.

Удар пришелся как раз в спину, между лопатками, и был настолько силен, что Том, со стоном, свалился как подкошенный, раскинув широко руки.

Получил ли он серьезные повреждения или нет - это так и осталось неизвестным. Судя по силе удара, можно-было предполагать, что спина у него переломлена. Однако, Сильвер не захотел убедиться в этом. В одно мгновение, ловкий, как обезьяна, он подскочил к нему и дважды всадил нож по самую рукоятку в его беззащитное распростертое тело. Из своего тайника в кустах я ясно слышал, как тяжело он дышал, нанося эти удары.

Со мною никогда не случалось обморока, но в эту минуту все завертелось в моих глазах. И Сильвер, и птицы, и вершина Подзорной Трубы кружились перед мной в каком-то тумане в течение нескольких мгновений, а в ушах у меня раздавался шум и звон колокольчиков. Когда я пришел в себя, убийца уже стоял, держа костыль под мышкой и со шляпой на голове. Перед ним, на траве, лежал недвижимо Том, но убийца даже не взглянул на него, занятый вытиранием о траву своего окровавленного ножа.

Кругом все оставалось попрежнему. Солнце жгло немилосердно, и болото дымилось вследствие поднимающихся из него испарений, а обнаженные утесы гор казались раскаленными. Все было спокойно, и я с трудом мог поверить, что здесь, перед моими глазами, только что совершилось гнусное преступление и человеческая жизнь была прекращена насильственной рукой злодея!..

По всей вероятности явятся остальные и меня найдут! Ведь они уже убили двух честнейших парней, Тома и Аллана, и быть может, теперь наступит мой черед?

как перекликались разбойники, и их голоса, указывавшие мне опасность, точно придали мне крылья. Как только я достиг открытого места, то бросился бежать так быстро, как никогда, едва замечая направление моего бега. Я думал только о том, чтобы убежать подальше от убийц, и страх мой все возрастал, пока не превратился в какой-то безумный ужас.

Действительно, я очутился в самом безвыходном положении. Мог ли я пойти на призыв, когда, раздастся сигнальный выстрел с корабля, и сесть в лодку вместе с убийцами, руки которых дымились кровью? Может быть, первый же из них свернет мне шею, как только увидит меня? Разве мое отсутствие не послужить доказательством того, что мне, таковым образом, все известно? Я думал, что для меня все кончено. Прощай, "Испаньола", прощайте, сквайр, доктор и капитан! Мне ничего не оставалось другого, как только умереть от голода на этом острове или от руки бунтовщиков!..

Раздумывая об этом, я продолжал бежать, не обращая внимания ни на что окружающее, пока не очутился у подножия маленького холма, с двумя утесами на вершине, в той части острова, где дубы росли не так густо и стояли отдельно!, как в обыкновенном лесу, более похожие своими размерами и видом на лесные деревья. В перемежку между ними стояли сосны в пятьдесят и даже семьдесят фут вышиной. И воздух здесь был гораздо свежее, чем там, снизу, около болота.

Но тут новый неожиданный испуг заставил меня внезапно остановиться, и сердце мое так сильно забилось, что, казалось, готово было выскочить.