Несусветный багаж.
Глава 8. В которой Майкл Финсбюри приятно проводит отпуск

Несусветный багаж (роман, соавтор Ллойд Осборн)

Глава 8

В КОТОРОЙ МАЙКЛ ФИНСБЮРИ ПРИЯТНО ПРОВОДИТ ОТПУСК

Ровно в восемь утра (как и было условлено) адвокат постучал в двери мастерской мистера Питмана. Художник выглядел совсем плохо, гораздо хуже, чем днем ранее. Седины прибавилось, глаза еще больше покраснели, а щеки побледнели. Во всем поведении чувствовалась нервозность, а блуждающий по комнате диковатый взгляд неумолимо притягивала дверца шкафа. Но, надо сказать, и внешний вид приятеля немало удивил учителя рисования. Обычно Майкл был одет по последней моде с изяществом преуспевающего дельца, и вкус его можно было бы счесть безупречным, хотя по высшим светским меркам он больше подходил для гостя на купеческой свадьбе. Сегодня же адвокат спустился с этих вершин элегантности. На нем была клетчатая фланелевая рубаха, твидовый костюм цвета, который на портновском жаргоне именуется «вересковым», а на шее был небрежно завязан морским узлом темный платок. Все это великолепие было скрыто под рыжего цвета плащом, на ногах - крепкие туристские ботинки, а сверху красовалась мягкая фетровая шляпа, которую он и снял в размашистом приветствии при входе в мастерскую.

- А вот и я, уважаемый Уильям Дент! - воскликнул Майкл, достал из карманов две полоски рыжеватых волос, приложил их к щекам, как бакенбарды, и исполнил по мастерской несколько балетных па.

Питман жалобно улыбнулся.

- Я бы ни за что вас не узнал.

- Именно этого я и добивался, - ответил Майкл, пряча «бакенбарды» в карман. - А теперь нам предстоит сменить и ваш гардероб, причем полностью, с ног до головы.

- Мне? Переодеваться? Вы думаете уже дошло до этого?

- Дорогой мой, - ответил его приятель, - переодевание добавляет жизни свежих ощущений. Чем была бы жизнь, как сказал со знанием дела великий французский философ, без радостей переодевания? Признаюсь, что не всегда это выглядит слишком изящно, но бывает, что выбирать не приходится, не правда ли, уважаемый профессор рисования? Что делать, нам нужно будет ввести в заблуждение множество людей и прежде всего, мистера Гидеона Форсайта, молодого джентльмена, с которым я знаком лишь внешне, в том случае, если он будет столь плохо воспитан, что окажется дома в неподходящий момент.

- Если он окажется дома? - испуганно повторил художник. - Но это же будет катастрофа!

- Это не будет иметь никакого значения, - легкомысленно заявил Майкл. - Давайте обследуем ваш гардероб, и я в мгновение ока превращу вас в совершенно нового человека.

В спальне, куда, привел его Питман, развеселившийся адвокат подверг тщательной ревизии убогий гардероб приятеля. Из всего предложенного он остановил свой выбор на короткой куртке из альпака^[205], добавил к ней пару летних брюк, неизвестно почему показавшихся ему подходящими. Затем он с указанным комплектом в руках критически посмотрел на самого художника.

- Не нравится мне этот ваш пасторский воротничок, - изрек он. - Нет ли у вас чего-нибудь другого?

После минутного размышления лицо профессора рисования прояснилось.

- Есть несколько рубашек с мягкими воротничками, которые я носил в Париже еще студентом. Правда, они немного ярковаты…

- То, что нужно, воскликнул обрадованный Майкл. - Вы будете абсолютно кошмарно выглядеть! А-а, вот еще гамаши, - добавил он, доставая из шкафа пару изрядно потрепанных гетр. - Гамаши обязательно! Быстренько надевайте все это, а потом встаньте на улице под окном мастерской и свисните мне где-то минут через сорок. Потом будете меня сопровождать в нашем славном походе.

Отдав указания, Майкл вернулся в мастерскую. В это утро дул сильный восточный ветер. Между статуями в саду крутились легкие вихри, по окошечку в потолке мастерской барабанил дождь. Примерно в то же самое время, когда Моррис вырисовывал сотую версию дядиной подписи, Майкл приступил к выламыванию внутренностей из рояля.

Когда через три четверти часа Питман снова зашел в мастерскую, двери пустого шкафа были распахнуты, а крышка рояля старательно закрыта.

- Ужасно тяжелый этот инструмент, - пожаловался Майкл, после чего занялся нарядом своего спутника.

- Мою бороду?! - в ужасе вскрикнул Питман. - Я никак не могу ее сбрить. Вообще мне нельзя менять свою внешность. Школьное начальство этого не одобрит. У них очень строгие взгляды на то, как должен выглядеть преподаватель колледжа; наши молодые воспитанницы так романтичны. Моя борода произвела на них большое впечатление, - добавил он смущенно, - говорили, что она мне не идет.

- Ничего, отрастите потом новую, - ответил адвокат. - Зато без бороды вы будете выглядеть столь отвратительно, что вам будут подавать милостыню.

- Но я же не хочу выглядеть отвратительно.

- Что вы упираетесь, как осел, - Майкл вообще не переносил бород и был рад случаю изничтожить хоть одну. - Давайте, давайте, пора уже в путь.

- Ну, раз уж вы настаиваете, - вздохнул Питман, после чего принес стакан теплой воды, а затем, установив его на треноге из-под мольберта, сначала остриг бороду ножницами, а потом выбрил подбородок. Поглядев на результат, он вынужден был признать, что последние надежды на то, чтобы выглядеть, как настоящий мужчина, пошли прахом. Зато Майкл был доволен чрезвычайно.

- Ей Богу, совсем другой человек. Когда я вам дам еще очки с толстыми стеклами, которые у меня в кармане, вас будет не отличить от французского коммивояжера.

Питман ничего не отвечал, продолжая с безутешным видом изучать свое отражение в зеркале.

Майкл между тем продолжал:

- А вы знаете, что однажды сказал губернатор штата Северная Каролина губернатору Южной Каролины? «Что-то давно мы ничего не пили», - заявил этот глубокий мыслитель, и если вы заглянете в верхний карман моего пальто, найдете там бутылку бренди. Спасибо, мистер Питман, - поблагодарил он, наполняя бокалы.

Художник потянулся к графину с водой, но Майкл его остановил.

- Ни в коем случае, хоть на коленях умоляйте. Это же самое лучший бренди во всей Великобритании.

Питман пригубил напиток и со вздохом отставил бокал в сторону.

- Должен вам заметить, что для отпуска вы наихудший компаньон! - воскликнул Майкл. - Раз вы ничего не понимаете в бренди, то больше вы его и не получите. Ну, а пока я управлюсь с бутылкой, можете заняться делом. Сейчас мне кажется, что я совершил серьезную ошибку. Вы должны были заказать фургон для перевозки еще до того, как переоделись. Нет, Питман, от вас никакого толку. Почему вы мне об этом не напомнили?

- Я не знал даже, что надо заказать фургон, - оправдывался художник. - Но я могу пока снять этот наряд.

- Да, но с возвращением на место бороды могут возникнуть определенные трудности. Нет, это была явная оплошность, и люди за подобные ошибки часто расплачиваются головой, - продолжал адвокат, ничуть не утратив прекрасного настроения и потягивая бренди, - но теперь уж этого не исправишь. Давайте за грузчиками. Пусть они отвезут рояль на станцию Виктория, оттуда служба перевозок доставит его на Кэннон-стрит, и там он будет ждать, пока за ним обратится мистер Форчун де Буазгоби.

- А это не слишком странное имя? - Питман вовсю старался принять посильное участие в обсуждении деталей операции.

- Слишком странное?! Черт возьми, а ведь верно, нас обоих это могло бы довести до виселицы! Пожалуй, Браун - это и проще, и безопаснее. Та к что пусть будет Браун.

- Вы могли бы не так часто вспоминать про виселицу? - взмолился Питман.

- Хорошо, если дело ограничится только моими упоминаниями, мой дорогой! А теперь шляпу в руки и в путь. И не забывайте за все платить вперед.

Оставшись в одиночестве, адвокат поначалу все свое внимание уделил бренди. Настроение у него, и так с утра неплохое, улучшилось еще больше. Наконец он встал перед зеркалом и начал примерять на себя бакенбарды. «Чертовски пышные, - отметил, приглядевшись к своему отражению, - выгляжу, как помощник кассира на пароходе». Тут он вспомнил об очках в грубой оправе, которые намеревался дать Питману. Надел их и не мог налюбоваться на себя в зеркале. «Вот чего мне не хватало! Интересно, кого я теперь напоминаю? Пожалуй, писателя-юмориста…» - после чего стал упражняться, изображая разные типы походки. «Писателю-юмористу подойдет такая походка, но к ней нужен еще и зонтик. А вот походка матроса. А вот колониста из Австралии, решившего навестить родину предков. А так ходит полковник, командовавший сипаями в Индии, раз-два, раз-два». И как раз когда он мерил мастерскую шагами полковника из Индии (идея отличная, но не очень подходящая к характеру грима), взгляд его остановился на рояле. Инструмент закрывался двумя замками, один для верхней крышки, другой - для клавиатуры. Ключик от последнего куда-то задевался, Майкл открыл крышку и пробежал пальцами по немым клавишам.

- Отличный инструмент, - сказал он вслух сам себе, - глубокий, красивый звук, - и придвинул к себе кресло.

- Батюшки! Напился! - испугался художник и громко окликнул: - Мистер Финсбюри!

Майкл, не вставая с кресла, повернул к нему свое слегка порозовевшее лицо, окаймленное рыжими бакенбардами и украшенное очками.

- «Каприс h-moll на отъезд приятеля», - заметил адвокат, не прерывая своего занятия.

Сердце мистера Питмана переполнилось возмущением.

- Это должны быть мои очки! - заявил он. - Они необходимая часть моего туалета.

- Я решил надеть их сам, - ответил Майкл и добавил вполне резонно: - Если мы оба будем в очках, это будет чертовски подозрительно.

- Жаль, - вздохнул Питман, - я так на них рассчитывал, но раз уж вы настаиваете…

Когда нанятые грузчики выносили инструмент, Майкл сидел в шкафу среди остатков бочки и фортепьянных внутренностей. Как только путь освободился, приятели проворно выбрались на улицу, на Кингсроад вскочили на извозчика и двинулись в центр города. Все еще было холодно, мокро, порывистый ветер хлестал их прямо по лицу, но Майкл не разрешал прикрыть окна в кабине экипажа. Неожиданно он превратился в экскурсовода, знакомящего приезжего гостя с достопримечательностями Лондона.

- Я вижу, сэр, что вы совсем не знаете своего родного города. А может, мы посетим Тауэр? Нет? Ну да, в общем-то это не по дороге. А, вот, - и попросил кэбмена - объедьте, пожалуйста, вокруг Трафальгар-сквер! - потом он пожелал сделать остановку в этом историческом месте, отпустил ряд критических замечаний относительно памятников и познакомил художника с некоторыми подробностями (тому ранее совершенно неизвестными) из жизни некоторых известных личностей, которым эти памятники были установлены.

Трудно описать словами те муки, которые испытывал Питман во время поездки. Холод, дождь, непроходящий страх, смутное недоверие к своему предводителю, постоянное ощущение, что он выглядит неприлично в рубашке с мягким воротничком и, наконец, полное падение в собственных глазах в связи с утратой бороды - все это являлось для него ужасной пыткой. Он очень обрадовался, когда они кружными путями доехали в конце концов до какого-то ресторанчика. Еще большее облегчение для него наступило, когда он услышал, что Майкл заказывает отдельный кабинет. Когда говорящий на непонятном языке иностранец вел их с Майклом по лестнице, Питман с удовлетворением отметил, что народу в заведении немного, и уж совсем здорово было то, что в большинстве своем это были эмигранты-французы. Какое счастье, что никто из них не имел никаких связей с колледжем, где он преподавал, надо думать, что даже их преподаватель французского, хоть и был, несомненно, презренным католиком-папистом, и то вряд ли бы опустился до посещения столь развратного места.

Иностранец привел их в маленькую пустую комнату, всю меблировку которой составляли стол и диванчики. В камине мерцал слабый огонь. Майкл тут же распорядился подбросить угля и подать бренди и содовую.

- Но мистер Финсбюри! - воскликнул Питман. - Ведь мы же не будем больше пить!

- Я не знаю, что собираетесь делать вы, - пожал плечами Моррис, - но ведь что-то же делать надо, а курить перед едой вредно. Это всем известно. Вы, я вижу, вообще не имеете понятия о здоровом образе жизни. - После этого он сверил свои часы с часами, стоящими на камине.

Питман снова погрузился в мрачные размышления. Как случилось, что он оказался смешно остриженный, в дурацком наряде, в обществе пьяного человека в очках в донельзя заграничном заведении и ожидает, когда подадут обед с шампанским? Что подумало бы о нем школьное начальство? А если бы они к тому же узнали обо всех его мошеннических проделках со столь трагическими последствиями?

Из задумчивости его вывело появление иностранца с бренди и содовой. Майкл взял одну рюмку, а другую распорядился дать приятелю.

Питман движением руки выразил свой отказ.

- Позвольте мне сохранить хоть немного ясности в голове.

- Чего не сделаешь для друга. Но я не привык пить один. Прошу вас, - обратился Майкл к кельнеру, - выпейте со мной. - После чего, чокнувшись с кельнером, провозгласил: - За здоровье мистера Гидеона Форсайта!

- Митра Гидеона Форсита, - повторил за ним официант и одним глотком опрокинул рюмку.

- Еще одну, - предложил Майкл с нескрываемой заинтересованностью. - Мне еще не приходилось видеть человека, который бы проделывал это быстрее вас. Это возвращает мне веру в людей.

Официант, однако, вежливо отказался, сославшись на то, что ему нужно вернуться к работе, и вместе с помощником, стоявшим у дверей кабинета, принялся подавать обед.

ним шампанским именно потому, что тот не ел.

- Одному из нас следует быть трезвым, - рассудил адвокат, - потому вы не получите шампанского даже к ножке куропатки. Нужно соблюдать осторожность, - и добавил, - один пьяный - это прекрасно, два пьяных - катастрофа.

Когда подали кофе и официант удалился, Майкл попытался придать лицу серьезное выражение. Он посмотрел приятелю в глаза (один его глаз при этом слегка косил) и обратился к нему с речью не вполне разборчивой, но зато весьма строгой.

- Шутки в сторону, - заявил он, переходя прямо к делу. - Поговорим серьезно. Слушайте меня внимательно. Я австралиец и зовут меня Джон Диксон, пусть моя скромная внешность не вводит вас в заблуждение. Зато вам будет приятно слышать, что я богат, ужасно богат. В таких делах, Питман, надо быть очень точным, весь секрет в том, чтобы тщательно подготовиться. Я полностью сочинил себе всю биографию от самого рождения и мог бы вам ее рассказать, если бы вспомнил.

- Может быть, я недостаточно сообразителен… - начал Питман.

- Вот именно! - подтвердил Майкл. - Совершенно недостаточно сообразительны; зато вы богаты, гораздо богаче меня. Мне показалось, вам будет приятно сознавать, что вы купаетесь в деньгах. Но вы, к несчастью, всего лишь американец, и притом владелец галошной фабрики. И что самое печальное, не буду от вас скрывать, зовут вас Эзра Томас. А теперь, - сурово спросил Майкл своего спутника, - пожалуйста, скажите мне, кто вы такой.

Несчастный от волнения так боялся пропустить хоть одно слово инструкции, что с ходу и без запинки повторил все свои личные данные.

- Прекрасно! Наш план готов. И что самое главное, в нем нет никаких противоречий.

- Но я ничего не понимаю, - пожаловался Питман.

- В свое время прекрасно все поймете, - сказал Майкл, поднимаясь из-за стола.

- И у нас нет никакого предлога, - продолжал сомневаться Питман.

- По дороге что-нибудь придумаем.

- Но я не умею придумывать, я за всю свою жизнь ничего не смог придумать.

- А вот теперь придется, мой дорогой, и вскоре вы в этом убедитесь. - На этом Майкл закончил обсуждение, подозвал официанта и приступил к урегулированию счета.

Бедняга-художник не очень прислушивался к их разговору, поглощенный своими невеселыми мыслями. «Конечно, он большой ловкач, но можно ли ему доверять в таком состоянии?» - спрашивал он себя. И когда они снова оказались в экипаже, отважился на вопрос.

- Вам не кажется, сэр, что, учитывая обстоятельства, нам следовало бы отложить дело?

- Откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? - возмущенно спросил Майкл. - Что за чепуха! Выше голову! Все идет прекрасно. Вперед к победе! Питман, где ваше львиное сердце?

На Кеннон-стрит они осведомились о багаже и убедившись, что тот доставлен, занялись поисками фургона. Ожидая, пока повозку приготовят, они зашли в комнату, где хранилась упряжь и присели у печки. Адвокат, прислонившись к стене, слегка приуснул, а бедный Питман, предоставленный сам себе, оказался в компании нескольких лоботрясов, каких всегда можно встретить около транспортных контор.

- Ужасная погода, не правда ли, мистер? - обратился к Питману один из них. - Вам далеко ехать?

- М-м, да, погода не из лучших, - ответил художник. После чего, чувствуя, что следует сменить тему разговора, добавил: - Мой друг австралиец. Он хороший человек, но очень увлекающийся.

- Австралиец? - отозвался собеседник. - У меня тоже брат в Мельбурне. Ваш друг часом не из этих мест?

- Н-нет, не совсем, - ответил Питман, имевший весьма смутное представление о географии далекого континента. - Он живет там, в центральной части, и очень богат.

- Так, так, - заметил другой, - Австралия - большая страна. Вы тоже из тех мест?

- Нет, я не оттуда, - ответил Питман и, явно нервничая, добавил: - И никакого желания не испытываю. - После чего начал тормошить Майкла.

- Что случилось? - спросил тот.

- Фургон почти готов, - строго сказал Питман, - просыпайтесь.

- Хорошо, хорошо, не сердитесь, друг мой, - ответил Майкл, зевая. - Капелька сна еще никому не повредила. Зато я чувствую себя относительно трезвым. Но к чему такая спешка. Что-то я не вижу фургона и не помню, где сейчас наш рояль.

Питман с ужасом представил себе (и по сей день еще представляет), что еще может ляпнуть адвокат в приливе откровенности, но по счастью кто-то вошел в комнату и объявил, что фургон готов. Майкл же был целиком поглощен проблемой, требующей немалых интеллектуальных усилий, а именно попыткой встать на ноги.

- Править будете вы - заявил он художнику, взгромоздившись на сиденье.

- Я? - изумился Питман. - Я никогда этого не делал, я не умею.

- Ладно, ладно, - ответил Майкл с олимпийским спокойствием. - Я тоже не умею. Но пусть будет по-вашему. Чего для друга не сделаешь.

Взгляд, брошенный на посмурневшее лицо хозяина конюшни, заставил Питмана принять решение.

- Вот и хорошо, - с отчаянием заявил он, - правьте вы, а я буду показывать вам дорогу.

Поскольку мы пишем не приключенческую повесть, то не будем описывать в деталях Майкла в роли кучера. Питман, который сидел рядом, сдерживая порывы приятеля и замирающим голосом пытаясь давать ему советы, не знал, чему больше удивляться: отваге новоявленного возницы или его совершенно не заслуженному везению. В конце концов они все же добрались до Кеннон-стрит без повреждений. Рояль мистера Брауна был погружен быстро и четко.

- Должен заметить, - сказал бригадир грузчиков, пересчитывая мысленно количество серебряных монет в горсти, - что рояль ваш оказался смертельно тяжелым.

- Все дело в богатстве звучания, - пояснил Майкл, отъезжая.

До квартиры мистера Гидеона Форсайта дорога была недолгой; дождь по-прежнему сыпал мелкими, но непрерывными каплями. Майкл придержал коней на почти пустой улице, вручил поводья какому-то местному ротозею, после чего оба путешественника слезли с повозки, где смотрелись очень впечатляюще, и пешком направились к месту, где должен был разыграться решающий эпизод их приключений. Майкл даже выказал легкое ослабление былой уверенности в себе.

- С моими бакенбардами все в порядке? - спросил он Питмана. - Было бы крайне неприятно, если бы меня узнали.

- С ними все замечательно, - успокаивал его Питман, даже не оглядываясь. - А вот насчет своего костюма я беспокоюсь. Не исключена возможность, что я встречу там кого-то из своего начальства.

- Без бороды вас никто не узнает. Только не забывайте, что говорить вам следует медленно. С акцентом вы и так уже говорите.

- Я надеюсь только на то, что молодого человека не окажется дома, - вздохнул Питман.

- А я надеюсь, что он будет один, - ответил адвокат, - это нас избавит от множества трудностей.

Так оно и оказалось. Гидеон лично открыл им дверь и проводил в комнату, обогреваемую скромным огнем в камине. Все стены до потолка были заняты стеллажами, заполненными трудами, отображающими историю и деятельность британской Фемиды. Весь вид комнаты за одним исключением указывал на юридические интересы ее обитателя, а исключением был как раз камин, на котором разместилась обширная коллекция курительных трубок, сортов табака, коробки с сигарами и несколько французских романов в желтых обложках.

…

- Я думаю, что вам бы следовало обратиться в юридическую контору, - прервал его Гидеон.

- Ну что ж, раз так, дайте нам адрес вашей фирмы, и завтра мы сможем обсудить нашу проблему в соответствии с принятыми правилами, - говоря это, Майкл уселся в кресло и жестом указал Питману сделать то же самое. - Но так уж получилось, что мы здесь не знаем никаких адвокатских контор, вас же нам рекомендовали, а времени у нас чрезвычайно мало.

- Могу я поинтересоваться, кому именно я обязан вашим визитом? - спросил Гидеон.

- Поинтересоваться вы можете, - согласился Майкл с клоунской усмешкой, - но меня просили вам об этом не говорить, пока… пока дело не будет улажено.

«Наверняка, их дядя прислал», - пришел к выводу Гидеон.

- Меня зовут Джон Диксон, - продолжал Майкл. - Это имя хорошо известно в Балларате^[206]. Присутствующий здесь мой друг, мистер Эзра Томас из Соединенных Штатов, является очень состоятельным фабрикантом галош.

- Одну минуточку, я запишу, - деловито сказал Гидеон тоном опытного адвоката.

- Вы не будете против, если я закурю сигару? - спросил Майкл. В квартиру он входил немного протрезвевшим, но теперь начал ощущать, что пары алкоголя и сопутствующая им сонливость снова дают себя знать; поэтому он надеялся, как и многие в его ситуации, что сигара поможет поддержать разговор на должном уровне.

- Да, да, конечно, - захлопотал Гидеон. - Может, попробуете мои? Смело могу их вам рекомендовать, - добавил он, вежливо протягивая клиенту коробку.

- Честно вам признаюсь, - сказал «австралиец», - что мы возвращаемся со званого обеда, и поэтому я могу иногда выразиться не вполне ясно, но это с каждым можно случится, не правда ли?

- Разумеется, разумеется, - согласился Гидеон, продолжая демонстрировать всю вежливость, на какую был способен. - Вы можете не торопиться, я готов уделить господам достаточно времени.

- Дело, которое привело нас сюда, - продолжил, воодушевляясь, «австралиец», - чертовски деликатно. Мой друг мистер Томас - американец португальского происхождения, он плохо знает наши порядки и, являясь к тому же богатым фабрикантом концертных роялей Бродвуд…

- Концертных роялей Бродвуд? - прервал его несколько удивленный Гидеон. - Мистер Томас совладелец этой фирмы?

- Ах, нет. То не настоящие Бродвуды. Мой приятель производит Бродвуды американские.

- Но мне кажется, что недавно вы сказали, во всяком случае я так записал, что ваш друг производит галоши?

- Поначалу вам в этом деле все будет казаться странным, - заявил «австралиец», лучезарно улыбаясь, - дело в том, что он… интересуется разными отраслями производства, и этими, и многими другими, очень, очень многими, - повторял мистер Диксон с пьяной настойчивостью. - Прядильни мистера Томаса самые крупные в Таллахассе, его табачные плантации - гордость Ричмонда, короче говоря, мистер Томас - мой старый приятель, и я вас очень прошу заняться его делом.

Молодой адвокат с уважением посмотрел на мистера Томаса и был очень тронут его открытым, хотя и несколько неспокойным выражением лица, а также простотой и скромностью манер. «Удивительные люди эти американцы, - размышлял он про себя, - подумать только, что этот совершенно простецкого вида тщедушный малый в рубашке с мягким воротничком, а ворочает такими делами в столь серьезных отраслях!»

- Может, нам лучше, - произнес он уже вслух, - перейти уже к фактам?

- Узнаю человека дела! - воскликнул «австралиец». - Итак, перейдем к фактам. Речь идет о неисполнении обязательств.

Несчастный художник был так изумлен всем услышанным, что не мог удержаться от восклицания.

- Слушай, расскажи ему, - сказал Майкл, махнув рукой в сторону Питмана. Видимо, он посчитал, что сделал все, что от него требовалось. - Он сам вам все расскажет, - зевая, обратился он к Гидеону. - Вы простите меня, если я на минутку сомкну глаза, я всю ночь был у постели больного друга.

Питман озирался по комнате с совершенно отупевшим видом. В его невинной душе нарастали ярость и отчаяние; приходили в голову мысли о побеге и даже о самоубийстве; и пока художник безуспешно искал какие-нибудь слова, пусть бы даже и ничего не значащие, молодой адвокат терпеливо ждал.

- Речь идет о неисполнении обязательств… - выдавил, наконец, из себя «фабрикант» очень тихим голосом. - Я нарушил обязательство… и грозит дело… - в этом месте Питман, как обычно, когда нервничал, потянулся рукой к бороде, но наткнулся на совершенно непривычную гладкую поверхность подбородка. Надежда и отвага (если о чем-то таком вообще можно было говорить в случае Питмана) покинули его окончательно. Он принялся отчаянно тормошить Майкла.

- Проснись же ты! - по голосу и характеру обращения чувствовалось, что нервы его на пределе. - Я не сумею! Вы же знаете, что не сумею!

- Вы должны простить моего друга, - невозмутимо сказал Майкл, открыв глаза. - Ораторским талантом он не отличается. Дело, в общем, простое. Приятель мой склонен, с одной стороны, к бурному проявлению страстей, с другой стороны - к простому, патриархальному образу жизни. Прошу вас взглянуть на ситуацию именно с этой точки зрения. Итак, неудачное путешествие по Европе и неудачное знакомство с мошенником, выдающим себя за иностранного графа, у которого на выданье дочь-красавица. Мистер Томас позволил себе дать волю чувствам. Он сделал предложение, предложение было принято, он написал несколько писем… написал в стиле, о котором сейчас, несомненно, жалеет. Если эти письма попадут на судейский стол, репутации мистера Томаса будет нанесен непоправимый ущерб.

- Следует ли мне понимать это так… - начал Гидеон.

- Уважаемый мистер Форсайт, - очень внушительно произнес «австралиец», - вы ровным счетом ничего не сможете понять, пока не ознакомитесь с содержанием писем.

- Да, ситуация, достойная сожаления, - Гидеон с сочувствием посмотрел на виновника несчастья, но заметив на лице того признаки беспокойства, отвел глаза.

- Это были бы еще пустяки, - жестким тоном продолжил мистер Диксон. - Я очень хотел бы, от всего сердца хотел бы иметь возможность утверждать, что совесть мистера Томаса чиста. Увы, ему нечего сказать в свое оправдание, ибо он был в свое время и до сих пор остается обрученным с первой красавицей в Константинополе, что в штате Джа. Мой приятель вел себя как последняя скотина…

- Штат Джа? - удивился Гидеон.

- Это только общепринятое сокращение: Джа означает Джорджия, так же как «ст.» означает «станция».

- Да, припоминаю, мне приходилось встречать в напечатанном виде подобное сокращение, но я не знал, что это так произносится.

- Уверяю вас, что именно так. Ну, теперь вы сами видите, что это несчастное существо можно спасти от бесчестья только с помощью какого-то очень хитрого хода. Деньги для этого имеются, и о них можно не беспокоиться. Мистер Томас завтра же может выставить чек на сто тысяч. Но у нас есть аргументы и получше, мистер Форсайт, чем деньги. Этот самый иностранный граф - он себя называет графом Тарновым - был когда-то владельцем табачной лавки в Бейсуотере, где выступал под своей собственной, и тоже примечательной фамилией Шмидт; а его дочь - если только она вообще его дочь - в то время прислуживала в магазине, а теперь, видите ли, хочет выйти замуж за такого выдающегося человека, как мистер Томас! Надеюсь, вам понятны наши намерения. Мы хотим опередить их, прежде чем они сделают следующий шаг. Мы просим вас поехать в Хемптон-корт, где они сейчас проживают, и угрозами или подкупом, а скорее всего, тем и другим, заполучить от них эти письма. Если вам это не удастся, ну что ж, все в руках Божьих… мистер Томас будет скомпрометирован. По крайней мере, я от него избавлюсь, - добавил Майкл, явно не проявив особого благородства по отношению к своему приятелю.

- Мне представляется, что существуют определенные предпосылки к тому, что наше дело разрешится благополучно, - заявил Гидеон. - У Шмидта были какие-нибудь дела с полицией?

- Мы на это надеемся. Есть все основания так предполагать. Причем, вы обратите внимание на местность: Бейсуотер! Вам это ни о чем не говорит?

Уже в шестой раз в течение разговора Гидеон задумывался, в здравом ли уме его клиент. «Впрочем, может быть, это все последствия званого обеда с алкоголем?» - решил он, а вслух спросил:

- В пределах какой суммы я могу вести переговоры?

- Ну, скажем, пока что хватит пяти тысяч, - ответил Майкл. - А теперь не смеем вас больше задерживать. Время идет, поездов до Хемптон-корт идет много, а о нетерпении моего друга мистера Томаса, надеюсь, вам напоминать не надо. Вот пять фунтов на текущие расходы и адрес. - Майкл начал было писать что-то на листке бумаги, но передумал и спрятал листок в карман. - Нет, лучше я вам продиктую, почерк у меня совершенно неразборчивый.

Гидеон записал адрес: «Граф Тарнов, вилла Кернол, Хемптон-корт»; после чего написал на другой карточке еще несколько слов.

- Вы говорили, что еще не обращались ни в одну адвокатскую контору. Смею вам рекомендовать наилучшего в Лондоне специалиста.

- Боже милостивый! - воскликнул Майкл, прочитав адрес своей собственной фирмы.

мне остается только спросить, каким образом я смогу с вами связаться.

- Отель Лэнгхэм, разумеется, - ответил Майкл. - Итак, до вечера.

- До вечера, - повторил Гидеон, приветливо улыбаясь. - Я думаю, что могу посетить вас в отеле, сколь бы ни было поздно.

- В любое время, в любое время, - подтвердил адвокат, откланиваясь. А когда друзья очутились на улице, сказал Питману: - А у парня есть голова на плечах.

Можно было едва расслышать, как Питман бурчит себе под носом:

- Полный дурень.

Питман не ответил.

- О! - воскликнул адвокат, останавливаясь. - Что-то не понравилось нашему печальному Питману?

- Вы не должны были говорить обо мне в таком тоне, - вспыхнул художник. - Я ничем не заслужил подобных высказываний. Вы меня глубоко обидели.

- О вас я ни слова не сказал, - оправдывался Майкл. - Я говорил об Эзре Томасе, а должен вам напомнить, что такого человека не существует.

Беседуя таким образом, они дошли до угла улицы, где ожидали их верный ротозей из местных, наблюдающий за лошадьми, и жалко выглядящий рояль, по крышке которого барабанил дождь, и его капли медленно стекали по лакированным ножкам. Ротозея послали в ближайший кабачок за подмогой из нескольких мощных парней, после чего начался завершающий этап всей операции. Еще до того, как мистер Гидеон Форсайт занял свое место в поезде, идущем до Хемптон-корт, Майкл сумел открыть двери его квартиры, и нанятая бригада грузчиков, кряхтя и охая, установила большой концертный рояль посреди комнаты.

- А теперь, - сказал адвокат, рассчитавшись с работниками, - еще одна предосторожность. Нам надо оставить ему ключ от рояля, причем так, чтобы он смог его найти. Надо подумать… - После этого он выстроил на рояле небольшую башню из сигар и поместил ключ внутри нее.

- Бедный парень, - вздохнул художник, когда они вышли на улицу.

- Да, его ситуации не позавидуешь, - невозмутимо согласился Майкл. - Но ему это добавит энергичности.

бы обидными они мне не казались, поскольку они не были направлены…

- Ни слова больше, мой Питман! - воскликнул Майкл, взбираясь на сиденье фургона. - Ни слова. Вы вели себя правильно. Ни один порядочный человек не должен выслушивать оскорбления в адрес личности, за которую он себя выдает.

Дождь перестал. Майкл достаточно протрезвел. От трупа они благополучно избавились, и друзья быстро помирились. Поэтому сегодня они возвращались (особенно в сравнении с предыдущим днем) словно с приятной прогулки. А когда они вернули фургон в конюшню, где их никто ни в чем не подозревал и вообще ни о чем не спрашивал, из груди мистера Питмана вырвался вздох нескрываемого облегчения.

- Теперь можно и по домам, - сказал он.

- Питман! - строго сказал адвокат, останавливаясь. - Ваше легкомыслие меня беспокоит. Мы с вами мокли целый день под дождем, а теперь вы хладнокровно предлагаете идти домой! Нет, мой дорогой! Только горячее виски!

обретен, а покойник надежно сплавлен, в характере художника начала проявляться некая бесшабашность. И когда они с Майклом чокнулись рюмками, над которыми клубились облачка пара, Питман вдруг захохотал во весь голос, словно беззаботная курсистка на пикнике.

205

Альпака - южноамериканское животное семейства лам с ценной шерстью.

206

Балларат