| Автор: | Сю Э. М., год: 1845 |
| Категория: | Роман |
4. ЛЮБОВЬ
Мадемуазель де Кардовилль совершенно преобразилась: в первый раз красота ее засияла полным блеском, точно яркий солнечный луч осветил ее расцвет, затуманенный раньше равнодушием или грустью. Легкое раздражение, явившееся при мысли о коварстве Родена, промелькнуло как незаметная тень. Какое ей было теперь дело до обманов, до коварства? Не были разве они теперь разрушены? А в будущем... Какая человеческая сила могла ее разлучить с Джальмой... если они уверены друг в друге? Кто осмелится бороться с двумя решительными людьми, сильными несокрушимым могуществом юности, любви и свободы? Кто осмелится следовать за ними в тот пламенный круг, где они должны были соединиться, счастливые и прекрасные, полные неутолимой страсти, защищенные самым крепким щитом - глубоким взаимным счастьем?
Как только Флорина ушла, Адриенна быстрыми шагами приблизилась к господину де Монброну. Казалось, она даже выросла. Ее можно было сравнить с богиней, шествующей по облакам, - до того была она радостна, легка и победоносна.
-- Когда я его увижу?
Таковы были ее первые слова, обращенные к графу де Монброну.
-- Но... завтра, я думаю... Его надо подготовить к такому счастью. Для его пылкой натуры внезапная, неожиданная радость может иметь страшные последствия.
Адриенна на минуту задумалась, а потом быстро проговорила:
-- Да... завтра... не раньше. У меня есть предчувствие...
-- Какое?
-- Я, вам скажу потом. Он меня любит... Эти слова заключают в себе все... В них все подразумевается... все... все... А между тем у меня на губах тысячи вопросов... о нем, и все-таки до завтра я буду молчать... потому что завтра, по счастливой случайности... завтра для меня... святая годовщина... До завтра мне придется ждать целый век. Но я могу ждать... Посмотрите! - и она знаком подозвала графа поближе к индийскому Бахусу. - Не правда ли, как он похож? - спросила молодая девушка.
-- В самом деле! - воскликнул господин де Монброн. - Это даже странно!
-- Странно? - улыбаясь, с нежной гордостью возразила Адриенна. - Странно, что герой, полубог, идеал красоты похож на Джальму?
-- Как вы, однако, его любите! - сказал граф, глубоко тронутый и почти ослепленный выражением счастья, сиявшего на лице Адриенны.
-- И как я должна была страдать, не правда ли? - сказала она после, минутного молчания.
-- А если бы я не пришел сюда сегодня, решившись действовать наудачу, что бы тогда случилось?
-- Не знаю... Быть может, я умерла бы... потому что ранена... здесь... насмерть, - и Адриенна положила руку на сердце. - Но то, что могло стать смертью... стало теперь жизнью...
-- Это было бы нечто ужасное! - сказал граф с дрожью в голосе. - Подобная страсть... при вашей гордости...
-- Да, я горда, но не самонадеянна... Узнав о его любви к другой... узнав, что впечатление, произведенное на него нашей первой встречей, изгладилось так скоро... я отказалась от всякой надежды... не отрекаясь от своей любви! Вместо того чтобы гнать воспоминания о нем, я окружила себя всем, что могло о нем напомнить. За недостатком счастья бывает горькое наслаждение страдать от того, кого любишь.
-- Мне понятна теперь ваша индийская библиотека.
Адриенна, не отвечая на слова, подошла к столу, взяла одну из новых книг и, подавая ее господину де Монброну, сказала с выражением небесной радости и счастья:
-- Я не могу отрекаться. Я горда... Вот возьмите... прочтите это вслух. Я недаром говорю, что могу ждать до завтра!
И кончиком своего прелестного пальца она указала графу на то, что следовало прочитать. Затем она забилась в уголок кушетки и в глубоком внимании, склонившись вперед и опираясь подбородком на руки, скрещенные на подушке, с обожанием устремив глаза на индийского Бахуса, стоявшего против нее, приготовилась слушать чтение, предаваясь страстному созерцанию Божества.
-- Только медленнее, умоляю вас.
Господин де Монброн начал читать указанный ему отрывок из дневника путешественника по Индии.
-- "Когда я находился в Бомбее в 1829 году, в английском обществе только и говорили про одного молодого героя, сына..."
Граф затруднился разобрать варварское имя отца Джальмы, и Адриенна подсказала ему своим нежным голосом:
-- Сына Хаджи-Синга...
-- Какая память! - заметил с улыбкой граф и продолжал:
-- "...молодого героя, сына Хаджи-Синга, раджи Мунди. После далекой и кровавой горной экспедиции против него полковник Дрэк вернулся в полном восторге от сына Хаджи-Синга, по имени Джальма. Едва выйдя из отроческого возраста, молодой принц выказал чудеса рыцарской храбрости во время беспощадной войны, проявив такое благородство, что его отцу дали прозвище "Отец Великодушного".
-- Трогательный обычай! - сказал граф. - Награждать отца, прославляя его в сыне... Как это возвышенно!.. Но какая странная случайность, что вам попалась именно эта книга. Тут есть чем воспламенить самый холодный ум.
-- О! Вы увидите, что будет дальше... Вы увидите! - воскликнула Адриенна.
Граф продолжал:
-- "Полковник Дрэк, один из самых лучших и храбрых английских офицеров, сказал вчера при мне, что он был тяжело ранен в битве и после отчаянного сопротивления попал в плен к принцу Джальме, который и препроводил его в лагерь, расположенный в деревне..."
Тут граф снова запнулся перед столь же трудным именем, как и в первый раз, и прямо сказал Адриенне:
-- Ну, от этого я уж совсем отказываюсь...
-- А что может быть легче! - возразила Адриенна и произнесла довольно, впрочем, приятное имя:
-- В деревне Схумсхабад...
-- Вот непогрешимый мнемонический способ усваивания географических имен! - сказал граф и продолжал:
-- "По прибытии в лагерь полковник Дрэк пользовался самым трогательным гостеприимством принца Джальмы, окружившего его сыновними заботами. При этом полковник ознакомился с некоторыми фактами, в результате которых его удивление и восхищение молодым принцем дошли до апогея. Вот два случая, о которых он рассказывал при мне:
В одном из сражений Джальму сопровождал маленький индус, лет двенадцати, служивший у него чем-то вроде пажа или верхового оруженосца и нежно любимый молодым принцем. Мать боготворила этого ребенка и, отпуская его на войну, поручила принцу Джальме, прибавив с достойным древности стоицизмом: "Пусть он будет твоим братом". - "Он будет мне братом", - отвечал Джальма. Среди кровавого бегства ребенок был серьезно ранен, а лошадь под ним убита. С опасностью для жизни, в суете поспешного отступления принц возвратился за мальчиком, положил его впереди себя на седло и поскакал... Их преследовали... выстрел попал в коня, но они смогли еще доскакать до джунглей, где лошадь пала. Ребенок не мог идти. Джальма взял его на руки и спрятался в чаще. Англичане тщетно искали в джунглях, обе жертвы ускользнули. После суток опасных блужданий, неимоверных тревог и трудностей принц, продолжая нести мальчика со сломанной ногой, достиг своего лагеря и произнес совершенно просто: "Я обещал его матери быть ему братом и поступил, как брат".
-- Это великолепно! - воскликнул граф.
-- Читайте дальше... О! Читайте! - просила Адриенна, отирая с глаз слезы и не сводя восторженного взгляда с барельефа.
Граф продолжал:
-- "В другой раз принц Джальма на заре отправился в лес в сопровождении двух черных рабов за выводком только что родившихся тигрят. Логовище было найдено. Тигр и его самка еще не возвращались с охоты. Один из рабов забрался через узкое отверстие в берлогу. Другой, вместе с принцем, занялся устройством ловушки для тигра и его самки. Со стороны отверстия пещера располагалась почти отвесно. Принц ловко влез на вершину, чтобы помочь прикрепить срубленное для западни дерево. Но внезапно раздался страшный рев, появилась самка и одним ударом лапы раскроила череп рабу, укреплявшему дерево внизу; оно упало и легло поперек входа в пещеру, мешая самке проникнуть в нее и загораживая в то же время выход негру, который спешил выбраться оттуда с маленькими тигрятами.
Двадцатью футами выше, на каменной площадке, принц, лежа на животе, видел это ужасное зрелище. Тигрица, разъяренная ревом своих детенышей, грызла руки негра, который, стоя в пещере, старался удержать ствол дерева, являвшийся его единственной защитой, и испускал жалобные крики".
-- Какой ужас! - сказал граф.
-- "Захватив кинжал в зубы, принц привязал кушак к выступу скалы и, взяв в одну руку секиру, с помощью другой спустился по импровизированной веревке; упав в нескольких шагах от зверя и в тот же миг бросившись на него, он с быстротой молнии нанес тигрице две смертельные раны в ту самую минуту, когда изнемогающий раб готов был выпустить из рук дерево, после чего был бы, конечно, растерзан".
-- И вы еще удивляетесь его сходству с этим полубогом, которому даже мифология не приписывает столь великодушной самоотверженности! - заметила девушка с жаром.
-- Я больше не удивляюсь... я восхищаюсь! - сказал тронутый граф. - От этих благородных поступков мое сердце бьется в восторге, точно мне двадцать лет.
-- И вы увидите, что благородное сердце этого путешественника билось так же, как и ваше, при этих рассказах! - прибавила Адриенна. - Продолжайте же!
-- "Этот поступок молодого принца особенно удивителен, так как, согласно индусскому учению о кастах, жизнь раба не стоит ничего. Таким образом, если сын раджи рисковал своей жизнью ради жизни бедного, ничтожного существа, это проявление героизма, настоящего христианского милосердия, хотя оно и неизвестно в этой стране.
"Достаточно этих двух случаев, чтобы охарактеризовать человека", - совершенно обоснованно говорил полковник Дрэк. И я заношу имя Джальмы в эту книгу с чувством глубокого уважения и симпатии к молодому человеку, причем мне невольно приходит на ум грустная мысль о судьбе принца в дикой стране, вечно раздираемой войнами. Как ни скромно выражение почтения, оказываемое мною этому характеру, достойному древних героев, но все-таки его имя будет повторяться с горячим энтузиазмом благородными сердцами, сочувствующими всему, что велико и благородно".
-- И сейчас, читая эти простые, трогательные строки, - сказала Адриенна, - я не могла удержаться и поцеловала имя этого путешественника!
-- Да! Он именно таков, каким я его считал! - сказал взволнованный граф, возвращая книгу Адриенне.
Она встала и с серьезным, трогательным выражением произнесла:
же дня, что он так же великодушен, как и храбр, так же нежен и чувствителен, как смел и решителен... А когда я увидала, как он поразительно красив... как не похож, начиная с благородного выражения лица и кончая одеждой, на все, что я до сих пор видела... когда я заметила произведенное мною на него впечатление... когда я поняла, что мой восторг, может быть, еще более сильный... я сразу почувствовала, что моя жизнь связана этой любовью...
-- Какие же у вас теперь планы?
-- Дивные, радостные, как радостно мое сердце! Узнав о моем счастии... я хочу, чтобы Джальма был ослеплен так же, как и я... Я не могу ведь решиться взглянуть на мое солнце прямо... до завтра я переживу целое столетие. Я думала, что при таком счастии рада буду уединиться, чтобы лучше, уйти в море опьяняющих мечтаний... а между тем нет... какое-то лихорадочное чувство, беспокойное... пылкое, сжигает меня... и я желала бы, чтобы какая-нибудь благодетельная фея коснулась меня своим жезлом и погрузила в сон до завтрашнего дня!
-- Я буду этой благодетельной феей, - сказал, улыбаясь, граф.
-- Вы?
-- Я!
-- А вот судите о могуществе моего жезла. Я хочу вас рассеять от ваших мыслей, превратив часть их из грез в действительность.
-- Объяснитесь, пожалуйста!
-- Кроме того, мой план имеет еще и другое достоинство. Послушайте: вы теперь так счастливы, что все выслушаете... Ваша отвратительная тетка и ее омерзительные друзья распускают слухи, что ваше пребывание у доктора Балейнье...
-- Было вызвано необходимостью, из-за слабости моего рассудка? Я этого ждала!
-- Надеюсь на это... Ведь очень лестно прослыть безумной в глазах глупцов!
-- Да... но доказать глупцам, что они глупы, тоже бывает довольно приятно, особенно на глазах всего Парижа. В свете уже начали тревожиться вашим отсутствием. Вы прекратили свои обычные прогулки в коляске; моя племянница давно уже появляется одна в нашей ложе в Итальянской опере... Вы не знаете, как убить время до завтра? Превосходно. Сейчас два часа. В половине четвертого моя племянница будет здесь в коляске. День прекрасен, в Булонском лесу будет масса публики... Вы совершите прекрасную прогулку. Вас все заметят, а свежий воздух и прогулка успокоят вашу горячку счастья... Вечером же я прибегну к магии и перенесу вас в Индию.
-- В Индию?
-- В один из ее диких лесов, где слышен рев льва, пантеры и тигра... Героическое сражение, о котором мы только что читали... будет происходить на наших глазах во всем ужасе реальности...
-- Нисколько. Я обещаю вам показать настоящих диких зверей, страшных хозяев страны нашего полубога... рыкающих львов... ревущих тигров... Это ведь получше книг?
-- Но, однако... позвольте...
-- Нечего делать... надо открыть вам тайну моего сверхъестественного могущества. Пообедав у моей племянницы после прогулки, мы отправимся на очень интересное представление в театр Порт-Сен-Мартен... Укротитель самых удивительных и действительно диких зверей показывает их среди декораций леса и ведет со львами, тиграми и пантерами ожесточенную борьбу. Весь Париж сбегается на эти представления, и весь Париж увидит вас там прекраснее и очаровательнее, чем когда-либо...
-- Я согласна, согласна, - с детской радостью говорила Адриенна. - Да... вы правы... я буду ощущать особое удовольствие при виде страшных чудовищ, которые напомнят мне тех, с кем геройски сражался мой полубог. Я согласна... потому что первый раз в жизни я хочу, чтобы меня нашли красивой... все на свете... Я согласна... потому что... я...