Автор: | Сю Э. М., год: 1845 |
Категория: | Роман |
2. ИЗВИНЕНИЯ
М-ль де Кардовилль при виде того, как солдат свирепо схватил Родена за ворот, с ужасом воскликнула, бросившись к Дагоберу:
-- Во имя неба!.. что вы делаете?
-- Что я делаю? - резко отвечал солдат, повернувшись к Адриенне, которую не узнал. - Я пользуюсь случаем схватить за горло одного из мерзавцев шайки и буду душить его, пока он мне не скажет, где мои бедные девочки.
-- Вы меня задушите! - задыхаясь, хрипел Роден, напрягая все силы, чтобы вырваться из рук солдата.
-- Где мои сиротки, если их нет здесь и если в монастырь меня не пустили? - гремел Дагобер.
-- Помогите! - стонал Роден.
-- Это ужасно! - воскликнула Адриенна и, умоляюще сложив руки, бледная и дрожащая, стала молить Дагобера: - Сжальтесь, выслушайте меня... выслушайте его...
-- Господин Дагобер, - говорила Горбунья, стараясь своими слабыми руками захватить руки солдата. - Господин Дагобер... ведь это мадемуазель де Кардовилль... что вы делаете!.. насилие в ее присутствии!.. И, кроме того, вы ошибаетесь... наверняка ошибаетесь!
При имени благодетельницы своего сына солдат быстро повернулся и выпустил Родена. Иезуит, побагровевший от гнева, задыхаясь, оправлял свой воротник и галстук.
-- Простите! - сказал Дагобер, подходя к Адриенне, все еще бледной от испуга. - Простите... я не знал, кто вы... я не совладал с собою...
-- Но, Боже мой! что вы можете иметь против этого господина?.. - спросила Адриенна. - Если бы вы меня выслушали, то узнали бы...
-- Простите, если я вас прерву, мадемуазель, - сказал солдат сдержанным тоном. Затем, обратясь к Родену, обретшему вновь прежнее спокойствие, он прибавил: - Ну, благодарите мадемуазель и убирайтесь вон... Если вы не уйдете... я за себя не ручаюсь!
-- Одно слово, - начал Роден, - я...
-- Говорю вам, что я за себя не отвечаю, если вы здесь останетесь! - топнув ногой, закричал Дагобер.
-- Но, умоляю вас, объясните, по крайней мере, причины вашего гнева, - повторила Адриенна, - а главное не судите поверхностно... Выслушайте нас... успокойтесь...
-- Успокоиться, мадемуазель! - воскликнул с отчаянием Дагобер. - Да я только об одном могу думать... Знаете ли вы, что генерал Симон будет здесь сегодня или завтра!..
-- Неужели? - сказала Адриенна.
Роден вздрогнул от радостного изумления.
-- Вчера я, - продолжал Дагобер, - получил от него письмо уже из Гавра; вот уже третий день, как я делаю попытки вернуть своих девочек; я надеялся, что раз интрига этих мерзавцев лопнула (при этом он с гневом указал на Родена), то мне отдадут сирот... Не тут-то было... верно, они затеяли новую мерзость... от них всего можно ожидать...
-- Вон! - закричал Дагобер, возбуждение и беспокойство которого увеличились при мысли о приезде генерала Симона. - Вон!.. потому что если бы не мадемуазель... я бы по крайней мере хоть на одном из вас отвел душу!
Роден обменялся взглядом с Адриенной, к которой он в это время благоразумно приблизился, и, показав ей на Дагобера жестом, полным трогательного сожаления, сказал солдату:
-- Я уйду, и... тем охотнее, что я уже уходил, когда вы вошли. - Затем он шепнул мадемуазель де Кардовилль: - Бедняга! горе сводит его с ума, он теперь не способен даже понять меня. Объясните ему все сами... То-то удивится старик, - прибавил Роден, хитро подмигивая, а затем, порывшись в кармане, он подал Адриенне маленький сверток и прибавил: - Отдайте это ему, милая мадемуазель, пусть это будет моей местью!.. Сладостной местью!
И пока Адриенна с удивлением смотрела на него, держа сверток в руке, иезуит, прижав палец к губам, как бы рекомендуя ей молчать, тихонько попятился к двери, огорченно указав еще раз Адриенне на бедного солдата, который в немом отчаянии стоял, как убитый, со сложенными на груди руками, опущенной головой и не обращая внимания на утешения Горбуньи.
Когда Роден вышел из комнаты, Адриенна подошла к солдату и с нежным, ласковым участием сказала ему:
-- Я не успела вас опросить... об одной интересующей меня вещи... Как ваша рука?
-- Благодарю вас, мадемуазель, - отвечал Дагобер, выходя из печальной задумчивости. - Это пустяки, мне некогда и думать об этом... Я очень жалею, что позволил себе быть грубым в вашем присутствии и выгнал этого негодяя... Но что поделаешь?.. я не мог удержаться... При виде таких людей у меня просто кровь в жилах закипает!..
-- А между тем вы преждевременно сделали заключение... Поверьте мне, что человек, бывший здесь сейчас...
-- Я слишком скор в суждении?.. Я его, мадемуазель, не с сегодняшнего дня знаю... Он был с этим изменником... аббатом д'Эгриньи...
-- Верно... но это не мешает ему быть честным и превосходным человеком!
-- Ему-то? - воскликнул Дагобер.
-- Да, ему... и теперь он хлопочет о возвращении вам ваших дорогих девочек!
-- Он? - переспрашивал Дагобер, не веря своим ушам и смотря с удивлением на Адриенну. - Он... хочет вернуть мне девочек?
-- Да... и скорее, чем вы думаете...
-- Мадемуазель! - сказал Дагобер. - Он вас обманывает... этот старый негодяй дурачит вас...
-- Нет, нет! - засмеялась в ответ Адриенна. - У меня есть доказательства, что он искренен... Во-первых, я выхожу отсюда только благодаря ему...
-- Неужели это правда? - спросил пораженный Дагобер.
-- Истинная правда... а потом вот вещь, которая вас, быть может, с ним примирит, - сказала Адриенна, подавая Дагоберу маленький сверток, врученный ей Роденом. - Не желая раздражать вас своим присутствием, он отдал это мне и сказал: "Передайте эту вещь нашему пылкому воину. Такова будет моя месть!"
Дагобер удивленно посмотрел на Адриенну и машинально раскрыл сверток. Когда, развернув бумагу, солдат увидел свой серебряный крест, потемневший от времени, и полинявшую красную ленту, которые были у него украдены в гостинице "Белый сокол" вместе с бумагами, он задыхающимся от волнения голосом воскликнул в восторге:
-- Мой крест... мой крест... это мой крест!
Адриенна и Горбунья были глубоко тронуты волнением солдата, который бросился к дверям вслед за Роденом, восклицая:
-- Кроме услуги, оказанной маршалу Симону да моей семье, большего нельзя было для меня сделать! И вы ручаетесь за этого человека? А я-то его оскорбил... обидел в вашем присутствии... Он имеет право на удовлетворение... и он его получит!.. да, получит...
Говоря это, Дагобер стремительно выбежал из комнаты, пробежал две следующие и догнал Родена на последней ступеньке выходной лестницы.
-- Месье, - взволнованным голосом сказал солдат, хватая иезуита за руку. - Вы должны тотчас же вернуться назад.
-- Однако недурно бы вам было выбрать что-нибудь одно, - добродушно протестовал Роден, останавливаясь. - Минуту назад вы меня выгнали... теперь возвращаете обратно... На чем же мы порешим?
-- Я был виноват. А когда я виноват, то должен свою вину исправить. Я только что несправедливо оскорбил вас при свидетелях и должен при свидетелях же извиниться перед вами.
-- Благодарю вас... но мне, право, некогда... я тороплюсь... и прощаю вас...
-- Какое мне дело, что вы торопитесь? Я вам говорю, что вы должны вернуться... или... или... - продолжал Дагобер, с благодарностью и дружески пожимая руки иезуита, - или радость, какую вы мне доставили возвращением креста, не будет полной.
-- Ну, если так, друг мой, тогда вернемся... вернемся...
-- И не только крест вы мне вернули... Крест, который... - ну, нечего делать, признаюсь вам одному - который я оплакивал! - с горячей признательностью говорил Дагобер. - Но мадемуазель мне еще сказала, что благодаря вам... бедные девочки!.. Послушайте... это не напрасная радость?.. Неужели это правда?.. Скажите, правда? В самом деле правда?
-- Эге... видите, какой любопытный! - лукаво засмеялся Роден и затем прибавил: - Ну, ладно уж... перестаньте волноваться... отдадут вам ваших ангелочков... Тут сам черт не разберется...
И, говоря это, иезуит поднимался назад по лестнице.
-- И мне их отдадут... сегодня? - воскликнул Дагобер.
Затем он схватил Родена за рукав и остановил его.
-- Ну, послушайте, милый друг, - сказал иезуит. - Давайте решать: будем стоять, пойдем наверх или спустимся вниз? Право, не в обиду будь вам сказано, вы меня завертели!.
-- Правда... наверху будет лучше... мы там и поговорим... Ну, тогда скорее... идем попроворнее! - и, схватив Родена под руку, он торопливо потащил его за собой и с триумфом ввел в комнату, где Адриенна и Горбунья оставались в полном изумлении по поводу внезапного исчезновения солдата.
-- Вот он!.. вот!.. - кричал Дагобер, входя в комнату. - По счастью, мне удалось его поймать на лестнице.
-- И быстро же вы меня заставили по ней подняться... нечего сказать!.. - говорил запыхавшийся Роден.
-- Теперь, - торжественно начал Дагобер, - в присутствии мадемуазель де Кардовилль я заявляю, что был виноват перед вами, груб и дерзок. Простите меня за это... Я сознаюсь с радостью, что многим вам обязан... да, да... за многое должен... а когда я должен... то, клянусь вам... я свой долг уплачиваю!
И Дагобер еще раз протянул свою честную руку Родену, который любезно пожал ее, промолвив:
-- А это-то? - воскликнул Дагобер, вертя крест перед глазами иезуита. - Разве вы не понимаете, какую это имеет для меня цену?
-- Напротив... и, зная, что вы этим крестом дорожите, я и хотел вручить вам его лично. Я для этого его сюда и принес... но, между нами... ваш прием был так горяч... что у меня не было времени это сделать.
-- Месье, - проговорил сконфуженный солдат, - месье, мне очень совестно, я жестоко раскаиваюсь в своем поведении.
-- Знаю... знаю... голубчик... не будем об этом больше говорить... Так вы очень дорожите этим знаком отличия?
-- Дорожу ли я им? - воскликнул Дагобер, снова целуя крест, - да это моя святыня... Тот, кто мне его дал... кто держал его в своих руках, ведь он был для меня святым... я его считал Богом!..
-- Как? - сказал Роден, с притворным вниманием и почтительным изумлением поглядывая на крест. - Как? Наполеон... Наполеон Великий трогал своей рукой... своей победоносной рукой эту благородную, почетную звезду?
-- Да! Своей собственной рукой он мне надел ее на грудь вместо повязки на пятую рану... И знаете... если бы я умирал с голоду... и мне пришлось бы выбирать между крестом и куском хлеба... я взял бы крест... чтобы, умирая, иметь его на своей груди... Но будет... поговорим о другом!.. Какой я старый дурак... не правда ли? - прибавил Дагобер, отирая глаза. Но потом, как бы устыдившись, что скрывает свои чувства, он поднял голову и, не сдерживая больше слез, которые текли по его щекам, продолжал: - Ну да... я плачу от радости, что нашел свой крест... крест, данный мне самим императором... его победоносной рукой, как сказал этот славный человек!
-- Да будет благословенна тогда моя старческая рука, вернувшая вам этот славный дар! - с волнением произнес Роден и прибавил: - Честное слово... неплохой сегодня для всех выдался денек! как я и писал вам сегодня утром...
-- Как... это письмо без подписи?.. - с удивлением спросил солдат, - от вас?..
-- Написано оно мною. Только, боясь какой-нибудь западни со стороны аббата д'Эгриньи, я не хотел выражаться яснее.
-- Так что... я увижу моих... сироток?
Роден ласково кивнул головой в знак подтверждения.
-- Да... сейчас же... через минуту, быть может... - улыбаясь, подтвердила Адриенна. - Ну, что? Не права ли я была, говоря, что вы слишком скоры в своих приговорах?
-- Ну... так зачем он сразу, когда я пришел, не сказал мне этого! - воскликнул Дагобер, опьянев от радости.
-- Этому помешало маленькое неудобство, друг мой, - отвечал Роден. - Вы, как вошли, так разом и принялись меня душить!
-- Да... я был слишком скор... Еще раз простите... Но что же мне было делать? До сих пор я видел вас всегда вместе с аббатом д'Эгриньи, против меня и против моих... и в первую минуту...
-- Милая мадемуазель вам объяснит, - сказал Роден, склоняя голову перед Адриенной, - что я был, сам того не зная, пособником во многих подлостях, но как только мои глаза прозрели, я покинул этот порочный путь и вернулся к правде, чести и справедливости.
Адриенна ответила на вопросительный взгляд Дагобера утвердительным кивком головы.
как бы вас не узнали там привратник или садовник; после ночного нападения это было бы не совсем безопасно.
-- Но Балейнье знает все, - сказала с беспокойством Адриенна. - Я не забыла, как он угрожал мне доносом на Дагобера и его сына, если я осмелюсь подать на него жалобу.
-- Будьте спокойны... условия предписывать будете теперь вы... - отвечал Роден. - Доверьтесь мне... А что касается вас, друг мой... то ваши мучения кончились.
-- Да, - сказала Адриенна, - в монастырь за дочерьми генерала Симона пошел сам следователь, честный и отзывчивый человек. Он их приведет сюда. Но мы с ним решили, что будет приличнее, если эти барышни будут жить у меня... Конечно, я не могу этого сделать без вашего согласия: ведь вам поручила сирот умирающая мать.
-- Раз вы беретесь заменить ее этим девочкам, мне остается только сердечно поблагодарить вас за это, - сказал Дагобер. - Но я буду просить об одной милости - уж очень тяжел был полученный мною урок - это позволить мне не покидать порога их комнаты ни днем, ни ночью. Если они куда с вами пойдут, вы, верно, позволите мне за ними следовать издали, как следовал Угрюм, оказавшийся лучшим сторожем, чем я. А когда приедет маршал, мое дежурство кончится... только скорее бы он приезжал!
-- Да, - твердым голосом поддержал его Роден. - Дай Господи, чтобы он скорее приезжал. Аббат д'Эгриньи должен дать ему отчет за преследование его дочерей... Маршал еще не все знает...
-- Я не боюсь за трусов и изменников! - отвечал Роден. - И когда маршал Симон вернется... - он помолчал несколько секунд и потом продолжал: - Пусть маршал удостоит чести выслушать меня, - тогда он узнает все о поведении аббата д'Эгриньи. Он узнает, что До сих пор он и его самые дорогие друзья служат мишенью для ненависти этого опасного человека.
-- Как так? - спросил Дагобер.
-- Да вы сами тому пример!
-- Я?
-- Неужели вы полагаете, что происшествие в гостинице "Белый сокол", близ Лейпцига, было делом случая?
-- Если бы вы приняли вызов Морока, - продолжал Роден, не отвечая Дагоберу, - то попали бы в засаду... а не приняли бы, вас забрали бы за то, что у вас не было бумаг, и засадили бы, как бродягу, в тюрьму вместе с бедными девочками... что и случилось... А знаете, для чего это было сделано?.. чтобы помешать вам прибыть сюда 13 февраля!
-- Чем больше я вас слушаю, тем больше меня пугает дерзость аббата и значительность средств, какими он располагает, - сказала Адриенна. Затем прибавила с глубоким удивлением: - Право... если бы я безусловно вам не верила...
-- Вы бы в этом усомнились, мадемуазель? - сказал Дагобер. - Вот и я ни за что не могу себе представить, как мог этот изменник, при всей его злобе, иметь сношения с укротителем зверей в Саксонии? Наконец, откуда он знал, что мы направимся в Лейпциг? Это невозможно, милейший!
-- В самом деле! - сказала Адриенна, - я боюсь, что ваша вполне законная ненависть к аббату заводит вас слишком далеко, и вы приписываете ему сказочные могущество и связи!
-- А как мог ваш крест попасть к аббату, если бы последний не был в сношениях с Мороком?
-- В самом деле, - сказал Дагобер, - я от радости ничего не сообразил! Как действительно попал вам в руки мой крест?
-- А именно потому и попал, что у аббата д'Эгриньи имеются в Лейпциге связи, в которых вы и мадемуазель сомневаетесь!
-- Но как попал крест в Париж?
-- Да... но я никак не мог понять, куда девались из мешка бумаги и деньги... Я думал, что случайно их потерял.
Роден пожал плечами и продолжал:
-- Они были у вас украдены в гостинице "Белый сокол" Голиафом, служащим у Морока, доказательство, что он исполнил данные ему приказания относительно вас и сирот. Я третьего дня нашел ключ к этой темной интриге. И крест и бумаги находились в архиве аббата д'Эгриньи. Бумаги взять было нельзя, потому что тогда же могли обнаружить пропажу, но, надеясь увидаться с вами сегодня и предполагая, что вы как солдат императорской гвардии несомненно дорожите крестом, что это для вас святыня, как вы и подтвердили, я, не долго думая, положил крест в свой карман. Я подумал, что это будет совсем не воровство, а только восстановление справедливости, и успокоился.
-- Вы не могли сделать лучше, - воскликнула Адриенна, - и я, в силу моего участия к господину Дагоберу, очень вам благодарна. Но... - продолжала она через минуту уже с тревогой, - но каким же страшным могуществом располагает аббат д'Эгриньи... если у него и за границей такие обширные и страшные связи?