Похождения Гекльберри Финна.
Глава XII. Тихое плавание. - Займы. - Разбитое судно. - Разбойники. - Рассуждение о нравственности. - Захват лодки.

Глава XII
Тихое плавание. - Займы. - Разбитое судно. - Разбойники. - Рассуждение о нравственности. - Захват лодки.

Было около часа ночи, когда мы наконец миновали остров; казалось, плот двигается очень медленно. В случае, если б появилась какая-нибудь лодка, мы решили пересесть в свой челнок и плыть к берегу Иллинойса; хорошо еще, что не показывалось никаких судов, а то мы даже не подумали положить в челнок ни ружье, ни удочки, ни чего-нибудь съестного. Мы так торопились, что не могли все сообразить сразу. Тут только мы поняли, как плохо мы распорядились, сложив на плоту все свое имущество.

Если те люди отправились искать Джима на остров, то, по моим расчетам, они напали на костер, который я развел, и там прокараулили всю ночь, в надежде, не придет ли туда негр. Во всяком случае, они оставались вдали от нас. Ну а уж если моя хитрость не обманула их, я в этом не виноват! Я старался провести их как только мог искуснее.

На рассвете мы нарубили топором множество веток хлопчатника и прикрыли ими плот так, что снаружи его совсем не было видно, он походил на маленький островок. Вдоль берега шли песчаные отмели, сплошь поросшие хлопчатником. Со стороны Миссури берег был гористый, а со стороны Иллинойса, там, где мы плыли, возвышался густой лес; фарватер же реки лежал ближе к высокому берегу Миссури, так что нам нечего было бояться на кого-нибудь наткнуться. Целый день мы пролежали, наблюдая, как плоты и пароходы тянулись мимо миссурийского берега, а другие пароходы, направлявшиеся вверх, боролись с течением посреди широкой реки. Я рассказал Джиму про мой разговор с женщиной; Джим заметил, что она молодец-баба, и уж если б она сама взялась ловить нас, то не стала бы сидеть на месте и караулить костер, - нет, а сразу спустила бы на нас собак.

- Хорошо, а почему же она этого не посоветовала мужу? - возразил я.

Джим отвечал, что, вероятно, она об этом надумала к тому времени, как мужчины собрались в путь; должно быть, они из-за этого и опоздали - пошли опять в город за собакой, иначе мы не были бы здесь на песчаной мели, милях в шестнадцати ниже городка, а очутились бы в этом самом городке.

Когда начало смеркаться, мы высунули головы из-за густой чащи хлопчатника и осторожно огляделись по сторонам: тихо, ничего не видно. Джим взял несколько верхних досок с плота и устроил славный шалаш вроде вигвама, чтобы укрыться от ненастья и чтобы вещи не промокли. Он сделал из ила настилку под навесом на фут или больше над уровнем плота, так что наши одеяла и все пожитки были защищены от волн, которые подымаются всякий раз, как идет мимо пароход. Посреди вигвама мы положили слой ила в пять или шесть дюймов толщиной, с загородкой вокруг, чтобы он не сдвигался с места, - это для того, чтобы разводить там огонь в холодную, сырую погоду - из-за навеса его не будет видно. Потом мы смастерили запасное весло, на случай, если одно из наших весел сломается о коряги или обо что другое. Мы воткнули короткую вилообразную палку и на нее повесили старый фонарь: нам необходимо было зажигать его каждый раз, когда мимо шел пароход, не то он налетит на нас.

Во вторую ночь мы плыли часов семь или восемь по течению, делая более четырех миль в час. Мы ловили рыбу, болтали, да изредка бросались в воду выкупаться, чтобы разогнать сон. Чудесно было скользить по огромной, безмолвной реке, лежа на спине и устремив глаза вверх на звезды - мы даже остерегались говорить громко, а уж смеяться совсем не полагалось, разве что легонько хихикать. Погода стояла превосходная, и с нами ничего не случилось ни в эту ночь, ни в другую, ни в следующую.

Каждую ночь мы плыли мимо новых селений и городов, иные лежали вдали, на темных склонах холмов, походя на рой блестящих огоньков. В пятую ночь мы прошли мимо большого города Сент-Луиса - он показался нам издали целым морем света. У нас дома рассказывали, будто бы в Сент-Луисе всего двадцать либо тридцать тысяч жителей, но я этому не верю, с тех пор как увидел такую удивительную массу огней, да еще в два часа ночи. Кругом ни звука. Все спали,

Каждый вечер, часов около десяти, я пробирался на берег, забегал в какое-нибудь маленькое селение и покупал на десять - пятнадцать центов муки, свинины или вообще чего-нибудь съестного; иной раз я подхватывал цыпленка, не успевшего сесть на насест, и забирал его с собой. Отец, бывало, всегда говорил: бери цыпленка, когда представится случай; если он тебе не понадобится, то пригодится кому другому, а доброе дело никогда не пропадет. Впрочем, отец всегда оставлял цыпленка для себя, я еще не видывал ни разу, чтобы он дарил его кому другому, - он это говорил так, для красного словца.

По утрам, до рассвета, я забирался в огороды и брал то арбуз, то дыню, то тыкву, то немного кукурузы - словом, что попадется. Отец говорил, что не беда брать взаймы то или другое, если намерен отдать впоследствии; но вдова Дуглас, та уверяла, что это то же воровство, только под другим названием, и ни один порядочный человек этого не станет делать. По мнению Джима, отчасти права вдова, отчасти прав и отец, так что лучше всего для нас будет исключить из списка два-три предмета и заречься, что мы больше не станем брать их взаймы, - тогда уж можно будет свободно занимать все остальное. Всю ночь мы проспорили: от чего именно нам отказаться - от арбузов ли, от дынь, или от канталуп, или от чего другого? К рассвету, однако, дело уладилось, - порешили отказаться от диких яблок и слив. Раньше мы чувствовали себя не совсем ловко, но теперь все устроилось отлично. Я остался очень доволен тем, как это удачно вышло, потому что дикие яблоки и всегда-то бывают не особенно вкусны, а тут они еще не успели созреть.

Изредка мы убивали какую-нибудь зазевавшуюся водяную птицу. Словом, нам жилось недурно.

На пятую ночь, после того как мы миновали Сент-Луис, нас застигла после полуночи сильная буря с громом и молнией; дождь лил как из ведра. Мы прикорнули в своем шалаше, предоставив плот на произвол судьбы. Когда вспыхивала молния, она озаряла широкую реку и скалистые кручи по обеим сторонам.

- Эй, Джим, - сказал я, - посмотри-ка, что это там вдали! То был пароход, разбившийся о скалу. Нас несло прямо на него. Молния ярко озаряла его очертания. Он сильно накренился; часть верхней палубы торчала над водой; можно было ясно и отчетливо различить каждый мельчайший предмет, у большого колокола стоял стул, а на его спинке висела старая войлочная шляпа.

Была глубокая ночь, сильная буря, и все это казалось мне так таинственно, - всякий другой мальчик на моем месте испытал бы такое же чувство, глядя на это разбитое судно, так печально и уныло лежащее посреди реки. Мне захотелось взойти на пароход и посмотреть, что там делается.

- Причалим туда, - предложил я Джиму. Сперва он уперся и ни за что не хотел соглашаться.

- Нечего там делать, - возражал он. - Не дай бог, еще на караульного наткнемся!

- Эх ты, голова! Какой караульный! Нечего там и сторожить-то: ну кому охота рисковать жизнью в такую ночь из-за пустяков, когда его каждую минуту грозит смыть волной и снести в реку?

Джим не мог против этого спорить.

- А зато, - продолжал я, - мы можем занять кое-что в капитанской каюте, что нам пригодится. Пари держу, там сигары по пяти центов штука, первый сорт. Пароходные капитаны люди богатые, они получают по шестьдесят долларов в месяц, им все нипочем. Прихвати-ка свечку в карман, Джим, я не успокоюсь, покуда не пошарю там немножко. Неужели ты думаешь, что Том Сойер пропустил бы такой случай? Ни за что на свете! Он назвал бы это приключением и непременно уж забрался бы на разбитое судно - тем более с опасностью для жизни. И уж как потом расписал бы свой подвиг! Подумаешь, ни дать ни взять Христофор Колумб, открывший Новый Свет! Право, жалко, что с нами нет Тома Сойера!

Джим поворчал немножко, но уступил, заметив, однако, что нам надо говорить между собой как можно меньше и потихоньку. В эту минуту сверкнула молния и озарила судно; мы причалили к шлюпбалке и там привязали плот.

В этом месте палуба стояла высоко над водой. Мы в потемках поползли вниз по ее скату к капитанской каюте, осторожно ощупывая пол ногами и протянув руки вперед, стараясь за что-нибудь уцепиться; было так темно, что ничего нельзя было разглядеть. Вскоре мы наткнулись на косяк люка, уцепились за него и очутились перед открытой дверью капитанской каюты. Вдруг что же мы видим? Внизу горит огонь! В ту же секунду до нас долетел шепот голосов.

- Пойдем поскорее отсюда!

- Хорошо, - говорю я и уж стал пробираться назад к плоту; но в ту же минуту раздался чей-то отчаянный вопль:

- Постойте, ребята, я клянусь, что не выдам! Другой голос отвечал довольно громко:

- Врешь, Джим Тернер! Не впервые ты так поступаешь. Всегда норовишь забрать двойную долю, да еще угрожаешь выдать нас. На этот раз кончено - надоели нам твои штуки, подлая собака!

Между тем Джим возвращался к плоту. Меня разобрало любопытство; уж Том Сойер ни за что бы не отступил теперь, и я не отступлю - посмотрим, что будет дальше. Я пополз вперед на четвереньках в узкий коридорчик и заглянул в каюту. На полу лежал человек, связанный по рукам и ногам; над ним стояло двое каких-то оборванцев; один держал в руках тусклый фонарь, другой - пистолет, дуло которого было направлено прямо на лежащего.

- Ради бога, Билл, не надо!.. Клянусь, не скажу никому! Человек с фонарем ехидно посмеивался:

- В самом деле не выдашь? В первый раз в жизни ты сказал правду, голубчик! Ишь как хнычет! А ведь если бы мы не связали его, он укокошил бы нас обоих. И за что, спрашивается? Просто так, за здорово живешь. За то, что мы стояли за свои права. Нет, дудки! Больше никого уж не станешь стращать, Джим Тернер! Погоди, однако, стрелять, Билл!

- Чего же тут мешкать, Джек Пакард! - возразил Билл. - Я стою на том, что нужно убить его. Разве он не застрелил точно так же старика Гатфилда?

- Но я не хочу убивать его. У меня на это свои причины.

Пакард не обратил на это ни малейшего внимания, повесил фонарь на гвоздик и направился к тому месту, где спрятался я, позвав с собой Билла. Я отполз прочь, как только мог живее, но судно так сильно качалось, что мне трудно было отойти на далекое расстояние, и я прошмыгнул в другую каюту. Между тем негодяи пробирались вперед в потемках; дойдя до моей каюты, Пакард сказал Биллу:

- Войдем сюда!

Он вошел, а за ним и Билл. Но не успели они войти, как я уже очутился на верхней койке, так сказать, припертый к стене и горько раскаиваясь, зачем забрался сюда. Оба стояли, опершись руками о края койки, и толковали.

Я не мог видеть их, но чуял, где они стоят, по запаху водки. Я был рад, что сам не пью водки, впрочем, это все равно - они не угадали, что я тут, даже если б я и пил водку, потому что я старался задержать дыхание.

- Ведь он обещал выдать нас и сдержит слово. Если б даже мы теперь отдали ему обе наши доли, это все равно не поможет, особенно после того, как мы обошлись с ним. Помяни мое слово: он донесет на нас. Послушайся лучше меня - я покончу с ним разом.

- Я и сам того же мнения, - проговорил Пакард спокойно.

- Черт возьми, а я уж начинал бояться, что ты не согласен. Ну и прекрасно! Пойдем и расправимся с ним немедленно.

- Постой, я еще не договорил. Послушай, Билл, застрелить его, положим, недурно, но есть средство почище этого. Зачем тут пачкаться, когда можно достичь того же самого гораздо легче и притом не подвергаясь риску. Не правда ли?

- Моя мысль вот какая: обшарим еще каюты, заберем все, чего не доглядели, потом поплывем к берегу и спрячем наше добро. Теперь сообрази: не пройдет и двух часов, как судно разобьется вконец и пойдет ко дну - он и утонет; тогда ему некого будет винить, кроме самого себя! Надеюсь, это гораздо лучше, чем марать руки, убивая его. Я против того, чтобы убивать человека, коли можно без этого обойтись; это и безрассудно и неблагородно. Ну, не прав ли я?

- Кажется, прав. А вдруг пароход не потонет?

- Согласен, пойдем.

"Джим!" Он отозвался у самого моего локтя слабым стоном.

- Живей, надо улепетывать, Джим, не время тут нюни распускать; там внизу шайка убийц, если мы не отыщем их лодки и не пустим ее по течению, чтобы молодцы не могли выбраться с этого парохода, то нам придется плохо. Если же нам удастся найти ее, тогда они пропали - попадут в руки шерифа. Ну, проворней, не зевать! Ты ищи по правой стороне, а я по левой. Начни от плота и...

- О, боже мой, боже мой! А плот-то где? Нет нашего плота; его оторвало и унесло, а мы застряли здесь!