Несусветный багаж.
Глава 10. Гидеон Форсайт и концертный рояль

Несусветный багаж (роман, соавтор Ллойд Осборн)

Глава 10

ГИДЕОН ФОРСАЙТ И КОНЦЕРТНЫЙ РОЯЛЬ

Возможно, читатель знаком с известной повестью «Кто перевел стрелки часов?», принадлежащей перу некоего Э.Х.Б., которая несколько дней заполняла витрины привокзальных киосков, после чего бесследно исчезла с лица земли. Я не знаю, как это происходит, но факт остается фактом: прежние книги исчезают, уступая место новым. Может быть, это Вечный Читатель - Время зачитывается старыми изданиями, возможно, в этом есть какое-то особое предначертание Провидения, в чьей власти судьбы и писателей, и их творений, но не исключено, наконец, что сами писатели взяли это дело в свои руки, создали тайную организацию и, пользуясь паролем, которого не выдадут никому даже под страхом смерти, собираются небольшими группами по ночам, чтобы под началом энергичных предводителей совершать свои очистительные набеги на книжные лавки города. Так или иначе, устаревшие книги исчезают, подтверждением чему служит факт существования только трех экземпляров повести «Кто перевел стрелки часов?». Один находится в Британском Музее, надежно скрытый под фальшивым названием, другой - в подвальных хранилищах Юридической библиотеки в Эдинбурге (вместе с нотами), а третий, в сафьяновом переплете с тиснением - у мистера Гидеона Форсайта. Столь завидную судьбу, постигшую этот экземпляр, легче всего было бы объяснить восторженным отношением Гидеона к сей повести. Несколько трудней было бы обнаружить поводы для такого восторга (особенно тем, кому она хоть раз попалась на глаза), но следует помнить, что родительские чувства - извечная человеческая слабость, Гидеон же (а не его дядя, чьими инициалами он остроумно воспользовался) и был автором повести «Кто перевел стрелки часов?», хотя предпочитал в этом не признаваться. Обмолвился, правда, как-то нескольким приятелям, когда книга была еще в печати, но после ее не слишком удачного появления на прилавках писательская скромность взяла верх, и теперь тайна сия хранится более надежно, чем, например, тайна авторства «Уэверли».

Как ни странно, экземпляр этого произведения все еще покоился в запыленном одиночестве в киоске на станции Ватерлоо (мы возвращаемся в нашем рассказе на один день назад). Гидеон, купив билет до Хемптон-корт, как раз проходил мимо и снисходительно улыбнулся детищу своих былых интеллектуальных упражнений. До чего же смешными выглядят сейчас его литературные амбиции! И сколь не соответствует его теперешнему положению эта ребяческая забава! Сейчас, взявшись за свое первое дело, он почувствовал себя, наконец, взрослым мужчиной, а муза - покровительница детективных романов, дама, вероятно, французского происхождения, покинула его обитель и вернулась на Геликон, чтобы продолжить водить хороводы в обществе своих остальных сестер.

Во время поездки разум молодого адвоката был занят весьма здравыми и практичными мыслями: ему уже виделся в воображении небольшой сельский домик на лесной поляне среди вековых дубов, где он обустроит свое семейное гнездышко. Чем дальше он погружался в эти мечтания, тем больше вводил усовершенствований в проект - тут добавил конюшню, там теннисный корт, еще где-нибудь надо устроить лодочную пристань.

«Совсем еще недавно, - думалось ему, - я был беззаботным щенком, которого ничто не волновало, кроме собственных удовольствий. Интересовала меня только гребля, да детективные романы. Когда проходил мимо старосветского деревенского поместья с большим огородом, конюшней, пристанью, удобными комнатами, даже не задумывался о канализации. Как же человек с возрастом взрослеет!»

Интеллигентный читатель уже догадался, что причиной такого направления мыслей была мисс Хезелтайн. Гидеон привел Джулию в дом мистера Блумфилда, и когда почтенный джентльмен осознал, что перед ним стоит униженная и оскорбленная личность, то с присущим ему темпераментом занялся защитой ее прав. Когда человек с его характером приходит в состояние сильного возбуждения, ему необходимо действовать.

- Еще неизвестно, кто из них хуже, - выкрикивал Блумфилд, - старый мошенник или молодой щенок. Я напишу в «Пэлл Мэлл» и пригвозжу их к позорному столбу. Мы должны пригвоздить их к позорному столбу! Это наш общественный долг. Ты ведь сказал, что этот тип из тори. Что? Дядя у них радикал? Тогда нет сомнений, что и он подвергается гонениям. Это, конечно, меняет дело, но не настолько, чтобы я не исполнил свой долг.

Он тут же нашел новое приложение для своей жажды действий. А именно, мистер Блумфилд пришел к выводу, что мисс Хезелтайн необходимо спрятать. Его пассажирская лодка готова принять беженку, как раз пару дней назад она вернулась из очередного похода. Это будет идеальное укрытие.

Отныне каждое утро мистер Блумфилд и Джулия отправлялись в дорогу в очень раннюю пору, не взирая на резкие порывы холодного восточного ветра. Напрасно умолял Гидеон, чтобы и его взяли в компанию.

- Нет уж, Гидеончик, - говорил ему дядя, - за тобой наверняка следят, ты должен держаться от нас подальше.

Молодой адвокат даже и не пробовал рассеять этих опасений, поскольку предполагал, что, если вся история утратит романтическую ауру, для дяди она сразу станет неинтересной. Сдержанность его была вознаграждена. Поместный радикал, положив руку на плечо племянника, заявил:

- Я понимаю, чего тебе надо, Гидеончик. Но если хочешь добиться руки этой девицы, то должен взяться за работу.

начал готовиться к предстоящему трудному разговору, голос дяди Неда и глаза Джулии не покидали его ни на минуту.

Но тут неожиданности посыпались как из рукава. Во всем Хемптон-корте не нашлось ни одной виллы Кернол и ни одного графа Тарнова. Это было странно, но, если принять во внимание не полную определенность полученной от клиентов информации, какое-то объяснение можно было себе представить. Мистер Диксон был после хорошего обеда и мог напутать с адресом. Что можно предпринять в такой ситуации разумного, профессионального и по-мужски решительного? - задал себе мысленный вопрос Гидеон и тут же сам себе ответил: телеграмма, и притом предельно лаконичная. Через несколько минут по проволоке уже летело послание следующего содержания: «Диксону, отель Ленгхэм. Вилла и личность неизвестны, очевидно, адрес ошибочен; приезжаю ближайшим поездом. Форсайт». И уже вскоре он вылезал из кэба перед входом в отель, и лицо его по-прежнему выражало деловитость и усиленную умственную деятельность.

Смею предположить, что Гидеон никогда в жизни не забудет про отель Ленгхэм. То, что он не отыскал графа Тарнова, это было еще полбеды, но отсутствие каких-либо следов Джона Диксона и Эзры Томаса озадачило его куда серьезней. В голове у Гидеона бестолково и хаотично закрутились вопросы: в чем дело? что все это значит? что делать дальше? Ответов он не нашел, а посему снова сел в экипаж и поспешил домой. Там он сможет спокойно и без помех осмыслить ситуацию. Гидеон поднялся по лестнице, вставил ключ в замок и открыл дверь с тенью тайной надежды в душе.

находиться было не должно. Когда он выходил из дому, то запер за собой двери и, вернувшись, застал их тоже запертыми, следовательно, никто чужой зайти сюда не мог. Не могла же сама мебель сменить свое положение. И все же вне всякого сомнения что-то тут находилось. В темноте он вытянул перед собой руку. Да, здесь стояло что-то большое, гладкое и холодное.

- Боже милостивый, - воскликнул он, - кажется, это рояль! - И в ту же минуту вспомнил о спичках у себя в кармане. Когда он зажег одну, перед глазами предстал действительно рояль, большой и дорогой инструмент с дождевыми потеками и царапинами непонятного происхождения. Пламя спички отражалось в гладкой поверхности, как звезда в стоячей воде, на противоположной же стене качалась громадная тень странного существа.

Спичка догорела, обжегши Гидеону пальцы, и комната снова погрузилась во тьму. Он дрожащими руками засветил лампу и подошел ближе. Да, сей предмет был самым настоящим роялем и стоял именно там, где никак находится не мог. Гидеон открыл крышку и ударил по клавише. Тишину не нарушил ни один звук. «Со мной все в порядке?» - обеспокоено подумалось ему, после чего он придвинул кресло и стал упорно пытаться извлечь из рояля хоть какой-нибудь звук то быстрыми арпеджио, то сонатой Бетховена, которая (как он помнил с лучших времен) была самым громким творением этого композитора. И ничего. Он дважды ударил кулаком по клавишам. Тишина стояла гробовая.

Молодой адвокат вскочил на ноги.

- Сбрендил, причем капитально, - воскликнул он. - И никто, кроме меня, об этом не знает. Наихудшая из божьих кар.

- Похоже, я не оглох, - сказал он себе. - Просто сошел с ума. Окончательно и бесповоротно.

Гидеон затравлено осмотрелся вокруг. Затуманенный взгляд остановился на кресле, в котором недавно восседал мистер Диксон. Рядом на столике лежала недокуренная сигара.

«Нет, это был не сон, - продолжал он размышлять, - но Бог свидетель, что с мозгами у меня не все в порядке. Мне, например, кажется, что я проголодался. А может, это очередная галлюцинация? Надо проверить. Поужинаю как следует в последний раз. Поеду в Кафе Рояль, а уж оттуда, если придется, прямо в психушку».

Выходя из дому, он задумался, каковы должны быть первые проявления его нового психического состояния? Бросится на официанта? Съест стакан? А когда он сел в кеб и велел вести себя к Николя, вдруг возникло опасение, что такого заведения вообще не существует.

аппетитом. «Боже праведный, - подумал Гидеон, - неужели еще есть надежда? Может, я поторопился с выводами? Так ли на моем месте вел бы себя Роберт Скилл?» Роберт Скилл (наверно, излишне пояснять) был героем повести «Кто перевел стрелки часов?». В представлении автора это был яркий, живо описанный персонаж, но критически настроенные читатели находили фигуру Роберта малоубедительной. Впрочем, это обычная ситуация с детективными повестями: читатель всегда на порядок умнее автора. На Гидеона, однако, имя Роберта Скилла обычно оказывало чудодейственное влияние, добавляло уверенности и даже отваги. Решено, он должен поступить так, как поступил бы этот необыкновенный человек. Люди часто приходят к подобным решениям. Генерал в трудных обстоятельствах берет пример с Наполеона; попавший в беду священнослужитель взывает к облику святого Павла; писатель перед принятием важного решения вспоминает о Шекспире. В случае Гидеона было ясно одно: Скилл был человеком действия и немедленно предпринял бы какой-то решительный шаг (неважно, какой), а единственным шагом, который приходил сейчас в голову Гидеону, было возвращение домой.

Когда же он этот шаг совершил, воодушевление его покинуло. Снова стоял он, тоскливо взирая на источник своих сомнений. До клавиш дотрагиваться уже не хотелось. Независимо от того, молчали бы они до сих пор или разразились бы звуками труб, призывающих на Страшный суд, решимость Гидеона была утрачена окончательно. «Может это чья-то дурная шутка? - думал он. - Но это была бы очень уж дорогостоящая и слишком изощренная шутка. С другой стороны, чем же еще это может быть, как не шуткой? Конечно, розыгрыш». И тут он как раз заметил нечто, как будто подтверждающее его последние умозаключения: строение из сигар, которое воздвиг Майкл перед уходом из квартиры. «А это еще что? - удивился Гидеон. - Снова какая-то бессмыслица». Он разрушил сигарную пирамиду. «Ключ? Что еще за новости? И зачем поставлено на самом виду?». Он обошел вокруг рояля и обнаружил в нем отверстие. «Ах, так вот от чего этот ключ! Совсем ничего не понятно». Произнеся вслух эти слова, он вставил ключ в отверстие, повернул и поднял крышку рояля.

Мы поступили бы очень неблагородно, если бы стали здесь описывать ужасные муки, пережитые Гидеоном этой ночью, перечислять все посетившие его безрассудные намерения и приступы отчаяния.

Когда за окном раздались птичьи трели, приветствующие новое утро, Гидеон находился в полном изнеможении. Взъерошенный, с покрасневшими глазами, он сидел в кресле, все еще не решив, что ему делать дальше. Бедняга встал и мрачно посмотрел на окно с приспущенной шторой, за которым на пустой улице в сером утреннем свете все еще поблескивали желтые огоньки непогашенных фонарей. Случаются такие утра, когда кажется, что город проснулся со страшной головной болью. Данное утро именно таким и было. Тем не менее, птичий будильник разбудил в Гидеоне какие-то остатки духа.

«Вот и день настал, - думалось ему, - а я все еще в прострации. Пора с этим кончать». Он запер крышку рояля, положил ключ в карман и двинулся на поиски чашки кофе. Идя по улице, он постоянно обращался к небу с речью, полной страхов, обид и жалоб. Обратиться в полицию, выдать ей труп, расклеить по всему Лондону листы с приметами Джона Диксона и Эзры Томаса, заполнить станицы газет заголовками: «Таинственное происшествие в юридических кругах - мистер Форсайт освобожден под залог» - это был, конечно, выход, и довольно безопасный, но чем больше Гидеон о нем думал, тем меньше он ему нравился. Не получат ли таким образом разглашения факты, не слишком лестные для его репутации? Даже дитя раскусило бы этих мошенников, а он развесил уши как… как последний лопух. Уважающий себя юрист никогда не вступил бы в разговор с клиентами, которые заявились столь странным образом, он же их со всем вниманием выслушал. Ба, если бы только выслушал! С ходу бросился выполнять их поручение, он, новичок в адвокатуре, не спросив совета у опытного коллеги. Он, по сути, взялся за дело, которым положено заниматься частному детективу. И, к сожалению, - тут он в очередной раз покраснел - взял у них деньги.

Ни один интеллигентный джентльмен, поставленный перед альтернативой: незаслуженная виселица или заслуженный публичный позор, долго колебаться не будет. После трех глотков горячей, сильно пахнущей и мутной жидкости, которую на лондонских улицах принято считать напитком из кофейных зерен, Гидеон принял решение. Он обойдется без полиции. Должен быть найден другой выход, и для этого придется всерьез влезть в шкуру Роберта Скилла. Что сделал бы он? Как джентльмену следует избавиться от трупа, который попал к нему случайно, без нарушения закона с его стороны? Ему вспомнились известные из литературы или из газет похожие ситуации, в частности, нашумевшая история с неким горбуном. Но подумав, Гидеон решил, что этот способ ему не подходит, не сумеет он прислонить труп к стене дома на углу Тоттенхем-кортроад, не привлекая нездорового интереса прохожих. Мысль запихать тело в камин представлялась физически нереализуемой. Также не стоило брать в расчет варианты с выбрасыванием покойника из окна поезда или с крыши омнибуса. Более реальным казался план с наймом яхты и спусканием трупа за борт, но он для человека со скромными финансовыми возможностями был дороговат. Нанять яхту - дело само по себе не простое, а ведь пришлось бы еще и команду набрать, что уж совсем непреодолимо.

И в ту же минуту Гидеон вспомнил о лодке своего дяди. «Предположим, что некий композитор (скажем, по фамилии Джимсон) не переносит лондонского уличного шума. А ему приходится торопиться с окончанием оперы, нет, лучше оперетты под названием… э-э… «Апельсиновый чай». Музыка Джимсона, молодого маэстро, одного из самых перспективных представителей новой британской школы, энергичный рокот барабанов в первых тактах увертюры и так далее». В голове у Гидеона уже сложился полный образ Джимсона и его музыки. И тогда что может быть естественней приезда Джимсона на лодочную пристань с концертным роялем, где он может снять лодку с пассажирской каютой, чтобы завершить там работу над партитурой «Апельсинового чая». Правда потом будет трудней объяснить его исчезновение и оставленный в лодке пустой внутри рояль. Впрочем, и тут при желании можно что-нибудь придумать. Например, Джимсон не смог справиться с какой-нибудь сложной фугой и в приступе бешенства решил избавиться от свидетеля своей творческой неудачи, спровадив его в речные волны. Психологически это так правдоподобно для современных молодых музыкантов!

- Черт меня побери! Так я и сделаю! - воскликнул Гидеон. - Именно Джимсона мне и не хватало!