Несусветный багаж.
Глава 9. Прекрасное завершение «каникул» Майкла Финсбюри

Несусветный багаж (роман, соавтор Ллойд Осборн)

Глава 9

ПРЕКРАСНОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ «КАНИКУЛ» МАЙКЛА ФИНСБЮРИ

С Майклом Финсбюри я знаком лично. Мои юридические дела - о, я понимаю, сколь не выгодно признаваться в том, что поверяешь защиту своих интересов такому адвокату, но в конце концов, есть обычное чувство благодарности, да и вообще дело это прошлое - короче говоря, все мои отношения с законом, нынче, слава Богу, вполне невинного свойства, и сейчас в руках Майкла. К несчастью, у меня плохая память на адреса. О каждом своем знакомом я в состоянии запомнить только один его адрес. Назовет мне человек свой адрес при знакомстве, потом переедет куда-нибудь - и все, приятель этот для меня потерян, поскольку память за его перемещениями следить отказывается. Та к вот и получилось, что Майклу я пишу всегда на адрес его конторы, поскольку номера дома на Кингс-роад, где он живет, не помню. Конечно, на званых обедах у него мне случалось бывать. В последнее время, с тех пор, как он сколотил состояние и не так уж активно занимается практикой, подобного рода мероприятия участились. Происходит это так: несколько хороших знакомых, которых объединяет наличие классического чувства юмора (как, например, у меня) случайно встречаются в курительной комнате клуба, и вскоре их можно видеть тянущихся гуськом по аллеям Сент-Джеймс-Парка. Четвертью часа позже компания уже восседает за одним из самых шикарно накрытых столов Лондона.

Но во времена, описываемые в этой повести, в указанном доме на Кингс-роад (будем считать, что его номер 233) было еще тихо. Дружеские приемы Майкл устраивал в залах Николя или Веррея, двери же его частного жилища даже для большинства друзей оставались закрытыми.

Второй этаж, комнаты которого выходили окнами на солнечную сторону, был предоставлен в распоряжение отца. Двери гостиной были постоянно закрыты, а сам Майкл облюбовал для проживания столовую. В этом удобном помещении, оберегаемом железными ставнями от любопытных взглядов пешеходов Кингс-роад, в окружении книг по проблемам права, томиков поэзии и описаний известных уголовных процессов, мы и застаем его во время ужина по завершении путешествия с Питманом. Прислуживает адвокату пожилая дама со сверкающими глазами и плотно сжатыми губами. Весь ее вид свидетельствует о принадлежности к давним обитателям дома, а каждое сказанное слово - о достойном шотландском происхождении. Чувство почтительной боязни, которое сочетание этих двух качеств способно вызвать даже у самого смелого человека, не было чуждо и нашему герою. Это было впечатляющее зрелище, когда хозяин дома под пристальным взглядом прислуги старался всячески замаскировать в своем поведении следы обширного возлияния в компании Питмана. А когда Майкл, наконец, проговорил:

- Знаешь, Тина, я не прочь бы выпить рюмочку бренди с содовой, - то слова эти были сказаны без особой веры в их убедительность и без надежды на то, что они будут приняты к исполнению.

- Ни в коем случае, мистер Майкл, - последовал мгновенный ответ. - Только красное вино с водой.

- Очень хорошо, замечательно. Ты, конечно, права. У меня сегодня был очень трудный день в конторе.

- Что вы говорите? Да вы и близко к конторе сегодня не подходили.

- Ну, как же, я несколько раз заезжал на Флитстрит.

- Распутничали вы весь день, вот что! - язвительно объявила Тина. - Осторожно! Вы хрусталь разобьете! - вскрикнула она, когда адвокат чуть не уронил бокал со стола.

- Как он себя чувствует? - спросил Майкл.

- Как обычно, мистер Майкл, и видимо, так уж и будет до самого конца. Достойный человек. Но вы не первый, кто сегодня об этом спрашивает.

- Вот как? И кто же еще?

- Вы будете смеяться, - хмуро ответила Тина. - ваш кузен, мистер Моррис.

- Моррис! Что этому прохвосту было надо?

- Что надо? Хотел увидеться с ним, - экономка многозначительно указала пальцем вверх. - По крайней мере, так говорил, но у меня на этот счет свое мнение. Он хотел меня подкупить! Подумать только, подкупить! Меня! - повторила она с нескрываемым презрением. - Джентльмены так не поступают.

- В самом деле? - сказал Майкл. - Уверен, что много он не предложил.

- добавила Тина воинственно. - Не скоро он снова тут появится.

- Ты же знаешь, что нельзя позволить ему увидеться с моим отцом. У меня нет ни малейшего желания устраивать представление для этой скотины.

- Об этом можете не беспокоиться, - заверила его домохозяйка. - Но самое смешное в том, что… вы соус пролили, вот свежая салфетка… что он думает, будто ваш батюшка умер и вы это от него скрываете.

- На воре шапка горит.

- Вот-вот, я ему слово в слово то же самое сказала! - обрадовано воскликнула Тина.

- Он мне еще за это заплатит.

- А нельзя его каким-нибудь образом к суду привлечь?

- Нет, не думаю, да и не испытываю ни малейшей на то охоты. Только знаешь что, Тина, что-то красное вино не очень мне по вкусу. Это какая-то неудачная бутылка. Будь так добра, и дай мне рюмочку бренди.

Но Тина была непреклонна.

- В таком случае, - сердито заявил адвокат, - я больше есть не буду!

- Вы можете поступать так, как считаете нужным, - ответила невозмутимо экономка и принялась убирать со стола.

- Какая жалость, что Тина такая образцовая прислуга, - вздохнул Майкл, выходя на улицу.

Дождь перестал, ветер еще не успокоился, но теперь уже только приятно освежал. Город в вечерней темноте искрился уличными фонарями и блестел лужами. «Ну вот, так уже лучше», - подумал адвокат, направляясь к центру и не без удовольствия прислушиваясь к стуку колес по мостовой и миллионному эху шагов пешеходов.

На углу Кингс-роад он вспомнил о бренди и зашел в сверкающую витриной забегаловку. Посетителей было немного: кучер с близкой стоянки экипажей, несколько хронических безработных, джентльмен (в углу), желающий продать фотографии, укромно доставаемые из кожаной папки, другому очень молоденькому парнишке с рыжей бороденкой, а также (в другом углу) парочка влюбленных, оживленно о чем-то щебечущих. Но общее внимание привлекал к себе худосочный старичок в черном сюртуке, который явно был тут на новенького. Перед ним на мраморной плите стола возле сэндвича и кружки пива лежала сильно помятая фуражка. Он как раз поднял руку в ораторском жесте и голосом от природы писклявым, но настроенном сейчас на акустику лекционной залы, очаровывал своим искусством буфетчицу, четырех безработных и кучера.

- Я произвел инспекцию всех лондонских театров, - говорил старик, - и, измерив шагами ширину главных входов, установил, что они до смешного не соответствуют потребностям публики. Двери открываются не в ту сторону, сейчас не помню, в какую именно, но дома у меня записано. Часто во время представления они заперты на ключ, когда зрительный зал буквально забит публикой. У вас, очевидно, не было моих возможностей сравнить эту ситуацию с положением в других странах, но смею вас заверить, что там это давно уже главная забота уважающих себя властей. Неужели вы думаете, что в стране истинной демократии могли бы сохранится такие свидетельства властных злоупотреблений? Ваш здравый смысл, хоть и не подкрепленный образованием, подскажет вам, что нет. Возьмем, к примеру, Австралию - страну еще более подневольную, чем Англия. Я лично разговаривал с одной из жертв пожара на Ринге, и, хотя этот человек не очень бегло говорил по-немецки, мне удалось получить полное представление о его мнении на этот предмет. Но вас наверняка больше заинтересует вот эта вырезка, посвященная той же проблеме, из венской газеты, которую я вам сейчас прочитаю и тут же, с листа переведу. Как вы сами можете видеть, она напечатана готическим шрифтом, - при этих словах оратор предъявил слушателям означенную вырезку, чтобы они могли удостовериться собственными глазами, причем сделал это с видом фокусника, показывающего публике в первом ряду возникший из воздуха апельсин.

- Приветствую уважаемого дядюшку! Что за встреча! - воскликнул Майкл, положив руку на плечо говорившего.

Тот испуганно обернулся и перед Майклом предстала физиономия дяди Джозефа.

- Это ты, Майкл? Ты один? С тобой никого нет?

- Один, - ответил Майкл, - никого со мной нет. А вы кого ожидали?

- Я имел в виду Морриса или Джона, - с видимым облегчением пояснил старик.

- В общем-то правильно, - признал Джозеф. - Тебе я могу довериться. Надеюсь, ты мне поможешь.

- Не понимаю пока, о чем вы говорите, дядя, - сказал адвокат, - но если вам нужны деньги, то предупреждаю, что я на нуле.

- Ах, не в этом дело, мой мальчик, - ответил дядя, крепко стискивая племяннику руку, - я потом тебе объясню.

- Вот и хорошо. Я угощаю, что вам заказать?

- В таком случае попрошу еще один сэндвич. Допускаю, что ты немного удивлен, встретив меня в подобном месте, но дело в том, что я поступаю в соответствии с моим твердым, но малоизвестным принципом…

- Не такой уж он малоизвестный, - усмехнулся Майкл, потягивая бренди, - я сам ему следую, когда вдруг захочется выпить.

Старик, которому хотелось как можно больше расположить к себе Майкла, грустно улыбнулся в ответ.

- Ты всегда такой веселый, - сказал он, - и признаюсь, что это мне, вообще-то, в тебе нравится. А что касается упомянутого принципа, то он заключается в том, что надо приспосабливаться к обычаям той страны (хоть бы и самой захудалой), где человек находится. Во Франции, например, все ходят завтракать в кафе; в Америке же главный пункт питания - так называемые бары самообслуживания; ну а в Англии тот, кто желает быстро перекусить, направляется вот в такой кабачок. Довольствуясь парой сэндвичей, чаем, ну и иногда кружкой пива, человек может в Лондоне неплохо пропитаться на четырнадцать фунтов и двенадцать шиллингов в год.

- Знаю, знаю, - ответил Майкл, - не считая одежды, стирки и обуви. Все вместе, включая сигары и нерегулярную выпивку, лично мне обходится в семьдесят и более.

Этой фразой Майклу удалось в последний раз прервать поток речей дяди Джозефа. Далее он покорно и снисходительно внимал разглагольствованиям дяди, который тут же переключился на политические реформы, с них - на теорию барометра, которую украсило описание ветра бора на Адриатике, после чего речь зашла о наилучшем методе обучения глухонемых арифметике. Немного погодя, парочка двинулась по Кингс-роад.

- Майкл! - перешел, наконец, к делу дядя Джозеф. - Причиной того, что я здесь оказался, является моя ссора с племянниками. Они стали невыносимы.

- Я вас понимаю, дядя, - признал Майкл. - Сам не способен выносить их больше двух минут.

- Они не разрешали мне выступать, - излагал свои обиды старик. - Запирали меня на ключ, да еще всякие грубые слова говорили. Считали, сколько я карандашей трачу для своих увлекательных заметок; газеты от меня прятали, как младенца от диких зверей. Ты же меня знаешь, Майкл. Я живу этими моими расчетами, тем, что имею свой взгляд на мир, такой разнообразный и переменчивый. Перо, бумага и пресса значат для меня не меньше, чем еда и питье. Такая жизнь стала совсем невмоготу, и тут, в неразберихе после железнодорожной катастрофы под Браундином, мне удалось скрыться. Они, наверное, думают, что я погиб, и попытаются обманом завладеть тонтиной.

- А как выглядит ваша финансовая ситуация? - вежливо спросил Майкл.

- В финансовом отношении я просто богат, - радостно ответил старик. - Сейчас я могу себе позволить расходы до ста фунтов в год. Перьев и карандашей у меня в неограниченном количестве. В моем распоряжении Британский Музей с его книгами, а также любые газеты, какие только пожелаю. Странная, однако, вещь, насколько мало человеку в моем возрасте нужно забивать себе голову книжными премудростями. Достаточно газет, в них есть все выводы в готовом виде.

- Я могу вам, дядя, кое-что предложить: вы можете поселиться у меня.

- Дорогой Майкл, ты очень любезен, но все же не вполне осознаешь мою ситуацию. Дело в том, что определенные финансовые сложности все-таки существуют. В роли опекуна я выступил не вполне удачно, и не впадая в подробности, скажу тебе только, что оказался в полной финансовой зависимости от этого злодея Морриса.

- Я вас переодену! - воскликнул с энтузиазмом Майкл. - Подарю вам очки в толстой оправе и бакенбарды.

…

- Но, - прервал его Майкл, - каким чудом у вас вообще появились деньги? Не считайте меня чужим человеком. Я ведь знаю об опекунстве, о том, каких дров вы там наломали, и о том, что существуют документы, по которым вы уступаете все права Моррису.

В ответ Джозеф рассказал племяннику о совершенных им банковских операциях.

- А вот это неправильно, - оценил его действия адвокат. - Этого вы не имели права делать.

- Но ведь все принадлежит мне, - пытался возражать Джозеф, - Майкл, ведь это я основал дело, и я им занимался, значит, все это мое!

- Все это так, но вы подписали бумаги о переуступке прав, вы были вынуждены это сделать в безнадежной для вас ситуации. А сейчас все может кончиться тюрьмой.

- Не может быть! - воскликнул бедный дядя Джозеф. - Закон не может быть так несправедлив!

- Самое смешное, - продолжал Майкл, - что на сей раз вы этот кожевенный бизнес угробили окончательно. У вас, дядя, конечно, весьма своеобразное представление о юридических нормах, но должен сказать, что мне очень импонирует ваше чувство юмора!

- Не вижу в этом ничего смешного, - обиженно заметил дядя Джозеф.

- Если уж зашла об этом речь, скажите, имеет ли Моррис право подписи в фирме?

- Кроме меня никто.

- Бедолага Моррис! Истинный бедолага! - воскликнул восхищенно адвокат. - И при этом все время ломает комедию, что дядюшка жив, здоров и сидит дома. Ну все, Моррис, судьба отдает тебя в мои руки! Скажите мне, дядя, сколько вообще стоит это все ваше кожевенное дело?

- Стоило когда-то сто тысяч, - с горечью ответил дядя Джозеф, - когда я им занимался. А потом явился этот шотландец, очень способный, особенно в бухгалтерских делах. Ни один бухгалтер во всем Лондоне не мог разобраться, как он там вел учет. Потом пришел Моррис, который вообще в торговом деле не разбирается. А сейчас фирма стоит очень мало. Моррис пробовал ее продать, и ему предлагали только четыре тысячи.

- Пожалуй, мне стоит заинтересоваться шкурами, - решительно заявил Майкл.

- Тебе? - удивился дядя Джозеф. - Не советую. Во всем мире торговли нет ничего более непредсказуемого, чем колебания на рынке кож. Можно сказать, что это невероятно чувствительный рынок.

- А что вы сделали с этими деньгами?

- Я положил их в другой банк и снял двадцать фунтов, - быстро ответил мистер Финсбюри. - А зачем ты спрашиваешь?

- Прекрасно, - ответил Майкл. - Я завтра же пошлю туда своего служащего с чеком на сто фунтов, а ту сумму переведу обратно в Англо-Патагонский банк с каким-нибудь объяснением, которое специально для вас придумаю. Вас это очистит перед законом, а Моррис и так не сможет снять ни пенса, не прибегая к подделке вашей подписи, что, впрочем, не повредит моей небольшой интрижке.

- А я что буду делать? - спросил дядя Джозеф. - Я же не могу жить без денег.

- Разве не ясно? Я пошлю чек на сто фунтов, из которых у вас на счету останется восемьдесят. Когда они закончатся, обратитесь снова ко мне.

- Да как вы не поймете, - Майкл схватил дядю за локоть, - что я пытаюсь спасти вас от тюрьмы?

Столь серьезный тон Майкла подействовал на дядю.

- Надо мне заняться изучением права, - заявил он. - Это будет новая для меня область знаний. Общие принципы мне, конечно, известны, но частностям я до сих пор должного внимания не уделял, потому-то твоя оценка данной ситуации для меня явилась неожиданностью. Возможно, ты и прав, а для человека в моем возрасте - я ведь уже далеко не безусый юнец - надолго попасть в тюрьму было бы очень вредно для здоровья. Тем не менее, я должен тебе сказать, дорогой племянник, что ты совсем не обязан оказывать мне все эти любезности, никаких причин для этого нет.

- Пусть это вас не заботит, дядя. Я, возможно, отыграюсь на торговле кожами. - И записав дядин адрес, Майкл расстался с ним на углу улицы.

«Какой замечательно милый старик. Недотепа и пустомеля, но как полон жизни! А мне, видно, судьбой назначено быть орудием Провидения. Так, задумаемся на минутку, в чем я сегодня преуспел? Избавился от трупа, спас дядю Джозефа, слегка взбодрил Форсайта и выпил черт знает сколько не самого отборного бренди. Закончу-ка я день тем, что навещу кузена, и тогда действительно выступлю в роли перста судьбы. Кожами можно заняться завтра, сегодня просто по-дружески внесу в это дело оживление».

Примерно минут через пятнадцать после этих размышлений, когда часы пробили одиннадцать часов вечера, орудие Провидения вышло из экипажа и, велев кэбмену ждать, постучало в двери дома номер 16 по Джон-стрит.

Дверь тут же отворил Моррис.

- А, это ты, Майкл, - приветствовал он кузена, предусмотрительно загородив собой узкий проход. - Время уже позднее.

Майкл молча подал ему руку и так крепко стиснул ладонь, что надутый хозяин дома слегка отстранился. Воспользовавшись этим, адвокат проник в холл, после чего направился к столовой, а Моррис следовал за ним по пятам.

- Где твой дядя Джозеф? - спросил Майкл, удобно располагаясь в кресле.

- Он в последнее время плохо себя чувствует. Сейчас он в Браундине. Джон его опекает, а я тут, как видишь, один.

Майкл спрятал усмешку в усы.

- Я хотел с тобой увидеться в связи с одним интересным делом.

- Не требуй от меня согласия на свидание с дядей, раз не хочешь показать мне своего отца.

- Вздор, - ответил Майкл. - Мой отец - это мой отец, а Джозеф такой же мой дядя, как и твой, и никаких особых прав на него у тебя нет.

- У меня и в мыслях ничего такого не было, - упрямо повторял Моррис. - Просто он плохо себя чувствует и никого не может принимать.

- В таком случае я скажу тебе без всяких обиняков. Я пришел предложить тебе определенный компромисс.

Бедный Моррис сначала побледнел как труп, а затем краска обиды на человеческую несправедливость залила его лицо до самых корней волос.

- Да что ты говоришь? - воскликнул он. - Не верю я тебе, ни одному слову не верю. - А когда Майкл заверил его, что говорит вполне серьезно, покраснел еще больше. - Я не согласен. Выметайся отсюда со своим компромиссом!

- О чем ты говоришь? - хрипло спросил Моррис.

- Я говорю только о том, что мне кажется подозрительным или, как бы это сказать, подозрительно пахнет.

- Ты меня в чем-то обвиняешь? - спросил на этот раз угрожающе Моррис, пробуя сменить тон.

- Обвиняю? Не будем прибегать к столь суровым выражениям! А знаешь что, не пора ли нам утопить все наши недоразумения в хорошем стаканчике, как и подобает двум любящим родственникам? «Два милых братца» - что-то подобное есть у Шекспира. Или ему приписывают.

Моррис лихорадочно соображал. «Неужели он что-то подозревает? Или просто стреляет вслепую? Потрафить ему или послать подальше? Надо потрафить, - пришел он к выводу. - Так я выиграю время».

- Ну что ж, - сказал он вслух, всеми силами стараясь изобразить радушие, - давно уж мы вместе не коротали вечерок, Майкл. И хотя тебе известно, что я избегаю употреблять алкоголь, на сей раз сделаю исключение. Извини меня, я на секунду отлучусь в погреб за бутылочкой виски.

- Виски я не пью, - заявил Майкл. - Мне либо немного выдержанного шампанского, либо ничего.

Моррис с минуту стоял в нерешительности, поскольку шампанское стоило дорого, потом молча вышел из комнаты. Он быстро оценил открывающиеся возможности. То, что Майкл вспомнил о самом дорогом в его погребке напитке, было Моррису, как он счел, на руку. «Одну бутылку?.. - подумал Моррис. - А, черт возьми, дам ему две. Не время экономить. Когда эта скотина напьется, я вытяну из него все секреты».

И вернулся с двумя бутылками. Появились стаканчики, которые Моррис хозяйским жестом наполнил.

- За твое здоровье, брат! - воскликнул он весело. - Чувствуй себя как дома!

Майкл опустошил свой стакан с серьезной миной, стоя у стола, а когда стакан вновь наполнился, вернулся с ним к своему креслу, прихватив заодно бутылку.

- Военные трофеи, - объяснил он. - Трусы прячутся за стены. Так утверждает наука.

Моррис не нашелся, что на это ответить, и на некоторое время повисло молчание. Но два бокала шампанского, очевидно, подействовали на Майкла.

- Тебе не достает темперамента, Моррис, - заявил он. - Возможно, ты человек и неглупый, но энергичным тебя никак не назовешь.

- Почему ты считаешь, что я человек неглупый? - допытывался Моррис с выражением удовлетворенной скромности.

- Потому что не хочешь идти на компромисс. Хитрюга ты, Моррис, истинный ловкач, - продолжал адвокат. - А винцо неплохое. Единственная достойная уважения вещь в семействе Финсбюри - это вино; его трудней получить, чем дворянский титул, значительно трудней. Я не могу понять, почему человек, у которого в погребке есть такое вино, не соглашается на компромисс.

- Когда я тебе то же самое предлагал, ты отказался, - хитро улыбнулся Моррис.

- Я даже не понимаю, почему отказался. И не понимаю, почему ты отказываешься… - рассуждал громко Майкл. - Интер-ресная это вещь, очень интерр-ек! - сная, - продолжал он, с переменным успехом борясь с непослушным языком. - Мне интерресно, о чем каждый из нас думает, а тебе нет?

- А как ты полагаешь, чем я руководствовался? - спросил Моррис с хитрецой.

Эзоп и тот с ним, другой. Ведь это ж надо думать, какие несчастья для четырнадцатилетней сиротки - все эти кожаные дела и прочее.

- Я не пойму, о чем ты толкуешь, - заявил Моррис.

- Я и сам не пойму, - признался Майкл. - Прекрасного урожая вино, уважаемые господа, прекрасного. Не пренебрегайте бокальчиком. Но вот какая проблема: пропал дорогой дядюшка. Вот что хотелось бы знать, где очень, очень дорогой дядюшка?

- Я же тебе говорю, что в Браундине. - Моррис уже незаметно стал вытирать пот со лба, эти повторяющиеся намеки сильно на него действовали.

- Легко сказать Брауд… Браундес… нет, оказывается не так легко, - напрягал дикцию Майкл. - Легко говорить, все легко говорить, когда можешь выговорить. Что мне нравится, так это то, что дядюшка пропал абсолютно. Это уму непостижимо! - и он покрутил головой.

- Все очень просто, - Моррис с трудом владел собой. - Никакого секрета нет. Он находится в Браундине после потрясения от этой катастрофы с поездом.

- Да-а, - признал Майкл, - чертовски сильное потрясение!

- Что за тон у тебя? - резко отреагировал Моррис.

- Я об этом знаю из достоверных источников, - сознался адвокат. - Сам мне об этом сказал. Если ты все же скажешь мне что-то другое, я должен буду выбирать между одним сообщением и другим. Вопрос в том… о, уронил бутылку… но шампанское ковру на пользу… весь вопрос в том, дядюшка жив или… или… в гробу лежит?

Моррис сорвался с кресла.

- Ты это о чем? - Моррис почувствовал, как у него перехватило дыхание.

- Я о том, что ковер - это прек-красная вещь. Чудесная вещь на кожаной основе. Передай мой привет дяде Шампану… - Майкл поднялся.

- Ты уже уходишь? - спросил Моррис.

- Очень жаль, друг мой. Надо ухаживать за больным, - ответил Майкл, наступая ему на ногу.

- Нет, ты никуда не уйдешь, пока не объяснишь мне всех своих намеков, - разъярился Моррис. - В чем, собственно, дело? Зачем ты приходил?

кэбмен увидел его и спросил, куда ехать.

Майкл заметил, что Моррис идет вслед за ним; неожиданно его осенило: можно его еще напугать…

- К Скотленд-ярду, - сказал он громко, держась за колесо, чтобы не потерять равновесия. - Едем в Скотленд-ярд, что-то этот мой братец мне подозрителен. Надо бы все выяснить! Давай к Скотленд-ярду!

- Вы ж несерьезно, - отозвался кэбмен, с той снисходительной симпатией, с какой в народе относятся к подвыпившим джентльменам. - Лучше я отвезу вас домой, а завтра пойдете в Скотленд-ярд.

- Вы мне советуете не ехать в Скотленд-ярд по-дружески или как юрисконсульт? - заинтересовался Майкл. - Ладно, забудем о Скотленд-ярде, едем в бар «Радость».

«Радость» уже закрыта.

- Ну тогда домой, - столь же радостно согласился Майкл.

- Но куда, господин хороший?

- Что-то не помню адреса, - сказал Майкл, забираясь на сиденье. - Езжай в Скотленд-ярд, там и выясним.

- Но у вас, наверно, есть визитная карточка, - спросил кэбмен, - дайте мне ее.

Тот прочитал при свете фонаря:

- Майкл Финсбюри, 233 Кингс-роад, Челси. Правильно, сэр?

- Угадал. Ну и поехали, если дорогу видишь.