Остров сокровищ.
Часть третья. Мои береговые приключения.
Глава XIII. Начало моих приключений на берегу.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Остров сокровищ. Часть третья. Мои береговые приключения. Глава XIII. Начало моих приключений на берегу. (старая орфография)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

МОИ БЕРЕГОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ.

ГЛАВА XIII.
Начало моих приключений на берегу.

Вид острова изменился, когда я вышел на палубу, на следующее утро. Хотя ветер совершенно стих, но мы все-таки успели продвинуться за ночь на значительное разстояние и теперь стояли на разстоянии полумили от юго-восточной части низменного восточного берега. Серовато-темный лес покрывал значительную часть поверхности острова. Этот унылый однообразный! Цвет прерывался иногда полосами желтого песку в более низменных местах и многими высокими деревьями из семейства хвойных, возвышающимися над остальным лесом и стоящими одиноко или группами. Но все же общий колорит был однообразный и унылый. Вершины холмов имели вид обнаженных утесов, форма их была странная и наиболее странным из всех был холм, известный под названием "Подзорная. Труба": он поднимался прямо со всех сторон верхушка его была срезана в виде пьедестала, тонна для постановки какой-нибудь статуи.

"Испаньола" стояла на месте, ныряя в океанских волнах, и вода, попадая в шпигаты, заливала палубу. Прибой ревел, разбиваясь о скалы, волны ударяли в руль и все судно скрипело, стонало и подпрыгивало, точно живое существо. Я должен был, крепко держаться за стойки и, казалось, весь мир как-то безцельно вертелся перед моими глазами. Хотя я уже привык к морю и сделался хорошим матросом, но качка во время неподвижного стояния судна, когда оно вертелось на волнах словно брошенная в воду пустая бутылка, представляла нечто такое, что всегда вызывало у меня мучительное ощущение дурноты, в особенности утроен и на пустой желудок.

Может быть это, а может быть и самый вид острова с его унылыми серыми лесами, мрачными, дикими утесами, возвышающимися над ними, и грозным ревом прибоя, который, разбиваясь, обдавал пеной крутые берега, подействовали на меня угнетающим образом, но только в это утро настроение у меня было невеселое, несмотря на то, что солнце ярко сияло, обдавая меня своими теплыми лучами, и береговые птицы весело перекликались вблизи нас, вылавливая из воды добычу. Казалось, я должен был бы радоваться, что скоро, могу ступить на землю после столь долгого плавания, однако, на сердце у меня лежала тяжесть и я с первого взгляда возненавидел Остров Сокровищ от всей души.

Нам предстояла трудная работа в это утро. Ветер стих и поэтому пришлось спустить лодки и тянуть на буксире шхуну на протяжении трех или четырех миль, чтобы обогнуть остров и войти через узкий пролив в гавань позади острова Скелета. Я добровольно уселся в одну из лодок, хотя меня и не звали туда. Жара становилась невыносимой и матросы ворчали и проклинали свою тяжелую работу. Андерсон сидел на руле вместо того, чтобы сдерживать матросов, тоже ворчал и бранился даже хуже других.

-- Хорошо! - воскликнул он, прибавив крепкое ругательство. - Так ведь не будет вечно продолжаться!

Мне показалось это плохим знаком, так как до сих пор матрасы всегда охотно и живо исполняли свои обязанности, го один только вид острова уже подействовал на них вредным образом и ослабил дисциплину.

На судне Долговязый Джон все время стоял I возле рулевого и руководил его движениями. Повидимому, он знал этот узкий проход, как свои пять пальцев, и нисколько не смущался тем, что бросание лота указывало большую глубину, чем та, которая стояла на карте.

-- Это работа прилива, - говорил он.1 Прилив роет этот пролив словно лопатой.

Мы остановились как раз у того места, где на карте был нарисован якорь, на разстоянии около трети мили от обоих берегов главного острова и острова Скелета. Дно состояло из чистого песка. Грохот падающого якоря вспугнул целые стаи птиц, которые с криком закружились над лесом. Однако, через минуту оне снова опустились на деревья и все затихло кругом.

Гавань, где мы остановились, была закрыта берегами и почти скрывалась в лесу, который окружал ее. Деревья спускались к самой воде, берега были большей частью плоские, но на некотором разстоянии возвышались амфитеатром холмы. Две маленьких речки или, вернее, два болотистых ручейка, впадали в залив, который казался здесь прудом, и даже береговая растительность вокруг этого пруда имела какой-то особенно ядовитый ярко-зеленый цвет. С корабля не видно было ни хижины, ни частокола, скрывавшихся за деревьями, и если б у нас не было в руках карты, то мы могли бы думать, что наш корабль был первым, который бросил якорь у берегов этого острова, с тех пор как он показался из глубины моря, крутом была мертвая тишина. Ни дуновения ветерка, ни звука не было слышно и лишь издали доносимся шум прибоя, разбивавшагося о скалистый берег, на разстоянии полумили отсюда.

Катай-то странный, прелый запах наполнял воздух в этом месте. Пахло гнилым деревом и перепревшими листьями. Я заметил, что доктор морщимся, нюхая этот воздух, как морщится человек, понюхав испорченное яйцо.

-- Не знаю, есть ли тут где-нибудь сокровище, - сказал он, - но готов поручится головой, что тут есть лихорадка!

Поведение матросов, уже внушившее мне тревогу на лодке, стало прямо-таки угрожающим, после того как они вернулись на корабль. Они толпились на палубе, собираясь кучками и переговариваясь. Малейшее приказание встречалось ими с неудовольствием и они нехотя и небрежно исполняли его. Даже самые мирные матросы как будто заразились этим настроением и на судне уже не оставалось ни одного человека, который мог бы повлиять в хорошую сторону. Ясно было, что бунт уже висел в воздухе, словно грозовая туча.

Но не мы одни замечали эту опасность. Долговязый Джон изо всех сил старался поддержать порядок и спокойствие, переходя от группы к группе и уговаривая матросов. Он просто превзошел себя в вежливости и готовности к услугам и всем расточал улыбки. Если отдавалось какое-нибудь приказание, то он немедленно появлялся на своем костыле, весело восклицая: "Да, да, сэр!.." А когда нечего было делать, то он распевал песни, одну за другой, точно желал отвратить внимание от всеобщого недовольства и возбуждения.

Из всех зловещих признаков, обнаружившихся в течение этого неприятного дня, самым тревожным и опасным показалось нам это явное безпокойство Долговязого Джона.

Мы собрались в каюте на совещание.

-- Сэр, - сказал капитан. - Если я отдам какое-нибудь приказание, то рискую сразу вызвать бунт. Вы видите, сэр, что здесь происходит? Мне отвечают грубостями, не так ли? Если я не потерплю этого, то немедленно последует взрыв. Если же я оставлю их поведение без внимания, то у Сильвера явится подозрение, что тут что-то есть и тогда игра проиграна. Есть только один человек, на которого мы могли бы положиться в этом деле.

-- Кто же это? - спросил сквайр.

-- Сильвер, сэр, - отвечал капитан. - Он, так же, как и мы с вами, желал бы возстановить спокойствие. Пока еще это возможно, если обстоятельства будут благоприятствовать ему. Бот я и предлагаю доставить ему такой благоприятный случай. Разрешим матросам отправиться на берег сегодня, после обеда. Если они все съедут туда, то мы приведем корабль в боевую готовность. Если они все останутся, то мы запремся в каюте, возлагая упование на Бога. Если же на берег уедет только часть, то будьте уверены, что Сильвер приведет их обратно кроткими, как овечки.

Решено было так и поступить. Надежным людям розданы, были заряженые пистолеты. Гюнтеру, Джойсу и Редруту мы сообщили ваши опасения, но они, повидимому, отнеслись к этому с меньшим удивлением и гораздо спокойнее, чем мы думали. Капитан, после этого, вышел на палубу и обратился к команде со следующими словами:

кто хочет. Я дам знать выстрелом из пушки, за полчаса до заката солнца, что вам пора возвращаться на судно.

Повидимому, эти глупые люди воображали, что они сейчас же найдут сокровище, как только вступят на берег, потому что лица у них сразу прояснились и они крикнули "ура" так весело и громко, что разбудили эхо в холмах и всполошили птиц, которые начали с криком кружиться над гаванью.

Капитан был слишком умен, чтобы мешать Сильверу, поэтому он тотчас же спустился вниз, предоставив Долговязому Джону распоряжаться матросами. Я думаю, что капитан поступил очень тактично в данном случае, так как если б он остался на палубе, то ему нельзя было бы дольше притворяться, что он не понимает положения вещей. Все было как нельзя более ясно. Сильвер был теперь капитаном над этой командой, пропитанной духом возмущения. Наиболее честные матросы, - а я скоро убедился, что были на корабле и такие, - должно быть, отличались тупостью. Впрочем, вернее, было то, что всех матросов в большей или меньшей степени заразил пример вожаков бунта. Но некоторые, лучшие из них, не соглашались итти дальше в этом направлении. Одно дело было вести себя дерзко и не хотеть работать, а другое - бунтовать открыто, чтобы завладеть кораблем, убив нескольких ни в чем неповинных людей.

Под конец партия желавших съехать на берег составилась. Шестеро должны были остаться на судне, остальные же тринадцать, включая Сильвера, сели в лодки и отправились.

И вот именно тогда пришла мне в голову одна из тех безумных мыслей, которые так много способствовали нашему спасению. Мне казалось, что если Сильвер оставил на судне, шесть человек, то, следовательно, нам уже невозможно овладеть кораблем и отстаивать его против остальных. С другой стороны было также ясно, что наша компания не нуждается в моей поддержке. Мне же захотелось тоже съехать за берег. В одну минуту я проскользнул в лодку, которая была поближе, и забился в её носовую часть. Лодка тотчас же отчалила от корабля.

-- Это ты, Джим? Держи голову ниже.

Матросы гребли изо всех сил, состязаясь в быстроте. Но та лодка, в которой я находился, была легче других и гребцы её были лучше, поэтому мы далеко Опередили остальных. Когда нос её врезался в берег между деревьями, я схватился за ветку и, спрыгнув на берег, быстро исчез в лесной чаще, между тем как Сильвер и остальные матросы отстали от нас ярдов на сто, по крайней мере.

-- Джим! Джим! - звал меня Сильвер.

сил...