Легенда о Загенфельде в Германии
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Твен М., год: 1882
Примечание:Перевод Т. П. Львовой
Категории:Рассказ, Юмор и сатира

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Легенда о Загенфельде в Германии

Марк Твен

Легенда о Загенфельде въ Германiи [*]

I.

Много тысячъ летъ тому назадъ этотъ небольшой округъ былъ целымъ королевствомъ, маленькимъ-маленькимъ королевствомъ, чемъ-то вроде хорошенькаго игрушечнаго королевства. Далекая отъ ревнивыхъ распрей и тревогъ техъ воинственныхъ временъ, жизнь его текла просто и тихо, населенiе было кроткое, невинное; вечно покоилось оно глубокимъ, мирнымъ сномъ. Не было тамъ злости, не было зависти, не было тщеславiя, а следовательно не было и огорченiй, не было несчастiя.

Съ теченiемъ времени умеръ старый король и на престолъ вступилъ сынъ его Губертъ. Народная любовь къ нему возрастала съ каждымъ днемъ. Онъ былъ такъ добръ, такъ чистъ, что любовь эта мало-по-малу обратилась въ страсть, чуть не въ обожанiе. Со дня его рожденiя астрологи внимательно изучали звезды и, наконецъ, прочли въ блестящей, небесной книге следующiя слова:

"На четырнадцатомъ году Губерта произойдетъ крупное событiе; животное, пенiе котораго покажется Губерту самымъ сладостнейшимъ въ мiре, спасеть его жизнь. Пока народъ за это доброе дело будетъ чтить потомство последняго, въ прежней династiи всегда будутъ родиться наследники и народъ не будетъ знать ни болезней, ни бедности. Но берегитесь ошибочнаго выбора!"

Весь тринадцатый годъ жизни короля астрологи, министры, парламентъ и весь народъ были заняты только однимъ, говорили только объ одномъ и вотъ о чемъ именно: какъ следуетъ понимать последнюю фразу пророчества? Судя по первымъ строкамъ его, спасительное животное должно было само себя выбрать въ назначенное время, но последняя фраза какъ будто означаетъ, что сначала долженъ выбрать король и решить, которое изъ поющихъ животныхъ нравится ему больше всехъ и что, если онъ выберетъ верно, то избранное животное спасетъ его жизнь, его династiю, его народъ; но если онъ сделаетъ "ошибочный выборъ" - тогда берегитесь!

Къ концу года было столько же различныхъ мненiй по этому поводу, какъ и вначале; но большинство мудрецовъ и простыхъ смертныхъ были согласны, что маленькому королю лучше всего сделать выборъ какъ можно скорее. Поэтому былъ изданъ эдикта, въ которомъ приказывалось всемъ лицамъ, владеющимъ какими бы то ни было поющими тварями, представить ихъ въ главную залу дворца, въ первый день новаго года. Приказанiе это было исполнено. Когда все было готово, король вошелъ въ залу въ сопровожденiи высшихъ лицъ государства, въ парадныхъ мундирахъ. Король возселъ на золотой тронъ и приготовился произнести свое сужденiе. Но тутъ онъ сказалъ:

--Эти созданiя поютъ все сразу и производятъ невыносимый гвалтъ. Что можно выбрать среди такого гама? Возьмите ихъ всехъ вонъ и приводите ко мне по одному.

Такъ и было сделано. Одинъ за другимъ сладостные голоса пернатыхъ певцовъ ласкали королевское ухо, но ни на одномъ изъ нихъ не остановился его выборъ. Драгоценныя минуты уходили, а королю все труднее и труднее становилось выбрать среди такого множества чудныхъ певцовъ, темъ более трудно, что предсказанная ошибка не выходила у него изъ головы и чувство это было такъ ужасно, что онъ боялся верить собственнымъ ушамъ. Онъ сделался нервнымъ и началъ высказывать безпокойство. Министры его увидели это, такъ какъ они ни на минуту не спускали съ него глазъ. Наконецъ, они начали говорить про себя:

--Онъ потерялъ мужество, хладнокровiе его исчезло. Онъ ошибется. Погибъ онъ, погибла его династiя, погибъ его народъ!

Прошелъ часъ. Король несколько времени сиделъ молча, затемъ сказалъ:

--Принесите еще разъ коноплянку.

Коноплянка залилась своей ликующей песней. Въ средине ея король готовъ уже былъ поднять скипетръ, въ знакъ избранiя, но сдержался и сказалъ:

--Нетъ, нужно быть вполне увереннымъ. Принесите-ка дрозда; пусть они споютъ вместе.

Дрозда принесли и обе птицы запели сразу свои чудныя песни. Король колебался, однако, все более и более склонялся въ сторону коноплянки; это было заметно по выраженiю его лица. Надежда воскресла въ сердцахъ старыхъ министровъ, пульсъ ихъ началъ биться сильнее, скипетръ началъ тихо подниматься... вдругъ!..

Произошло ужаснейшее безобразiе: король былъ прерванъ следующими, раздавшимися за дверью звуками:

--Уоу... хи!-Уоу... хи-Уоу-хи! Уоу-хи-уоу-хи!

Все страшно перепугались и сердились на себя за то, что выказали свой страхъ.

Черезъ секунду прелестнейшая маленькая крестьянская девочка вбежала въ комнату, темные глаза ея горели детскимъ рвенiмъ; но, увидевъ это знатное общество и все эти сердитыя лица, она остановилась, опустила голову и закрыла рукавомъ свои бедные глазки. Никто не приветствовалъ ея, никто не сжалился надъ ней. Наконецъ, она застенчиво, сквозь слезы, взглянула наверхъ и сказала:

мне сладкое молоко, а когда мычитъ мой добрый дорогой осликъ, мне кажется, что нетъ на свете музыки лучше его пенiя. Поэтому, когда посланный моего государя сказалъ, что самый лучшiй певецъ изъ всехъ животныхъ спасетъ корону и народъ, и приказалъ мне привести его сюда...

Весь дворъ разразился громкимъ хохотомъ и девочка убежала съ плачемъ, не кончивъ своей речи. Главный министръ приказалъ вывести ее и ея несчастнаго ослика за пределы дворца и больше ихъ не впускать.

Затемъ продолжалось испытанiе птицъ. Обе оне пели прекрасно, но скипетръ лежалъ неподвижно въ рукахъ короля. Въ груди всехъ присутствующихъ тихо потухала надежда. Прошелъ часъ, два часа, решенiя не было. День склонился къ вечеру и ожидающая у дворца толпа сгорала отъ нетерпенiя и безпокойства. Наступили сумерки, мракъ становился все глубже и глубже. Никто не говорилъ, никто не требовалъ света. Великое испытанiе было сделано; оно не удалось. Всякому хотелось скрыть отъ света свое лицо и глубокую тревогу.

Вдругъ - тсъ! Роскошные, чудные звуки божественной мелодiи раздались въ отдаленномъ углу залы - голосъ соловья!

--Встаньте! - вскрикнулъ король. - Прикажите звонить въ колокола, объявите народу! Выборъ сделанъ и мы не ошибаемся. Король, династiя и народъ спасены! Съ сегодняшняго дня и навсегда почитайте соловья выше всего на свете. Провозгласите всему народу, что всякiй, кто осмелится обидеть или оскорбить соловья, будетъ казненъ. Король сказалъ.

Весь этотъ маленькiй мiрокъ былъ опьяненъ радостью. И дворецъ, и весь городъ освещался всю ночь потешными огнями, народъ танцовалъ и пелъ и пилъ и торжествующiй звонъ колоколовъ ни на минуту не прекращался.

Съ этого дня соловей сделался священною птицей. Пенiе его слушалось въ каждомъ доме, поэты воспевали его, живописцы писали его портреты, его статуи украшали все башни, арки, фонтаны и общественныя зданiя. Его принимали даже въ королевскiй советь и ни одно важное государственное дело не решалось прежде, чемъ мудрецы не докладывали его соловью и не переводили королю и министрамъ, что пропела о немъ птица.

II.

Юный король очень любилъ охотиться. Когда пришло лето, онъ однажды выехалъ съ собаками и ястребами, въ блестящемъ обществе своихъ дворянъ. Мало-по-малу онъ отдалился отъ нихъ, думая, что потомъ легко сойдется съ ними снова; но это была ошибка. Сначала онъ ехалъ весело, полный надеждъ, но подъ конецъ началъ терять мужество. Наступили сумерки и застали его въ далекой и незнакомой местности. Затемъ случилась катастрофа. Въ темноте, онъ въехалъ въ густую чащу деревьевъ, росшихъ по склону крутого, скалистаго обрыва. Когда лошадь и всадникъ достигли подножiя его, то у одной оказалась сломанною шея, у другого нога. Бедный маленькiй король лежалъ и терпелъ нестерпимыя муки и каждый часъ казался ему месяцемъ. Онъ съ жадностью прислушивался, ожидая, что какой-нибудь звукъ принесетъ ему надежду на освобожденiе; но не слышалъ ни голосовъ, ни звука рожка, ни лая собакъ. Наконецъ, надежда покинула его и онъ сказалъ: "Пусть приходить смерть, такъ какъ она должна придти!"

Въ это время среди глубокой, ночной тишины, раздалась чистая, звонкая песнь соловья.

--Спасенъ, - сказалъ король, - спасенъ! Это священная птица и пророчество исполняется. Сами боги спасли меня отъ ложнаго выбора.

не явилась и священная птица все продолжала петь. Онъ уже началъ сомневаться въ верности своего выбора, но старался заглушать эти сомненiя. На заре певецъ смолкъ. Наступило утро, а вместе съ нимъ, - голодъ и жажда; помощи все не было.

Становилось позднее и позднее. Наконецъ, король проклялъ соловья.

Тотчасъ же запелъ дроздъ. Король сказалъ про себя: "Вотъ настоящая птица, я ошибся въ выборе: теперь придетъ помощь".

Но помощь не приходила. Онъ пролежалъ несколько часовъ безъ памяти. Когда онъ пришелъ въ себя, запела коноплянка. Онъ слушалъ ее безучастно. Онъ уже пересталъ верить. "Эти птицы, - сказалъ онъ, - не могутъ мне помочь. Я и домъ мой, и народъ мой погибли". Онъ отвернулся отъ птицы, чтобы умереть, такъ какъ былъ очень слабъ отъ голода и жажды и чувствовалъ, что конецъ его близокъ. Онъ даже желалъ умереть, чтобы избавиться отъ страданiй. Целые, долгiе часы лежалъ онъ такъ, безъ мыслей, безъ чувства, безъ движенiя. Затемъ, сознанiе вернулось къ нему. Занималась заря третьяго утра. Ахъ, какимъ прекраснымъ казался мiръ его усталымъ глазамъ! Вдругъ страшное желанiе жить вспыхнуло въ сердце юноши и глубокая горячая молитва поднялась въ душе его, молитва о томъ, чтобы небо сжалилось надъ нимъ и позволило ему снова увидать свой домъ и своихъ друзей. Въ эту минуту тихiй, слабый, далекiй звукъ донесся до него издали и о, какимъ сладостнымъ показался этотъ звукъ его напряженному слуху!

"Уоу... хи!--уоу... хи!--уоу-хи--уоу-хи!--уоу-хи!

"Эта, о, эта песня сладостнее, въ тысячу разъ сладостнее песни соловья, дрозда, коноплянки, потому что она приносила ужь не надежду на помощь, но уверенность въ ней. Теперь я спасенъ, действительно спасенъ! Певецъ самъ избралъ себя, какъ и предсказывалъ оракулъ. Пророчество сбылось и моя жизнь, мой домъ и мой народъ спасены. Съ этого дня оселъ будетъ священнымъ животнымъ!"

Божественные звуки все приближались и приближались, становились все громче и громче и все восхитительнее казались они слуху умирающаго. Кроткiй, маленькiй осликъ спускался съ горы, пощипывая траву и продолжая мычать, наконецъ, онъ увиделъ мертвую лошадь и раненаго короля, подошелъ къ нимъ и началъ обнюхивать ихъ изъ простого любопытства. Король приласкалъ его и онъ опустился на колени, какъ делалъ это всегда, когда его маленькая хозяйка желала сесть на него. Съ большимъ трудомъ и усилiями мальчикъ взобрался на спину животнаго и держался тамъ съ помощью великодушныхъ ушей. Оселъ, распевая, пошелъ съ этого места и привезъ короля къ хижине маленькой крестьяночки. Она уложила его на свою соломенную постель, напоила козьимъ молокомъ и побежала разсказать великую новость первому, кто попадется ей навстречу.

всехъ статутовъ и указовъ, относившихся къ соловью, и замена ихъ статутами и указами, относившимися къ священному ослу и, наконецъ, четвертымъ - объявленiе, что, когда маленькая крестьяночка выростетъ, онъ женится на ней и сделаетъ ее королевой; и онъ сдержалъ слово.

Такова легенда. Она объясняетъ, почему въ продолженiе многихъ вековъ, первымъ министромъ королевскаго кабинета тамъ всегда былъ оселъ, какъ теперь принято въ большой части кабинетовъ; объясняетъ также, почему въ этомъ маленькомъ королевстве въ продолженiе многихъ вековъ все великiя поэмы, все великiя речи, все великiя книги, все общественныя торжества, все королевскiе эдикты начинались всегда этими трогательными словами: "Уоу... хи!--уоу... хи!--уоу-хи!--уоу-хи--уоу-хи!"

Примечания

[*] - Выпущена изъ "По чужимъ краямъ", потому что достоверность ея казалась сомнительной и не могла быть во-время доказана.М. Твэнъ.